Веселые ваши друзья (Очерки) - Сивоконь Сергей Иванович - Страница 9

На первый взгляд в сказке про Феньку рассказчик выглядит злым и даже скуповатым, что совсем не похоже ни на Пантелеева-писателя, ни на Пантелеева-человека. Но при внимательном чтении можно заметить, что рассказчик лишь напускает на себя суровость, а в глубине самых «грозных» его фраз таится добрая, даже ласковая улыбка.

«Вот так девочка, — думаю. — Такая девочка, пожалуй, и тебя самого съест в два счета. Нет, — думаю, — надо гнать ее в шею, обязательно гнать. Куда мне такое страшилище, людоедку такую!!»

Ни грозный тон, ни два восклицательных знака в конце этого «решительного» монолога не в силах скрыть доброй улыбки рассказчика, светящейся в глубин его фраз. И мы уверены: нет, не прогонит этот человек свою маленькую гостью, каким бы «страшилищем» она ни оказалась…

Годом раньше «Феньки» появилась книга Пантелеева «Наша Маша» — родительский дневник. Для нас эта книга замечательна тем, что позволяет уже не косвенно — через повествователя, а непосредственно судить и об истинном отношении писателя к людям, и о свойственном ему юморе.

Мы видим, что не только как писатель, но и как человек Пантелеев не выносит сентиментальности: «Терпеть не могу эти сладенькие уменьшительные и ласкательные, которыми так неуместно пользуются у нас в разговорной речи». Однако за этой «педагогической» строгостью неизменно таятся подлинное уважение, любовь и нежность к ребенку. И если Маша делает что-то очень хорошее, отец ничуть не стыдится прямо выразить ей свои самые нежные чувства.

Девочке четыре с половиной года. После ужина они с папой рассматривают картинки. «Попалась ей на глаза „Казнь императора Максимилиана“. Спросила: что это? Сказал, что этих людей — убивают.

— Это что — по-настоящему?

— Да.

— Почему людей убивают — не понимаю! Они же не кусачие!

Подбежала к письменному столу, где в груде писем нашла запомнившийся ей конверт с изображением охотника, стреляющего в летящих птиц.

Почти с гневом:

— А это что? Почему он птиц убивает?! Почему охотники птиц убивают?

И так она была хороша в этом гневе, так вся кипела и пылала, что не выдержал, обнял и расцеловал ее».

Наиболее личностная из книг Пантелеева, «Наша Маша» далеко не всегда дает ему возможность укрыть свою нежность и любовь под маской юмора, как удавалось ему прежде. И потому здесь особенно отчетливо видно, что таится за его смехом, который теперь уже вполне уверенно мы можем назвать юмором скрытой любви.

Л. Пантелеев пишет много — печатает очень мало. Это не удивительно при его фантастически упорной работе над словом. Семьдесят один раз переделывал он первую фразу «Часов», пока добился нужного ему звучания! Может, и есть в литературной истории более выразительные примеры писательской взыскательности и трудолюбия, лично мне таковые не известны…

«Я нестерпимо завидую тому, что Алексей Иванович приучил себя ежедневно, если не ежечасно, много и упорно работать», — пишет о нем его друг и коллега Леонид Рахманов.

Война, перенесенная ленинградская блокада резко изменили творческую манеру Л. Пантелеева. Слог его стал строже, эмоции приглушенней, юмор словно затаился. И только дети, как мы видели в «Феньке» и «Нашей Маше», только дети помогают ему теперь создать что-то веселое, даже смешное.

К детям этот человек всегда повернут светлой, доброй, солнечной стороной.

— Ты его не бойся, не стесняйся, — рекомендовал Алексея Ивановича своей двоюродной сестренке семилетний Алеха Жданов. — Это же самый смешной человек на свете.

