Как стать злодеем (СИ) - "Братислав" - Страница 32

Смотритель глядел на остолбеневшего Генри красными светящимися глазами, отчего у парня кровь стыла в жилах. Только сейчас Генри осознал всю свою глупость: зря он не поверил Гибллу и Гриндилоу, они не соврали — призрак действительно существует.

Послышался звук металлической цепи, и Генри заметил у ног призрака гремлина с шипастым ошейником, глаза которого светились красным, как и у его хозяина.

Парень потихоньку начал пятиться назад к лифту.

— Убей его! — потусторонним голосом приказал Хаггард и спустил с цепи призрачного гремлина.

Генри со всех ног бросился к стеклянной кабине, а забежав внутрь, беспорядочно стал жать по кнопкам. Казалось, это конец и гремлин через мгновение вцепится ему в глотку, но в последний момент дверцы кабины закрылись, и гремлин с разгону врезался в стекло.

Лифт двинулся вверх, и парень облегчённо вздохнул. С каждым этажом зловещие красные глаза призрачного смотрителя и его гремлина отдалялись, делаясь всё меньше и меньше, пока совсем не померкли. В конце концов лифт остановился на четырнадцатом этаже, слегка задрожал и, проехав вправо по окружности стены, встал против проёма, начинающегося тёмным коридором. Теперь, когда Генри был в безопасности, он решил, что лучше спустится к себе на этаж и запрётся в комнате, он уже тысячу раз пожалел, что покинул её. Но к удивлению, парень обнаружил, что лифт больше не реагирует на нажатия кнопок. Генри тихо выругался. А так как оставаться в стеклянной кабине он не хотел, ему больше ничего не оставалось, как включить фонарик на коммуникаторе и выйти в тёмный коридор…

Генри медленно продвигался вперёд. Каждый его шаг был настолько тихим, будто он ступал не по каменистому полу, а по ковру из мха, и всё потому, что под ногами лежал слой пыли толщиной никак не меньше дюйма. Если бы не маленькие примятые участки на сером ковре, очевидно чьи-то следы, то парень подумал бы, что он первый, кто вообще ступал на этот этаж с момента его создания, так как убирались здесь в последний раз явно очень давно.

Дойдя до конца коридора, Генри упёрся в массивную резную деревянную дверь, сплошь потрескавшуюся от времени. Осветив её, парень заметил над ней запылённую, но всё же читабельную гравировку слова «Библиотека». Он подумал, что это место вполне сгодится, чтобы укрыться от призрака, который в любой момент может заявиться в коридор четырнадцатого этажа.

Генри схватился за латунную ручку, потянул на себя и дверь с душераздирающим скрежетом, словно умоляя смазать её старые петли, отворилась. С таким же отвратительным звуком он закрыл её за собой. Оказавшись внутри библиотеки, Генри не мог сразу оценить её масштабов: здесь было также темно, как в коридоре, а фонарик на коммуникаторе не позволял ему видеть дальше пяти метров. Тем не менее парень решил осмотреться. Прямо перед ним была регистрационная стойка со стареньким компьютером и небольшими шкафчиками, из которых торчали наполовину выдвинутые ящички, полные пожелтевших карточек. У Генри было ощущение, что он совершенно один в библиотеке, поэтому без всяких угрызений совести он взял с десяток жёлтых листочков и стал просматривать. Самая «молодая» карточка, если можно так выразиться, датировалась две тысячи двадцать первым годом — регистрировались в этой библиотеке, видать, очень давно.

Генри положил карточки обратно в ящичек и решил осмотреть бесконечные книжные стеллажи, настолько высокие, что их верхние полки терялись где-то во тьме потолка. Генри шагнул к ближайшему стеллажу с номером тридцать пять на боковой стороне и интереса ради вытащил первую попавшуюся книгу. Один лишь вид её был столь удручающим, что если бы обычному человеку, жившему, этак, лет пятьдесят назад, такая книга попала в руки, тот бы расплакался от горя. И, действительно, вид книги оставлял желать лучшего: запылённая полусгнившая обложка, а верхний и боковой обрезы книжного блока поражены зелёной плесенью. Генри сдул пыль с обложки и прочитал потускневшую серебристую надпись — книга называлась «Как управлять толпой». Держа коммуникатор в левой руке, он попытался раскрыть её на весу одной лишь правой, но неудачно схватился за край, и ветхий переплёт дал о себе знать — книжный блок выпал и распался на отдельные жёлтые листы, оставив парня с одной обложкой. Чувствуя некоторую неловкость за свою криворукость, Генри бросил останки книги на пол и решил пройтись поперёк рядов. Он двинулся направо, попутно заглядывая в длинные проходы между рядами стеллажей, дальние концы которых утопали в кромешной тьме.

