Убить Вампира (СИ) - Безрук Юрий - Страница 18

— А вы как относились к Лайме? — не удержался Михайлов, чтобы не задать и этот вопрос.

— Мне все равно, с кем встречается мой сын, лишь бы он был счастлив.

— Но и отец Лаймы, наверное, хотел счастья для дочери? — спросил Михайлов.

— Да если бы он хотел, то не препятствовал бы браку. Она же любила моего Сережу, души в нем не чаяла. Разве он не видел?

— У каждого родителя свой взгляд на такие вещи. Может, отец Лаймы ничего не замечал?

— Да видел он всё, видел. Разве это скроешь? И Сережа её сильно любил. Может, это его и заело?

Михайлов предпочел промолчать.

— А как вы объясните смерть Лаймы?

— Здесь Сережа не виноват. Это всё та курва — Ольга. Она его с толку сбила.

— А ведь, насколько нам известно, они давно знакомы — ваш Сергей и Ракитина.

— Ну так что ж, что давно. Это не давало ей права лезть в кровать к женатому мужчине, — вдруг прорезалась у матери Кравченко неприкрытая злость. Видно, она и Ракитину не очень-то жаловала. — И потом, когда всё это случилось… — продолжала она, — когда Лайма покончила с собой, Сергей сразу же прогнал эту стерву. Он видеть её больше не мог, я знаю. Разве это не доказательство? Может, даже она его и убила.

Михайлов не стал её переубеждать.

— Тогда еще один вопрос: как жили Сергей с Лаймой?

Мать Кравченко недоверчиво посмотрела узкими, вдруг похолодевшими глазами на Михайлова и сказала:

— Я же говорила вам: душа в душу, как голубки. Да вы хоть кого спросите, в доме вам о них каждый скажет.

С минуту Михайлов обдумывал услышанное, переваривал. Молчала и мать Кравченко. Вроде больше спросить нечего.

— Вот еще, — вдруг всплыло у Михайлова. — Скажите, а вы случайно не знаете, Лайма водила машину?

— Водила. Сережа еще собирался машину покупать, а ездить не умел. Я ему говорила: как же ты учиться будешь, а он мне: Лайма научит, она, мол, хорошо водит.

Михайлов переглянулся с Семеновым. Появлялись новые вопросы. Он зацепился за слова матери Кравченко:

— Так вы говорите, что Сергей собирался покупать машину? Но ведь он нигде не работал, только пришел из армии?

Женщина опять взглянула на Михайлова с недовольством.

— Да, денег у него не было. И за это многие его не любили. А на машину он бы скопил, он у меня знаете какой был? Работящий, сильный, не в пример своему отцу!

— А вы давно с ним не живете?

— С кем? — спросила мать Кравченко.

— С мужем?

— А кто вам сказала, что у меня был муж? У меня его никогда и не было.

Михайлов почувствовал себя неловко.

— Простите, я не хотел вас обидеть.

Михайлов еще раз просмотрел в блокноте свои записи. Кажется, ему больше не о чем было спросить.

— Скажите, — прервала его размышления мать Кравченко, — а тело Сережи я могу забрать?

— Тело? — спросил Семенов. — Без головы?

Мать Кравченко обожгла его взглядом.

— Конечно, можете, — сказал, почувствовав негодование женщины, Михайлов. — Только как хоронить-то будете без головы?

— Разве вы её не найдете? — с упреком в голосе бросила она.

— Этим занимает вся милиция, — сказал Семенов. — Конечно, найдем.

— И все-таки я хотела бы забрать тело сына, — твердо повторила мать Кравченко.

— Хорошо, — сказал Михайлов. — Мы позвоним. Тело вам выдадут.

— Спасибо, — тихо сказала Елена Ивановна и замолчала, замкнувшись в себе. Потом, почувствовав, что вопросов к ней больше нет, спросила:

— Я могу идти?

— Да, пожалуйста, — ответил Михайлов.

Она поднялась и, сгорбившись, медленно вышла из кабинета. Семенов проводил её долгим взглядом.

— Еще вроде нестарая на вид, а злости…

— Да, злости у нее хватает. Буквально все принимает в штыки.

— Как же она с такой злобой живет? — спросил Семенов.

— Кто её знает, — ответил Михайлов. — Может, она и не живет вовсе.

— Итак, подытожим, — сказал Михайлов, когда его коллеги, Семенов и только что вернувшийся Горюнов, расселись за свои столы.