Он хотел сказать — самый веселый…

Печатной автобиографии у Л. Пантелеева пока нет, хотя множество автобиографических сведений содержится в его статьях и книгах. Часть статей, связанных с жизнью и литературной работой писателя, в том числе очерк «Как я работаю», вы найдете в большом однотомнике Л. Пантелеева «Избранное» (Л., «Детская литература», 1978). В этой же книге, а также в 3-м и 4-м томах четырехтомного собрания сочинений писателя, выходившего в издательстве «Детская литература» в 1970–1972 годах, опубликованы воспоминания писателя и его блокадные дневники.

Есть две книги о жизни и творчестве писателя:

Б. Сарнов. Л. Пантелеев. Критико-биографический очерк. М., Детгиз, 1959.

Е. Путилова. Л. Пантелеев. Очерк творчества. Л., «Советский писатель», 1969.

А вот несколько статей о творчестве Пантелеева:

A. Ивич. Л. Пантелеев. (В его кн.: «Воспитание поколений». М., «Детская литература», 1969).

Б. Максимов. Правда слова. «Семья и школа», 1978, № 8.

Л. Рахманов. Л. Пантелеев и Алексей Иванович. «Костер», 1968, № 8.

С. Сивоконь. Честное слово. «Семья и школа», 1968, № 8.

С. Сивоконь. Полнокровность таланта. «Детская литература», 1978, № 8.

B. Смирнова. О детях и для детей. (В ее кн.: «О детях и для детей». М., «Детская литература», 1967).

Л. Успенский. Необщее выраженье… «Нева», 1968, № 8.

К. Чуковский. Пантелеев. (В кн.: Л. Пантелеев. Избранное. Л., «Детская литература», 1978.).

НЕ ЗАБЫВШИЙ ДЕТСТВА

Лев Абрамович Кассиль (1905–1970)

Можно утверждать с абсолютной серьезностью: вся жизнь Льва Кассиля прошла под знаком Игры.

Его первые книги «Кондуит» и «Швамбрания» (позднее слитые им в одну) почти целиком построены на детской игре.

Повести «Вратарь Республики» и «Ход Белой Королевы», роман «Чаша гладиатора» — из жизни спортсменов.

Генка Черемыш играет в русский хоккей и в «знаменитого брата»; в «Дорогих моих мальчишках» ребята играют в «Страну Синегорию»; в «Великом противостоянии» Сима Крупицына поначалу играет в «знаменитых девушек», бережно храня газетно-журнальные вырезки с их фотографиями, а позднее, уже вместе с подшефными пионерами, — в «гороскопы».

Даже в совершенно далекой, казалось бы, от спорта повести «Ранний восход» главный герой — талантливый юный художник Коля Дмитриев — играет в футбол у себя во дворе. Играет с таким увлечением, что даже не реагирует поначалу на страшное слово «война».

А встречи со знаменитыми спортсменами? А поездки на летние и зимние Олимпиады? А очерки, статьи, а рассказы о спорте?..

Да ведь и смерть, говорят, его настигла в момент, когда он сел в кресло перед телевизором, надеясь посмотреть очередную игру — финальный матч мексиканского чемпионата мира по футболу…

«Есть справедливое утверждение, — говорит, вспоминая о Кассиле, его друг и коллега по детской и спортивной литературе И. А. Рахтанов, — что человек на протяжении жизни не меняется или меняется незначительно, в мелочах, главные же его свойства даны или, как теперь говорят, запрограммированы на все время существования. Свойства эти у Кассиля были милыми, мальчишескими, по слову одного из его издателей, „золотыми“».

Дыхание Игры ощущаешь и в кассилевском юморе, который чаще всего рождается или в игре со словом, или в игре с читателем, или в процессе детской игры. Это если говорить о какой-то преобладающей «смехотворческой» черте. Но хотя смех Кассиля в разных его книгах резко различен и по направленности, и по силе, и по окраске, у ценителей таланта этого писателя двух мнений обычно не бывает: типично кассилевский смех, конечно же, в «Кондуите и Швамбрании».