Он миновал восемьдесят четвёртый ряд… потом восемьдесят пятый… Генри заметил, что идёт по чьим-то следам, оставленным на пыльном полу, точь-в-точь как в коридоре. В конце концов следы завернули в проход между девяносто седьмым и девяносто восьмым рядами, и парень, желая узнать, куда же они его приведут, последовал за ними. Но заглянув в проход, он тут же отпрянул назад… Сердце Генри бешено заколотилось: там, в глубине библиотеки, он заметил электрический свет, хотя до этого момента был уверен, что не встретит тут ни души, а хозяин следов, кому бы они не принадлежали, даже если и был тут недавно, то вряд ли бы остался на ночь в библиотеке. Но, быть может, Генри померещилось и это просто его воображение решило сыграть с ним злую шутку? Чтобы выяснить это, он наполовину выглянул из-за стеллажа. И правда, там, вдалеке, виднелся ореол света, а на его фоне несколько непонятных силуэтов.

«Что это может быть?» — спросил себя Генри, будучи уверенным, что видит именно неживые предметы, так как силуэты были бездвижны и абсолютно не походили на человеческие фигуры или, по крайней мере, гремлинов.

Подталкиваемый любопытством Генри пожелал выяснить, что же он видит на самом деле, да и почему там горит свет. Поэтому прежде чем зайти в проход меж рядами, он выключил фонарик и спрятал коммуникатор в карман, дабы оставаться под прикрытием темноты. Бесшумно ступая мимо книжных полок, Генри становился всё ближе и ближе к освещённому месту, и постепенно загадочные силуэты обрели формы стопок книг, громоздящихся прямо на полу, и спинку кресла-качалки. Свет же исходил от настольной лампы на письменном столе. Генри сделал ещё несколько шагов и понял, что попал в некое подобие комнаты приблизительно десять на десять метров, только роль стен здесь выполняли книжные шкафы. Никак иначе тут находится центр библиотеки.

Вдруг в царящей вокруг тишине до слуха Генри донеслось не то присвистывание, не то лёгкое сопение, причём звук исходил от кресла-качалки. Тогда он осторожно заглянул сбоку в кресло и увидел там спящую старуху в очках с настолько толстыми линзами, что можно было подумать, в оправу очков вставлены донышки из-под бутылок шампанского. Судя по раскрытой книге, лежащей на клетчатом пледе, укрывающего её ноги, она уснула за чтением. Её голова была откинута назад, а из широко раскрытого рта стекала скопившаяся слюна и капала с подбородка на зелёную ночную сорочку. На вскидку Генри дал бы старухе лет сто, никак не меньше: глубоко впавшие глазные яблоки, иссохшая, скукоженная, покрытая сетью глубоких морщин и бурых пятен кожа, выпавшие брови и ресницы, залысины на голове и засаленные пряди седых волос — всё указывало на глубокую старость, а отвратительный запах чеснока и протухшей рыбы ещё и на то, что последний раз она принимала душ, наверное, на заре времён.

«Кто же она такая?» — подумал Генри. Он сделал шаг назад и случайно задел край стола, на котором стоял ночной стакан для вставных челюстей. Стакан опрокинулся и из него выплеснулась застоявшаяся грязная вода с керамическими зубами, а через мгновение с характерным «дзынь» он разбился о пол.

Генри поморщившись, посмотрел под ноги на осколки и вставные челюсти и ему стало неловко за свою неуклюжесть. Но ещё большую неловкость он ощутил, когда вновь взглянул на старуху: та, широко раскрыв веки, таращилась на него.

Генри застыл на месте, словно каменное изваяние. Ему казалось, старуха смотрит на него осуждающим взглядом, но когда она причмокнула потрескавшимися губами, парень сообразил, что нужно сделать. Он немедленно, хоть и с долей отвращения, поднял с пола вставные челюсти и со словами «Это, по-видимому, ваше» протянул их старухе. Вставив в рот зубы, она сняла очки и хорошенько протёрла ночной сорочкой, а водрузив их обратно на переносицу, воскликнула, на сколько это позволял её хриплый голос: