Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ) - "jenova meteora" - Страница 122

— Митра, назад! — рыкнул шаман. — Теперь только Первый решает, что с ней станет!

— Первого здесь нет!

— Но здесь есть я, легат. Не забывай об этом, — осадил разъярённого воителя Моренос.

Огромными усилиями Митра взял себя в руки, поочередно то бледнея, то краснея от сдерживаемой злости. Между тем, Лиланг уже забралась на бестию, сев впереди Мореноса и оглянулась. Встретившись взглядом с шаманом, она вдруг поймала себя на мысли, что в Мореносе совсем нет ненависти к ней. Принцесса посмотрела за его плечо и увидела Митру, стоявшего в окружении своих посмеивавшихся десятников. Выражение его лица сулило ей большие проблемы в будущем. Озорно улыбнувшись, Лиланг показала легату Бесстрашных неприличный жест.

...Через пару дней пути небольшая процессия въехала в крепость Лем, сердце Огненной Земли. Лиланг с любопытством озиралась вокруг, дивясь тому, насколько здесь бурлила жизнь. Крепость построили вокруг оазиса, и потому были здесь и сады, и ручей, и тень под зелёными акациями. Сама крепость выглядела древней, словно с тех пор, как её построили, здесь ничего не меняли. Принцесса спешилась с бестии и проследовала следом за Мореносом через двор, внутрь самой крепости. Однако, вопреки ожиданиям, шаман не отвёл её к Первому Полководцу, а лишь передал женщине по имени Янис, строго наказав той как следует обиходить гостью. Что касалось Элиона, то Моренос забрал его с собой, и напоследок иллириец успел лишь шепнуть своей подопечной, что она просто обязана произвести на Первого Полководца благоприятное впечатление — то есть, не нарываться на неприятности. И не имело значения, сколько дней и ночей принцессе придётся ждать.

Янис оказалась на редкость молчаливой женщиной. Окинув Лиланг оценивающим взглядом, она не высказала ни презрения, ни радушия, только сказала идти следом. На вопросы принцессы о крепости женщина отвечала односложно, и Лиланг узнала лишь то, что они направляются в гарем. Из любопытной иллирийки тут же посыпались вопросы об устройстве гарема и количестве наложниц у Полководца. Янис же зыркнула в сторону остроухой недобрым взглядом, и, усмехнувшись, произнесла загадочное «Увидишь сама». Лиланг шла за ней и угрюмо оглядывалась по сторонам — несмотря на то, что солнце уже клонилось к горизонту, гарем казался пустым.

— Почему здесь никого нет? — удивленно заметила принцесса.

— Все наложницы покинули Лем, — пояснила Янис, остановившись возле одной из комнат и открывая дверь. — Они вернутся только завтра. Сегодня — день почитания Махасти, и все женщины собрались в Кер-Хасараде, чтобы отдать дань нашей Матери.

— Зачем поклоняться тем, кто давно мертв? — искренне удивилась Лиланг и тут же стушевалась под насмешливым взглядом Янис.

— Это вы, Совершенные, отказались от своей богини. Вы предали свою мать — и потому лишились совершенства и силы. Мы же чтим Махасти, ибо она слышит нас. Махасти любит своих сынов и дочерей, и любая из женщин Джагаршедда может стать её голосом, посланницей её воли.

Иллирийка промолчала, удивлённая столь резкой отповедью, и в очередной раз задумалась о том, насколько велика разница между её народом и шеддарами. Янис же тем временем показала ей комнату, и, сообщив, что служанки скоро прибудут, вышла, громко хлопнув дверью.

...Когда солнце зашло за горизонт, и мир погрузился во тьму, Лиланг попыталась заснуть. Вопреки ожиданиям ночь не принесла облегчения — воздух оставался горячим, и не было ни малейшего дуновения ветра, чтобы облегчить страдания принцессы. Иллирийка ворочалась на непривычно мягком ложе и так, и эдак — но сон не шёл. Проворочавшись несколько часов, Лиланг обхватила себя за плечи — несмотря на жаркую, душную ночь, её начал бить озноб, а внутренности словно скручивались в тугой узел леденящего страха. Пустой гарем пугал девушку — не смеялись наложницы в купальне, не было слышно служанок, обычно сновавших туда-сюда даже по ночам. Тишина повисла над этой частью крепости плотным и вязким пологом. И чудилось принцессе, будто в тенях сокрыта угроза, а в памяти возникли образы из полузабытого прошлого. Когда убили её семью, тоже была летняя ночь, и ничего не предвещало беды.

