Этот дурак (СИ) - Мелевич Яна - Страница 5

— Слезай!! — заорал, заставляя всех зевак мигом попрятаться, кто куда. Спрыгнула с видом, будто меня вовсе не волнует крик бешенный, отряхиваюсь. У самой ногти не гнутся от ужаса, до кончиков ногтей пробрало.

— И нечего так орать, — заявляю, вздергивая подбородок. Не страшно, не-а, ни капельки. Ручки чуть-чуть трясутся, так это перенапряжение.

— Ты просто… — шипит точно змея, склоняясь надо мной. Схватила сумку с грязного пола. Выставляя перед собой точно щит.

— Яша, что тут за шум?

Не могу сказать, чьи глаза по размерам могли бы переплюнуть. Поскольку от вкрадчивого тона нашего ректора, стоило ему произнести свои слова, как-то оба разом просели на месте. Медленно, точно заведенные поворачиваем головы, уставившись на высокого седовласого мужчину в сером костюме, смотрящего на нас с живейшим интересом.

Как он сказал? Яша?

— Здрасте, Иван Федорович, — выдыхаю на автомате, на всякий случай, отодвигаясь осторожно от Кришевского. Еще не хватало с отцом связываться его. Сходу не поверить, что этот добродушный мужчина, шутящий с нами на посвящении, такое чудовище вырастил. Видимо сам Сатана дитя свое подкинул в люльку или в роддоме подменил, пока все спали. Не иначе.

— Мы это… — начинаем синхронно, как губы мужчины растягиваются в улыбке и он, смотря на меня с какой-то отдаленной надеждой, произносит:

— О, так это и есть твоя девушка? А я думаю, кому ты позавчера полночи послание любовное писал!

Резко оборачиваюсь, чувствуя на себе пристальный взгляд. Иванцова стоит чуть поодаль в компании других любопытных студентов, уже не таких пугливых. Ее выражение лица меняется с ошарашенного на печальное. Вот и какого черта? И почему Глеб пытается увести отсюда, дергая за руку?

Понять не успеваю, меня дергают к себе, обхватывая своей конечностью, зажимая шею так. Чтобы точно сбежать не смогла, рыча в самое ухо:

— Дернешься, точно прибью, — и громко на весь коридор произносит, почему-то все же пытаясь повернуть голову назад. — Да пап, она, коалочка моя метр в прыжке от плинтусов, — по щеке меня похлопывает, к себе поворачивая. Вот прямо перед половиной универа, за щечки, словно дитя тиская, пока в ступоре перевариваю информацию с заядлым запозданием.

Чего-о-о?!

Похлопал по щекам, сдавливая так, что губы в трубочку собрались, улыбаясь зловеще и прямо глядя на меня. По макушке похлопал, разворачивая мое безвольное тело лицом к родителю, снова придушив в объятиях. Клянусь, у меня язык отнялся, ни слова против сказать не могу. Воздух в легкие не поступает.

— Отлично! Тогда пойдемте в мой кабинет, — обрадовался Иван Федорович, собственноручно подписывая мне путевку в Ад. — Расходимся ребят, — махает руками, разгоняя толпу. Успеваю бросить молящий взор назад, ища взглядом парочку рыжих, что с открытым ртом колону подпирают, прежде, чем меня на закланье уводят.

Наверное, в прошлой жизни я переехала тысячу-другую монашек. Причем два раза.

Кабинет ректора за закрытыми дверьми представлял собой приемную, с компьютерным столом, на котором стоял монитор, кактус и несколько папок. Большой раскидистый цветок неизвестного названия, удобный диванчик для гостей кресла и секретарши Вареньки. Молодой, утонченной девы с томиком «Твой кошмар из библиотеки» от Кирилла Ливанского. По яркой обложке узнала, потому что это новинка, которую едва успела ухватить на сайте под заказ. Хлопая большими голубыми глазами, Тургеневский прообраз улыбнулась нам, пряча книжку под стол, чуть откатываясь к тумбочке рядом.

— Иван Федорович, кофе? — стрельнула глазками в сторону начальника, затем Яна, заставив меня глаза закатить. С виду — мышь мышью. Юбка по колено, кофточка на все пуговицы, пучок аккуратный, только что взгляд романтичный, да макияж из серии «я сегодня натурэль» профессионально намазан. Ох уж мне эти хорошие девочки, мечтающие о большой и чистой.

— Да, Варенька. Будьте добры. И конфетки, — кивнул улыбчивый ректор, оглядываясь на нашу резко помрачневшую пару. — Златочка, тебе может чаю?

