Ныряльщик за жемчугом (СИ) - Фомина Фанни - Страница 2

— Ещё минуту посидите, потом перекусите кого захотите, — бескомпромиссно заявила девушка, — и лицо сделайте спокойным.

С тем чтобы успокоить лицо у натурщика возникли ощутимые проблемы. Он мгновенно стёр улыбку, но уголки губ непроизвольно подрагивали, а глаза загорелись такой весёлой искоркой, словно он затевал какую-то безобидную каверзу.

— Всё, лучше не будет, — объявила Ясмин, прихлопнув по свободному краю стола папкой.

Адам потянулся, нечаянно задев её кисть своей, вытащил лист, и принялся пристально рассматривать. Ясмин невольно потёрла пальцы, избавляясь от чужого прикосновения — рука Адама мазнула по ним сухим и прохладным, словно ветер с ненастного моря.

— Прекрасный портрет, — спустя минуту, доложил он. Казалось, даже голос чуть изменился — стал ниже, вобрав в себя удивлённую нотку.

Джерфид заглянул ему через плечо. Сходство было явно с поправкой на стиль — быстрый рисунок простым карандашом, плосковатый, с резкими тенями. Однако выражение лица… непроизвольно вздёрнутый подбородок, слегка подрагивающие в усмешке губы и удивительно живые, очень ироничные глаза в точности отражали Адама, каким он был всего несколько минут назад.

— Класс! — одобрил старший брат.

— Спасибо, — польщено отозвалась Ясмин. — А тебе твой нужен? Или я возьму на память?

— Да бери, жалко мне что ли, — отмахнулся братец.

— Сколько я вам должен за работу? — пристально глядя на художницу, спросил Адам.

— Вон он заплатит, — девушка невежливо ткнула пальцем в брата. Устремила на него суровый взгляд исподлобья, и добавила, — за всё.

Они посидели ещё минут пятнадцать, поддерживая вежливый и достаточно бессодержательный разговор, и уплетая поджаренные бутерброды, после чего господин Фирсен поднялся, учтиво поблагодарил за портрет, и откланялся.

— Ну и тип, — негромко, чуть подавшись вперёд, поделился своими ощущениями Джер. — Просто ходячий источник феромонов!

— Не завидуй, — чуть помолчав, отозвалась Ясмин. Из-под полуприкрытых век она внимательно смотрела уходящему вслед. Походка у него была уверенная, быстрая, но без торопливости. Действительно, странный тип. Как будто окруженный аурой власти — эдакий добродушный монарх, вышедший в простецком одеянии в народ; великодушный и щедрый. Но не стоит забывать, что в один миг нынешний собеседник может превратиться во всевластного тирана. — Всё равно так не научишься.

— Ага, и тебя проняло! — взялся ехидствовать Джер.

Ясмин молча показала ему взглядом на столешницу. На том месте, где сидел их случайный собеседник, из-под чистой салфетки выглядывала купюра: Адам заплатил за их завтрак.

Возвращаясь домой, Ясмин отчего-то впала в странную тоску. Задумчивость и обилие впечатлений постепенно переплавились в лёгкую, чуть сладковатую грусть сожалений о несбыточном. Странный день… как будто утёк сквозь пальцы, оставив ощущение заманчивого ветерка, вот был — и нет его.

Студенческое общежитие никогда не могло порадовать чопорной тишиной, но на сей раз на этаже обнаружился настоящий шабаш, очагом которого — увы — стала именно та комната, где жили они с соседкой. Очевидно справлялся чей-то День Рождения. Девушка только открыла рот, чтобы громко возмутиться (главное — начать, а по-настоящему разозлиться можно и потом, в процессе), но передумала. Изредка отвечая на приветствия и отказываясь от приглашений выпить, оставила папку с рисунками прямо на кровати, взяла блокнот поменьше, и отправилась искать местечко, где можно было бы отдохнуть в тишине. Площадка у подножья пожарной лестницы, ведущей на крышу, навсегда пропахла остывшим дымом курева. Зато сквозь металлический люк, плотно запертый во избежание попадания студентов на крышу, то и дело доносился необычный шум — когда снаружи по нему прохаживались облюбовавшие крышу птицы. Излюбленное убежище отпетых прогульщиков и влюблённых парочек, «свято место» было занято.

«И тут не повезло» — успела подосадовать девушка, как сидевший на одной из ступенек парень встрепенулся, заметив движение, вытащил из ушей гвоздики наушников, и чуть осовело покрутив головой, спросил:

— О! А ты чего здесь?

