Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ) - Бересклет (Клименкова) Антонина - Страница 30

— Неужели князь не знал, как обращаться в постели с юношами? — догадался Яр.

— У него не было до меня парней, — подтвердил сын. — И он брезговал лишний раз прикасаться ко мне, ну, там. Он… заботился только о своем удовольствии.

— Что именно он с тобой делал? — жестко приказал говорить отец.

И захмелевший от влитой энергии Мир медленно заговорил, болезненно зажмурив глаза:

— Ему нравился мой рот… Но он не целовал меня в губы. И не позволял целовать себя в лицо. Зато обожал, когда я ласкал его детородный орган, ртом или руками. Сам он такого со мной никогда не делал, ни разу.

— Мразь, четвертую, — вырвалось шипение у Яра.

— Он быстро заканчивал, я не успевал устать, — хмыкнул Мир, обвил отца руками за пояс, прижался мокрой щекой к животу. — Он был жадный… требовательный… грубый… Зато быстрый, ха… Он кидал меня на постель и наваливался сверху, требовал стиснуть его стручок ногами, и терся об меня… Мне было противно, но я пытался понять — неужели это и значит быть человеком, мужчиной?

— Он хоть раз доставил тебе удовольствие? — со смертельной усталостью спросил Яр.

— Угу, иначе я бы не бросился за ним в мир людей. Два раза я увидел звезды!.. Но не думаю, что Рогволод специально старался, скорей всего, у него получилось случайно. — Драгомир рассмеялся навзрыд. — Пап, это так странно! Я надеялся в его объятиях забыть о тебе, но вместо этого понял, что любовь может быть куда слаще, чем я себе представлял! Отец, прости меня!

Он зарыдал беззвучно. Яр, продолжая гладить его по растрепанным волосам, улыбнулся с невыразимым облегчением:

— О, боже! Какое счастье!

— Счастье? — сын отозвался судорожным вздохом, который должен был означать саркастический смех.

— Я не знаю, чего мне хочется больше — четвертовать твоего насильника или расцеловать за его глупость! — признался Яр. — Пожалуй, сперва можно сделать первое, потом второе. Он оказался настолько невежественен и слеп? Он не разобрал, какое сокровище выкрал из моего дворца! «Брезговал!» Ну надо же! Тобой?!

Лесной царь стиснул сына в порывистых объятиях, тот охнул от неожиданности — и был немедленно выпущен и ощупан на предмет целостности ребер. От щекотных легких прикосновений Мир неловко отбился, но тут же вновь попал в кольцо нежных рук и был поцелован в макушку.

— Он идиот. Слава всем богам! Какой же он идиот! — возвестил Яр, зарывшись носом в легкие пушистые локоны. — Малыш, он соблазнил тебя и при этом умудрился оставить невинным! Ты чист! Боже, какое счастье! Как я рад! Это значит, что тот, кого ты полюбишь по-настоящему, легко заставит тебя забыть об этом кошмаре. Ты не станешь шарахаться от ласки, ты сможешь открыться для страсти. А я уж позабочусь, чтобы твой следующий избранник был достоин твоей невинности, уж будь в том уверен, проходимцу я тебя больше не отдам.

— Пап, но ведь…

— Никаких «но»! — отрезал Яр, наконец-то вздохнувший с несказанным облегчением. — В следующий раз ты будешь разборчивее в любовниках.

— Это да, но… Ты так уверен, что у меня снова будет мужчина. Не женщина, — тихо заметил сын.

— Прости, малыш, но мне трудно представить тебя с женщиной, — фыркнул Яр. — Впрочем, на всё воля провидения, я ведь для себя нашел твою маму.

— Ты всегда знал меня лучше, чем я сам.

— Подозревал кое в чём, — поправил отец. — Но я с радостью приму в семью любое существо, человека, нелюдя или чудище, если он или она сделают тебя счастливым.

— Пап, а у тебя были мужчины? — мучительно покраснев, Мир в своем смущенном любопытстве забыл на время о слезах и горестях. — Сильван?

— Нет же. Силь до Милки был безумно влюблен в своего дракона и больше ни о ком другом слышать не желал, — отмахнулся Яр. — Он мой друг, пусть мы с ним и целовались, бывало. Даже Милка недавно чуть меня не прибила из ревности, пару раз застигнув в неподходящий момент. У меня были, скажем так, кавалеры на одну ночь. Исключительно из любопытства. Знаешь, это было больше неловко, чем приятно. Всё-таки с незнакомцами в постель лучше не ложиться, с ними попросту невозможно получить такую же радость, как с любимым существом. Настоящая пара будет чувствовать тебя до кончиков пальцев. И да, я тоже умею ублажить руками, губами и иначе, не думай, что ты один у нас в семье такой теперь «просвещенный». Да и Силь, подозреваю, что только со своим драконом ни вытворял, раз надолго потерял от него разум.