— Кофе со сливками, — бурчу, чувствуя, как хватка на запястье усиливается, а Кришевский зыркает в сторону Вари. Бедняжка чуть пакетик кофе не уронила, чего ж так пугать. Похоже, наш местный демон не любит повышенного к себе внимания со стороны дам. Ишь какой, привереда.

— Отлично, — кивает Иван Федорович, пришла в свой просторный кабинет. А там и шкаф, и санузел отдельно, и длинный прямоугольный стол для совещаний. Даже портрет президента на стене с флажком рядом с грамотами. Окна пластиковые скрыты за занавесками, чуть шевелящимися от порывов ветра сквозь приоткрытое пространство. Переглянулись, замечаю, как немного побледнел Кришевский. Резко похорошело — ни мне одной тут паршивенько.

— Присаживайтесь, в ногах правды нет, — усмехается мужчина, заметив нашу заминку, сам падая в большое директорское кресло, утопая в нем. И только сейчас замечаю, сколь сильно сын не похож на отца. В отличие от Яна глаза у него обычные карие, разве что темные волосы серебрятся, кое-где проскальзывая прядями родного каштанового оттенка. Может челюсть эта, да скулы похожи. Но в целом — ничего общего. У нашего ректора черты лица грубее в разы, видимо Яша в мамку.

Вспомнила, как сына назвал, невольно давя смешок.

— Не понимаю, нафига сюда притащились, у нас занятия вообще-то, — недовольно нарушил тишину Ян, падая на стул рядом со мной. — Впереди химия, а эта и без того бестолочь, — небрежно в мою сторону рукой машет. От возмущения подпрыгиваю на месте, забыв о страхах. Это кто тут бестолочь, вообще? Да я ЕГЭ по химии на 88 баллов сдала без шпор! Да, не блещу знаниями в ней, но базу прекрасно знала!

«И также прекрасно забыла напрочь», — ехидно вторит мне мозг. Умолкни Серенький, тебя никто не спрашивал.

— Чего бестолочь-то, сам там не появляешься, не знаешь даже, — огрызаюсь невольно, проседая на месте. Голову повернул, зыркая глазищами своими желтыми.

— Мне и знать не нужно. В отличие от тебя всю сессию экстерном сдал, — ехидно бросил, но вот лапу свою с моего запястья не убрал. Сжал покрепче, словно намекая: дернешься — убью.

— Мне нравится, — разулыбался Иван Федорович, заставляя меня засомневаться в его адекватности. Даже в ладоши хлопнул. — Вы такая милая пара, Яша.

Наверное, на наших лицах одновременно отразилось такое недоумение, смешанное с отвращением, что ректор притих. Осторожно постучалась Варенька, заглядывая в кабинет. Дождавшись кивка, внесла поднос с тремя чашками. Поставила на стол, не переминув пододвинуть вазочку с конфетками к Кришевскому-младшему, проворковав:

— Вот, Ян, твои любимые с печеньем и орехами.

Очередной взгляд наивной дурочки Наташи Ростовой, затем улыбка ректору и походкой от бедра из кабинета под мой ошарашенный взор.

— Чеее? — выдыхаю, поворачиваясь, а этот господин рогатый уже вторую конфету разворачивает, заставляя челюсть упасть на пол.

— Яшка у меня сладкоежка, — хмыкает Иван Федорович на мое недоумение. — Не знала?

— Да я вообще много чего не знала. На первых порах оно вообще незаметно, — шиплю, пытаясь дотянуться до злосчастной вазочки. Ага, как же. Демонище рогатое на край отодвинул, фыркая:

— Ты и так толстая, тебе нельзя.

Это ты кого жирухой назвал, Яша Люциферович?

— Сын, — строгий взор из-под бровей, правда все портит улыбка. — Что за манеры. Весь в мать, — вздыхает тяжело, потирая висок, и на меня с извинением смотрит. — Представляешь как с ними двумя тяжело? Гости — плохо, праздники — это гости, а гости это плохо. Всем недовольны, даже солнышком на небе.

— Вот в кого такой арбуз кислющий сорта Яшка, — хмыкаю, слыша рядом рычание. Помирать, так с музыкой. Тем более ничего он мне в кабинете отца не сделает, да и вне тоже.

Иван Федорович запрокидывает голову, расхохотавшись громко. Где-то за стенкой прекратила шуршать Варенька, по скрипу половиц слышно, как подкралась к двери. Эх, по носу бы ей сейчас.