Ясмин расплылась в улыбке. Пожалуй, так даже лучше, не придётся маяться в одиночестве.

— Привет, Кот.

Среди студентов только ленивый не придумывал сокурсникам и соратникам клички. Иногда смешные, зачастую обидные, они сменяли друг друга сообразно событиям, ляпсусам и неувязкам, их породившим, а потом столь же успешно забывались, но в данном случае прозвище приклеилось намертво.

Ясмин присела на ступеньку рядом с приятелем, но не вплотную, сохраняя дистанцию. Помолчали.

— Ждёшь кого-нибудь? — спросила девушка, дабы уточнить, не срывает ли она товарищу свидание.

— Тебя, — Кот панибратски обнял её за плечи, одновременно поднося к её уху наушник, — кстати, послушай.

В сознание хлынул густой поток синтезаторной брани, местами прорезанный тонкими росчерками электрогитары, иногда переходящими в протяжное соло.

— Хороша? — с гордостью спросил Кот.

— Несказанно, — Ясмин не дала себе труда приглушить откровенную иронию в голосе.

— Послезавтра голос в студии наложим, если ребята текст одобрят.

— А, так там ещё и текст, — протянула она скептически, с трудом представляя, как под эту какофонию в принципе можно петь.

Кот выдержал паузу, непонятно зачем постукивая ногой по ступеньке, и вдруг стал читать:

— Демоны, что рвут меня на части

В твоей силе,

В твоей власти.

И мне судьба гореть в аду, доколе

Твоим словом,

Твоей волей,

На тлеющие угли брошен снова.

И плавится душа —

Так хороша,

Так хороша!

Так хороши оковы!

Он говорил негромко, сначала чуть невпопад, затем поймал ритм и закивал в такт.

Ясмин помимо воли отмечала, как красиво очерченные губы одно за другим произносят ловко переплетённые слова, странные, но завораживающие. И в какой-то момент поняла, что в уголках глаз пощипывают слёзы. С усилием сжала веки, смаргивая…

— Про «хороши оковы» — сильно, — тихо сказала она.

Кот молчал, глядя пристально и испытующе. В полумраке девушка казалась намного старше. И очень печальной. Он собрался было что-то сказать, и передумал.

«Что-то не то, — пронеслось у Ясмин в голове, — молчание как-то затянулось. И Кот так близко: слышно даже запах кожи и, кажется, шампуня. И сумасшедший, дикий ритм мелодии отдаётся в ушах…»

Она рефлекторно сделала прерывистый вдох, и наваждение пропало. Собеседник покачал головой в ответ каким-то своим мыслям, ещё пару секунд помедлил, и всё-таки сказал:

— Ясмин, ты… не влюбилась случайно?

— В тебя-то? — не задумываясь фыркнула девушка. Такие резкие ответы давно вошли у неё в привычку, задолбленные до автоматизма, как таблица умножения.

Кот не обиделся. И взгляда не отвёл.

— Тебе виднее.

Джерфид опаздывал. Ясмин, не удивлённая и не раздраженная, давно привыкшая к выходкам старшего братца, допивала кофе, наслаждалась редкой возможностью поскучать: учебники и конспекты она оставила дома, а неизменную папку с рисунками забыла, положив вместе с книжками в общую стопку. В такие моменты ей удавалось поймать совершенно неописуемое состояние полудрёмы наяву, когда глаза открыты, руки сами собой подносят к губам чашку, пальцы задумчиво пробегают по гладким фаянсовым изгибам, а мысли витают где-то далеко-далеко, принося зачастую совершенно фантастические, бесценные образы, почти видения. Ветерок холодил открытые участки кожи колючей мятой, ненавязчиво напоминая о начале осени. По крыше с шелестом соскользнул жёлтый лист. Ясмин казалось, что он летит медленно-медленно, словно пушинка, не желающая опускаться на грязный пол. Интересно, что чувствует увядший лист, отрываясь от вскормившей его ветви, прежде чем упасть в пыль или слякоть и быть растоптанным равнодушными человеческими ногами? Она скорее почувствовала, чем услышала — словно в зыбкой пелене полузабытья за опускающимся листом наблюдает кто-то ещё, стоит за правым плечом, как ангел, оберегая, согревая, давая надежду. Стоило сморгнуть, и наваждение сгинуло, оставив лишь ощущение тёплого присутствия за спиной.