Раскадровка (СИ) - "Ulla Lovisa" - Страница 53

Вчетвером они провели уютный семейный день: Норин и Венди замешивали тесто, чтобы выпечь хлеб, мама в кладовке скрупулезно выбирала, какую банку домашнего джема открыть к столу, папа на заднем дворе жарил мясо. Обед плавно перетек в ужин, вместо чая и сконов с маслом и вареньем на десерт открыли бутылку вина и разрезали торт. Вечером по очереди играли в шахматы, лото и ассоциации, затем подкидывали монетку на то, кто станет мыть посуду. Проиграл папа, и пока он управлялся с тарелками в мыльной воде, Норин уселась рядом с ним прямо на кухонный стол, они разговаривали под мерный перестук вилок и звон бокалов, затем допили оставшееся вино и отправились спать. А наутро Джойс уехала. Ей хотелось побыть одной.

Что-то изменилось. Ей трудно было его выловить, но она ощущала, как это нечто болталось внутри. Всё относительно важное, достигнутое её стараниями или невероятным везением, произошло с Норин, когда первой цифрой в её возрасте была двойка. В двадцать с небольшим — или большим — хвостиком она получила диплом режиссёра, попала в Голливуд, добилась там некоторого признания; она начинала и разрывала отношения, оказывалась втянутой в кратковременные интрижки, вспоминать о которых порой было стыдно, она влюбилась и оказалась растоптана этой любовью, когда ей было двадцать с чем-то. А сегодня ей вдруг стало тридцать, и она понятия не имела, что с этим делать. Её пугала даже не сама смена первой цифры в числе, определяющем её возраст, её пугало нарастание скорости, с которой мчалась жизнь. Вот только что ей было всего двадцать два, как сейчас было Венди, и вот уже тридцать, а завтра, не успеет она оглянуться, будет уже сорок три. Где она окажется в сорок три? Кем — и с кем — будет, будет ли сниматься или останется невостребованной, всё ещё будет считаться актрисой или осмелиться смахнуть пыль с набросков сценария, над которым корпела ещё в университете, попробует превратить эту задумку в фильм, задействовав наконец своё образование, или оно — как и предвещала мать — так и останется неприменимым? Все эти размышления навевали на неё грусть, которую она не хотела показывать окружающим, но и притуплять которую не было желания.

Норин шагала по вокзалу в направлении выхода, раздумывая над тем, зайти в какой-нибудь ресторан на обед или заказать доставку на дом, когда её остановила девочка-подросток и, задыхаясь восторгом, попросила общую фотографию. Она окликнула из очереди в «Бургер Кинг» свою подружку, которая тоже хотела сделать с Джойс снимок, а затем как-то незаметно вокруг них собралась небольшая толпа, протягивающая телефоны и камеры, журналы и блокноты для автографа; кто-то подарил Норин букет нежных маленьких роз, и вот десяток обступивших её людей стали вразнобой вытягивать песню «С днём рожденья, тебя!», а она стояла, потупив взгляд и смущенно улыбалась. Поблагодарив за такое трогательное внимание, она выбралась из сомкнувшегося круга и поторопилась выйти на улицу.

Снаружи оказалось нетипично для сентября душно. Низкое серое небо предвещало близкий дождь, было парко, воздух казался густым и липким. Норин стянула с плеч джинсовую куртку и повязала вокруг бедер, сунула букет в объемную сумку, и, вооружившись зонтом, двинулась в сторону дома. От Виктории до квартирного комплекса у канала Гросвенор было двадцать минут пешком, и ливень дал Норин такую фору времени, с силой обрушившись, только когда она поднялась в квартиру.

Джойс распахнула окна, впуская вкусный влажный воздух, заказала в ближайшем ресторане пасту и в том же спортивном костюме, в котором пришла, улеглась на диване. За окном отгремела гроза и постепенно прояснилось, комната заполнилась отражаемым от стекол дома напротив солнечным светом, телевизор беззвучно показывал аналитическую программу, Норин дочитала книгу, которая долго пылилась на журнальном столике с воткнутой между страниц чайной ложкой вместо закладки. Она провела так несколько часов, наслаждаясь тишиной, одиночеством и откровенной ленью, но когда босиком вышла на залитый дождем балкон и закурила, в дверь позвонили. Наверное, консьерж принес доставленные от кого-то цветы или подарки, решила Норин и не сдвинулась с места, но звонок настойчиво повторился. Она сделала глубокую затяжку, прислушиваясь, и когда в дверь с напором постучались, всё же утопила сигарету в пепельнице, и, оставляя на полу мокрые следы ступней, двинулась в прихожую.