Лиланг встала с кровати, зажгла ночник, и подошла к зеркалу. Чтобы отвлечься, принялась разглядывать своё отражение. Платье, которое отдала ей Янис, было свободным в талии, а вырез, предназначенный для пышных женских прелестей, обнажал тощую грудную клетку, не оставляя совершенно никакого простора для воображения. Лиланг мрачно разглядывала себя и думала о том, что на фоне пышногрудой Янис она действительно напоминает селедку — ни сисек, ни задницы, одни только кожа, да кости.

Девушка, негодующе фыркнув, направилась к своему ложу, и свернулась на нем калачиком, внимательно вслушиваясь в тишину. Спать ей не хотелось, а тревога уходить не желала. Лиланг не знала, сколько она так лежала на постели, когда в комнате послышались шаги. Иллирийка быстро подняла голову и обмерла, увидев возле себя Митру. Шеддар недобро скалился, щуря жёлтые глаза.

— Ну что, остроухая, — насмешливо протянул он, — некуда теперь тебе деваться, а?

— Ты, наверное, комнатой ошибся, — буркнула опальная принцесса, мгновенно подобравшись, — все первоклассные шлюхи дальше по коридору.

— Янис не обрадуется, услышав, какого ты мнения о гареме, — Митра протянул руку и огладил бедро девушки.

Лиланг тут же соскочила с постели и с отвращением взглянула на шеддара.

— Тебе ещё раз по морде врезать? Или ты просто любишь, когда тебя женщины бьют, а?

Опальная принцесса едва успела договорить, когда легат в мгновение ока оказался рядом с ней. А в следующий миг крепкие руки быстро схватили её и, швырнув на постель, принялись сдирать одежду. Принцесса шипела, кусалась и лягалась, отбиваясь от здоровенного шеддара, но когда он придавил её всем весом, девушка на какое-то мгновение запаниковала. Раздался треск рвущейся ткани — и платье разошлось по швам, а затем плечо девушки пронзила боль от укуса. Закричав, Лиланг нашарила рукой шпильку на прикроватной тумбе. И, недолго думая, всадила её Митре в руку. Шеддар взвыл, ненадолго отпустив принцессу, и этого ей хватило, чтобы извернуться и выскользнуть из-под насильника.

Принцесса быстрым взглядом окинула комнату в поисках чего-то тяжелого, и на глаза ей попался ночной горшок. Почти сразу же когтистая рука полоснула её по спине, заставив заорать дурниной. Метнувшись в угол, Лиланг схватила горшок и, развернувшись, надела его на голову разъярённому Митре. Пока он силился снять с себя сей предмет, опальная принцесса заметила золотую вазу на подоконнике, и тут же ухватила её за горлышко обеими руками — ваза оказалась тяжелее, чем думала Лиланг.

— Сука остроухая! — разъярённо зарычал Митра.

А затем принцесса с размаху опустила вазу ему на голову.

Бооо-о-о-ом-м-ммм!

Издав протяжный и гулкий звук, ваза расколола горшок, попутно сломав один из рогов, и вошла в прямой контакт с головой Митры. Шеддар оглушённо пошатнулся и ухватился одной рукой за стену, а второй за лицо.

— Что, не фартит тебе, клыкомордый?! — заорала Лиланг, невольно перейдя на джалмарийский диалект, и пнула его в коленную чашечку. — Выкуси, дерьма кусок! Бабы не дают, так ко мне полезть решил, рогатый, да?!

Она выскочила в коридор, понимая, что если сейчас ничего не придумает, то в следующий раз отбиться от Митры не сумеет. Услышав злобный рёв за спиной, Лиланг рванулась вперёд по коридору, лихорадочно размышляя, что ей делать дальше. На одном из поворотов иллирийка споткнулась и, потеряв равновесие, врезалась лицом в угол стены. От удара перед глазами заплясали звезды, и в то же время принцессу осенило. Держась ладонью за ушибленную часть лица, она обернулась в сторону Митры и истерически расхохоталась, увидев, что обозлённый шеддар выглядит немногим лучше неё.

— Я тебя убью, — пообещал он ей.

И Лиланг снова припустила вперёд, разрывая на себе все, что осталось от верха её платья. На бегу она ещё больше растрепала себе волосы и закричала: