Вопреки женской логике (СИ) - Мелевич Яна - Страница 27

— Боже, ты еще и ботанишь, — проворчала, снова делая шаг вперед.

— И почему меня все упорно ботаном зовут? — буркнул, ойкнув Гордей, когда она хлопнула его по плечу, хитрым лисьим взглядом оглядывая.

— Ой, Лавров, судьба твоя такая. Чего ж не сказал, что умный? Я бы тебя мои работы контрольные делать по вышке припахала, — расхохоталась, хитрым лисьим взглядом на него покосившись. — Давай я тебе платить буду, ты мне работы практические делать. Интеллект надо тренировать, а Наташенька учиться, не любит, — фыркнула она, выпятив нижнюю губу и состроив рожицу.

Отшутиться бы, но возьми да ляпни, не думая в ответ:

— Тебе бесплатно делать буду.

Прежде чем осознал, что сказал, поздно было. Наталья удивленно моргнула, после же рассмеялась, хватая его за ворот пуховика, совершенно неожиданно. И притянув ближе к себе, коснулась щеки, обжигая дыханием кожу, оставив горящую метку и чуть проведя губами по легкой щетине. Сам не понял, как повернул голову, сталкиваясь с ней, едва сумев поймать исчезающий поцелуй в полете. Зато когда молнией прошибло от всего-то едва ощутимого прикосновения. Понял, в чем магия притяжения Наташки Таракановой. Один раз увидев, ее нельзя забыть. Как и удержаться подальше, пытаясь строить баррикады из собственных предубеждений да принципов. Вышибала начисто, будто водный поток неконтролируемой силы. Особенно, стоило ей тихо шепнуть:

— Ты вроде торопился.

— Торопился, — только смог выдавить, опуская взгляд ниже. Женские пальцы сжались на ткани куртки, притягивая к себе сильнее. Весь мир пропал, сузившись до одной единственной девушки, вокруг которой в последнее время вертелась вся жизнь Лаврова. Видимо, действительно сосулькой сильно приложило по голове бедовой. Потому что никакой голос разума, орущий что-то там про невесту, больше эффекта не имел рядом с этой чокнутой блондинкой.

— Тараканова?

— А?

— Останови меня, — сказал прежде, чем поддаться искушению. Едва успел, более не сопротивляясь своим желаниям. Руки обхватили талию, а поцелуй на морозе вышел невероятно сладким. Не страстный, не сумасшедший, просто нечто мягкое, нежное, согревающее в самые жестокие холода во время зимы. Мягкий мех девичьих варежек на щеках и даже стихия прекратила буйствовать на время, окружая пару завесой падающего с неба снега. Они знакомы всего несколько дней, но, кажется словно вечно. И сам себе Гордей не мог объяснить, в чем же заключалась магия.

— Дин-дооооон! Сладкая парочка! — заорал Демьян, топнув ногой, глаза закатывая. От зрелища в метре становилось тошно, прямо сахар в крови повышался. Разлучить их нельзя, испортить Гордея тоже, прямо не пара, а привязанные друг к другу попугаи-неразлучники. У Харькова от них едва зефирная кома не случилась.

— Смирись уже. Твои попытки сделать из Гордея козла отпущения страдающего от собственных сомнений — проваливается, — фыркнул рядом Голод, жующий третий гамбургер. Недовольно посмотрев на раскормившегося всадника Апокалипсиса, затянутого в лыжный костюм, сын Люцифера только шикнул, ногой притопывая.

— Ничего его не берет! Дура эта его, невестушка, настолько мерзкая, что гореть ей в Аду в папкином котловане за грехи по молодости тысячу лет. Я-то надеялся на чувство вины давить. С одной крутит, другой мозги пудрит. Но этот честный лопух все ведь расскажет, — вздохнул, носком ботинка снег, сгребая в кучу. — Некоторые пары созданы на небесах.

— Технифчески, я вам гважу, голлега, что… апхи-и-и, так оно и гесть, — прогнусавила Чума, шумно высмаркиваясь в платочек. — Госпоги, гэтот гвипп меня гастал.

— А нечего по поликлиникам шляться, опять всю гадость тифозную собрала, алоэ ты комнатное! — рявкнул Война, на всякий случай, отодвинувшись подальше от чихающей дамочки, кутающейся в пуховик, дрожа точно осиновый листик.

— Гак! Я гилавек изгученный нагзаном, — возмутилась болезная, бросая пылающий взор на мирно жующий голод, — гучше к жирному пристагай!