На пороге оказалась Венди. С празднично завитыми волосами, в косухе поверх цветастого платья, в забрызганных светлых кроссовках и с воздушным шаром в руке.

— Ну-у, — протянула она, окидывая оценивающим взглядом сестру, и безрадостно заключила: — Понятно. Собирайся!

— Куда?

— Наружу, в мир людей, алкоголя и позитива.

— Вендс, я не в настроении, — попыталась сопротивляться Норин, но безуспешно — спустя полчаса обернутая в полотенце и с тяжело повисшими на спину мокрыми волосами она сидела на краю кровати и наблюдала за тем, как Венди перебирала её одежду в шкафу.

Незаметно для них обоих они стали по-настоящему близкими. Сестра навещала Норин на съёмках, ездила с ней в отпуск, знала о ней самое сокровенное и взамен делилась своими тайнами. Только ей Норин доверила правду о Хиддлстоне, и Венди всеми силами пыталась отвлечь и развеять старшую сестру. С дня, когда о Томе и Тейлор Свифт впервые написали в СМИ, и всё лето, пока их фотографии возникали отовсюду, Венди, закатывая глаза, фыркала:

— Та — алё?! — кто в это поверит? Бред же.

Норин очень хотела и порой почти разделяла её уверенность, но затем возникало что-то новое: знакомство с родителями, романтическое свидание в Риме, путешествие в Австралию к Тому на съемки, — и она снова ненавидела Тейлор Свифт, её песни, Хиддлстона, свои неоправданные надежды и собственную глупость. В начале сентября, когда со всех обложек затрубили о расставании, Венди победно вскинула руки.

— Видишь? — подмигивала она сестре. — Я же говорила, что долго они не продержатся.

И теперь в день рождения Норин Венди не соглашалась оставлять её одну. Она свалила на расстеленную постель половину содержимого гардероба, расставила на полу обувные коробки и не парно разбросала туфли, расчесала и высушила её волосы, подвела ей губы кроваво-красной помадой и приказала одеться соответственно.

— Соответственно чему? — уточнила Норин, растерянно оглядываясь на устроенный погром.

— Вечеру. Мы отправимся выпить и потанцевать, скажем, в клуб.

Какое-то мгновенье она с сомнением разглядывала воодушевленно улыбающуюся сестру, разрываясь между ленивым желанием обмякнуть в кровати с чашкой горячего чая и песочным печеньем и выстрелившей откуда-то из глубины готовностью похулиганить. В конце концов, ей исполнилось всего тридцать, и что на самом деле трагичного было в этом числе? Норин подцепила из бельевого ящика кремовую шелковую комбинацию, заправила её в высокие потертые джинсы, втиснулась в алые бархатные туфли на невысоком каблуке и отыскала среди тесно повисших на перекладине вешалок черный мужской пиджак с тонкими атласными лацканами; Венди сменила свои забрызганные дождевой грязью кроссовки на лаковые лодочки Норин, над которыми ястребом кружила всё это время. И они отправились на ужин.

Погода снаружи стояла удивительно теплая, в лужах отражалось алое закатное небо, в пробках вечернего часа-пик толкались автомобили. Норин и Венди спустились в метро, заполненное возвращающимися домой офисными работникам, и отправились в Ислингтон — район, который старшая Джойс особенно любила за густоту вкусных ресторанов и уютных пабов. На открытой террасе подвернувшегося им сразу у станции Хайбери заведения греческой кухни они просидели, пока окончательно не стемнело и у Норин не закончились сигареты, затем отправились на поиски табачной лавки, а на тротуаре рядом с ней обнаружили юркого мальчишку-араба, душевно напевающего какую-то грустную мелодию и продающего вручную расписанные шелковые платки. Они купили себе по шарфу и накинули их на шеи, со смехом убежали от увязавшейся за ними компании парней, настаивающих на знакомстве, гуляли мимо закрывающихся магазинов и наполняющихся движением кафе и баров. Постепенно выпитое за ужином вино выветрилось, и Венди, ухватив Норин за руку, потянула её через дорогу к пабу «Голова старой королевы».