Горюнов наконец-то привез адрес отца Лаймы. Он один остался белым пятном в этой истории. Значит, все дороги вели в Пырьевку.

— Так как друзей и знакомых у Кравченко было немного, круг подозреваемых в его убийстве…

— И обезглавливании, — вставил Горюнов.

— … и обезглавливании, — согласился с подсказкой Михайлов, — сузился до трех человек. Первая — Ракитина, близкая подруга Кравченко и его последняя любовница. Поводом для убийства мог стать отказ Кравченко встречаться с ней дальше.

— Притянуто за уши, — сказал Горюнов.

— Согласен. Но исключить полностью эту версию мы не вправе.

— А если шантаж? — предположил Семенов. — Допустим, Лайма не повесилась, а её вздернул сам Кравченко? Может, она его довела? Ракитина догадалась об этом или знала наверняка и стала его шантажировать!

— Семеновна! — воскликнул Горюнов. — Ты все перекрутил! Убили-то Кравченко, а не Ракитину!

— Выходит, Ракитина отпадает?

— Пока сходит на нижнюю ступеньку, — сказал Михайлов. — Теперь отец Лаймы. У него есть и повод, и возможности для совершения убийства. Как рассказала мать Кравченко, он ненавидел своего зятя и даже не хотел, чтобы Лайма выходила за него замуж. После того, как он узнаёт о смерти дочери, в чем, бесспорно, был виноват Кравченко, он пробирается к нему в квартиру и убивает, когда тот засыпает.

— Так-то всё вроде логично, — с сомнением произнес Горюнов, — только непонятно, зачем его обезглавили и почему нигде нет крови, а только несколько капель на подушке?

— Это уже загадка… — заметил Михайлов. — И, наконец, Лайма. Это вообще, как вы говорите, из области фантастики. Если допустить, что её видела накануне убийства соседка и инспектор ГАИ в преследуемой машине, то из этого выходит, что Лайма осталась каким-то образом жива и таким странным способом просто-напросто отомстила своему любимому муженьку за измену.

— Этого нормальный ум не воспринимает.

— А если предположить, что она не умерла, а просто заболела этой, как её, черт… Каталепсией? С виду человек мертв, а на самом деле спит, — сказал Семенов.

— Ага! — ввернул с поддевкой Горюнов. — И как утверждал в старину один врач: единственный способ убедиться, жив человек или мертв — подождать, когда его тело начнет разлагаться. Семеновна, ты меня убиваешь. Она же повесилась!

— Ладно вам, хохмачи. Давайте серьезнее, — прервал их перебранку Михайлов. — Итак, на ком остановимся?

Он вопросительно посмотрел на своих коллег. Горюнов пожал плечами. Семенов произнес:

— Мне кажется, нужно снова допросить Ракитину, потом отца Лаймы…

— И вскрыть могилу его дочери, — закончил за него Горюнов.

— Этого я не говорил, — помотал головой Семенов.

— Но без этого нам, наверное, не обойтись, — согласился с Горюновым Михайлов. — Надо все-таки удостовериться, что Лайма погребена, хотя я и не верю в чудеса.

Неожиданно зазвонил телефон. Горюнов поднял трубку:

— Горюнов слушает.

Наступила минутная пауза.

— Ну, я следователь, — сказал в трубку Горюнов. — Кто говорит? Бабушка Ольги Ракитиной? — Горюнов замахал руками, показывая Михайлову, чтобы тот взял трубку спаренного аппарата. — Нет-нет, вы обратились по адресу. Нет, не заняты.

Михайлов тоже поднял трубку.

— Понимаете, — говорила Ирина Петровна, — я пришла домой, а Оли нет. Заволновалась. Ведь она давно должна быть дома. И тут смотрю: свитера её теплого нет, курточки тоже, и она мне оставила записку, что идет к подруге и останется там ночевать. Но я не знаю, что это за подруга. Оля никогда раньше ни у каких подруг не ночевала. Я забеспокоилась, а в пальто нашла ваш телефон, подумала, что может, она у вас, может, просто так написала записку, чтобы меня не тревожить?

— Да нет, — сказал Горюнов, — внучки вашей у нас нет, мы бы сами не прочь встретиться с ней. А скажите, пожалуйста, как давно она ушла?

— Не знаю. Я вернулась часа в два, её не было. К подружке как будто еще рано идти, да Оля меня б заранее предупредила, а то как ушла утром к гадалке, так я её и не видела.