— И как оно? Ну, это «иначе»? Как это возможно, отдаваться возлюбленному не будучи женщиной? — чуть слышно поинтересовался Мир.

— А вот этого я тебе не расскажу! — усмехнулся отец. — Ишь, захотел! Пусть тебя твой будущий возлюбленный и просвещает. Объясню на словах, а ты вообразишь мерзость, от которой тебя стошнит, как уже было с Тишкой. Нет уж! Я не хочу, чтобы ты навсегда остался монахом. Если твой избранник окажется таким же несведущим невинным агнцем, как ты, то так и быть, объясню ему. Но не тебе! А он покажет тебе на деле. Тогда сам поймешь, как слова сильно отличаются от действий. И поблагодаришь еще папку за предусмотрительность!

— Хорошо, можешь не говорить. Я у Сильвана спрошу, — заявил сын, обидевшись. — Он же пообещал, что станет моим учителем, обязан будет ответить на все вопросы. Тем более как второй батя…

— Запрещаю! — шикнул Яр. — Сильван от Милкиных запросов в лес волком смотрит, а от такого ученичка точно сбежит. А станешь перечить — посажу в высокую башню и приставлю дракона, чтобы следил и никого к тебе не подпускал!

Он вновь шутливо накинулся на сына, повалил на постель, затискал его, защекотал, однако не забывая, разумеется, о помятых ребрах и повязках. Мир заливисто рассмеялся, как легко не смеялся уже давно. Очень давно.

— Папка, не вздумай даже! Я тебе принцесса, что ли?!

— При чем тут принцессы? — отговорился отец. — В зловещих башнях живут все темные маги, тебе любой некромант подтвердит! Спроси у Сильвана! Так что и тебе положено теперь. Вот разберемся с Городом, и к осени обустрою тебе любую башню дворца. Тебе какую — южную, восточную? Или лучше новую выращу, еще выше старых! Будешь из одного окна любоваться рассветами, а из другого — закатами. Ну и лесные пожары заодно выглядывать при случае. А что? Силь пообещал выучить тебя чернокнижию, а мертвечина не розами пахнет, как раз отдельное здание пригодится. Будешь экспериментировать. А что не поднимешь — отправишь дриадам на удобрение, тоже польза.

Драгомир опомнился, только когда оказался сидящим верхом на отце. Беззаботная улыбка медленно сползла с разрумянившегося лица, глаза заблестели — он понял, как ловко Яр воспользовался моментом и для чего на самом деле они катались по кровати, в обнимку, хохоча.

— Пап, не надо… — пробормотал Мир, не зная, куда деть глаза от нахлынувшего удушающего смущения.

Он рыпнулся было слезть, сидеть на бедрах лишь кажущегося легкомысленным папаши было и жестковато, и неловко, и… Сердце колотилось, закладывая уши. Но Яр не пустил, мягко удержал за талию, непонятно когда успел забраться теплыми ладонями под задравшуюся рубашку, теперь поглаживал бока, ребра.

— Какой же ты тощий у меня, — улыбнулся Яр.

— Пап, я… не могу, — проглотив жгучий комок в горле, шепотом признался Драгомир. Он понимал, что бессмысленно отворачиваться и смотреть в темный угол, отец видит его пылающее лицо отчетливо, полумрак не помеха.

— Мир? Мирош, — зашептал Яр. — Сейчас. Прошу тебя! Разорви все твои путы в один день. Пожалуйста, послушай меня наконец! Иначе всю жизнь себе искалечишь. Сокровище мое, умоляю!..

Драгомир сглотнул слезы, перед глазами всё мерцало, расплываясь.

— Папка, нельзя же, — выдохнул он навзрыд.

— Можно! Малыш, можно! И нужно.

— Я же этими самыми губами…

— Я ведь сказал, мои губы тоже многое попробовали в жизни. Не воображай, будто ты способен меня осквернить, мал еще.

Яр держал его за талию, чтобы не вздумал сбежать. И пусть он казался расслабленным, лежа на скомканной постели, невозможно прекрасным, обманчиво юным, однако Драгомир сквозь пелену слез видел, каким напряжением горят его глаза.