— Я не жирный, у меня просто кость широкая, — обиделся Голод, пряча бургер за спину.

— Ааа! Достали! С вами никакого конца света не будет, — взвыл Харьков, за голову хватаясь и тыкая пальцем в парочку, — лучше бы с ними помогли!

— Не можем, — развели руками. Демьян зашипел от злости, сверкая заалевшими дьявольскими очами, пока его не отвлекла задумчивая Смерть, доставшая свой потрепанный блокнотик.

— Тихо все, — проворчала, поплевав на карандашик, — у меня тут самоубиенец.

— А?

— Глядите, он прыгать собрался!

Гордей с трудом оторвался от губ Натальи, стоило шуму проникнуть в затуманенное сознание. С минуту смотрели друг на друга, пока смысл не дошел до них. На лице Наташи отразилось недоумение, а Лавров повернул голову, посмотрев вверх. Там, прямо на крыше здания корпуса будущих биотехников и прочих инженеров стоял человек, судорожно смотрящий вниз, словно бы еще не решаясь.

— Да ну нахрен, — выразила общую мысль Тараканова.

— Блин, он реально прыгать собрался, — ахнул Гордей, вырываясь из хватки и бросаясь вперед.

— Куда ты собрался, больной?! Следом что ли полетишь? — заорала Наташа, кидаясь следом за этим оголтелым, проклиная его благородную натуру, собственную порывистость и того идиота на крыше, что сегодня захотел помереть.

— Экась каков, — пробормотал Голод, глядя, как спешит Гордей, сквозь толпу людей продираясь, а за ним бежит Наталья, что-то в след крича.

— Ща размажет, — загоготала Война. — Мозги, кровища на снегу, р-романтика.

— А кто гэтот недагекий? — заинтересовалась Чума, заглядывая за костлявое плечо в список будущих душ, пока еще не умерших на этом свете.

— Максим Ковальчук, — радостно объявила Смерть, зачитав имя, — нажрался и на спор полез на крышу. Умрет на 21-м году жизни по собственной глупости от безответной любви. Распределен на отработку в Небесную канцелярию. Эй, Дема, прикинь, это тот пацан, что с твоим подопечным дружил… Демочка? — озадаченно повернула голову Смерть, но антихриста рядом не наблюдалось.

— Все побежали, — заметил Голод, глядя, как спешит за парочкой Демьян, — и наш бедовый поскакал.

— Вот щас все гиспортит, — шмыгнула носом Чума.

— Все-таки где-то Люцифер наш налажал, — проворчал Война.

— Ага, — вздохнули остальные трое всадников.

— Ой-ой-ой, он же сейчас упадет!

— Вах, размажет по снегу: мозги, кишки, кровища…

— Фу, соображай, что несешь.

— Да вызовите кто-нибудь спасателей!

Максим Ковальчук отчаянно махал рукой собравшимся зевакам внизу. Кто-то орал слезать, один просил не дурить, большинство, правда, пополняли историю в Инстаграм. Если и додумались вызвать службу спасения, то не сразу. Впрочем, парню было все равно. Трагедия жизни заключалась в одной прекрасной деве, которая бросила его ради другого. А ведь он ее любил, так любил.

— Эй, дебил, а ну с крыши слезай, пока сама не сбросила!

Девичий голос возмущенно заорал, прерывая поток мыслей будущего суицидника. По-прежнему сжимая металлическое ограждение позади себя, Макс обернулся, от неожиданности едва не соскользнув с края скользкой обледенелой крыши университета, уловив взглядом светловолосую красивую девчонку. Из тех, что мимо обычного парня пройдут не глядя. А с ней парень, спешащий прямо к нему. Почему-то в голове мелькнула мысль, что гламурная красотка делает в компании какого-то ботана да еще и тут.

— Отстаньте! — взвыл похлеще героини сопливого романа, продолжая сжимать балку, чуть трясясь от страха. Это вот в голове красиво, в жизни прыгать как-то страшно. — Дайте красиво умереть, лучше пройдите мимо, как остальные!

— Ага, чтобы мы потом полдня внутренностями твоей черепной коробки любовались? — возмутилась девчонка, на которую Макс вольно-невольно отвлекался. — Нет уж, так дело не покатит.

— Ладно, парень, мы уже поняли, что мир ужасен. Но может, слезешь и пожалуешься на него в более приятной обстановке? — вторил ей светловолосый. Где-то Ковальчук его видел. Пытался вспомнить, но немного затуманенный алкоголем да страхом мозг не сразу произвел вычисления. Только, когда он ближе подошел, до Ковальчука дошло.