В тишине (ЛП) - Пинбороу Сара - Страница 8

— Как Янто удается всегда оставаться в Хабе? — тихо спросила она.

Джек сжал челюсть.

— У нас желудки посильнее.

— Меня радует твоя уверенность.

В отличие от церкви ванная была крошечной. Умирая, мужчина забрызгал кровью все стены, алые отметины отчетливо бросались в глаза на белизне кафеля. На кабинке, где жертва скорее всего старалась противостоять ужасному нападающему, остались размытые следы отпечатков пальцев. Душ выпал из держателя и бесполезно свисал на шнуре над телом.

Барри Льюэлин был обнажен. Наверняка при жизни он был сильным человеком, но лежа на полу тесной ванной-туалета, его ноги казались худощавыми и иллюзорными, слишком бледными из-за потери крови, их белизна сливалась с керамическим покрытием унитаза, которого касались ступни. Мускулы вытянутых предплечий ослабли и казались обвисшими. Как и у жертвы из церкви, торс Барри Льюэлина был вскрыт напополам, кожа походила на расстеленное на полу вокруг органов полотенце.

Гвен боролась с желанием схватить в спальне простынь и прикрыть его. Было что-то невероятное жалкое в обнаженных мужчинах средних лет, и факт, что этот был изрядно изуродован, не отменял этого. Ее радовало, что его голова повернута в другую сторону и не приходится смотреть в мертвые глаза. К мертвому взгляду она так и не привыкла. Ей на миг стало интересно, что бы он сказал, используй они воскрешающую перчатку. Посмотрев на его выпотрошенные внутренности и изуродованное горло, она подумала, что он скорее всего послал бы всех подальше. Несмотря на свой же черный юмор, ее трясло. И даже помимо того факта, что воскресающая перчатка чуть не погубила ее саму, она была рада, что она была тем видом инопланетной технологии, которой они более не могли воспользоваться.

Джек посмотрел в распоротое горло мужчины.

— Пропали? — спросила Гвен.

Джек поднялся.

— Аха.

— Гортань и голосовые связки? — уточнил Катлер из-за их спин. — Я тоже заметил.

И Гвен, и Джек отвернулись от трупа, став лицом к Катлеру. Тот пожал плечами.

— Возможно, это в вашей юрисдикции и ваша проблема, и честно говоря, дай Бог, чтоб так и было, но мне все равно любопытно. — Детектив присел на край не расстеленной кровати. — Я хорошенько просмотрел полицейские фотографии вчера вечером, — он улыбнулся, а Гвен подумала, неужели именно это задумчиво-потерянное выражение лица делает его таким привлекательным.

— Фотографии помогли уснуть? — спросил Джек.

— Ха, нет, — Катлер нахмурился. — Но я понял, что убийца не стал бы разрезать беднягу просто так.

— И вы были правы, — прервал Джек. — Думаю, вы знаете об анатомии больше, чем наша Скалли, но мы были бы благодарны, если бы вы держали свои открытия при себе.

Катлер поднял руки.

— Поверьте, я не собираюсь красть у Торчвуда его славу — он вздохнул. — Но если это просочится наружу… — он взъерошил и так беспорядочные волосы. — А мы все знаем, что это просочится. И когда это произойдет, я окажусь под обстрелом прессы. Так что чем быстрее вы найдете ответы, тем счастливее я буду.

Джек кивнул.

— И я. Поэтому сообщите, что нашли ваши парни, пока мы добирались.

— Не так-то уж и много, — уныло улыбнулся Катлер. — В 9:15 утра жертва находилась в душе. Он пел, по показаниям пары из соседнего номера. Минут через пять они услышали звук разбитого стекла, это могло быть окно ванной. — Он взглянул на Джека. — И тогда Льюэлин прекратил петь. Через пару минут он начал кричать, но недолго. Соседи услышали, как жена колотит в дверь ванной, тогда они пошли и позвали хозяев. — Он сделал паузу. — Они позвали нас. Я позвал вас.

Джек посмотрел на открытый чемодан на полу, на тюбик с кремом для лица на маленьком трюмо.

— Так где его жена?

— В больнице. Бессмысленно пытаться с ней говорить. У нее обширный «удар». В прошлом году уже был один. Думаю, картина вывернутого наизнанку мужа вызвала очередной «удар».

Гвен уставилась на него отчасти из-за его бесчувственности, и отчасти выговаривая себе за то, что находит его настолько сексуальным, хотя совсем недавно вышла замуж. И все же она думала, — рассматривая, как морщины на его лице собираются там, где могла бы быть ямочка, если бы он по-настоящему от души рассмеялся, — что нет ничего плохого в том, чтобы смотреть.

Катлер перехватил взгляд.

— Извините. Бестактность — составляющая моего обаяния.

Гвен вернулась на место преступления. Она хмурилась.

— В ванной сломано зеркало. Словно в него ударили.

— Я подумал, наверно, это Льюэлин поломал при сопротивлении, — отозвался Катлер.

Выражение лица Джека стало мрачным.

— Ну, или что бы это ни сделало, оно становится злее.

Нависла длинная пауза, которую нарушил Катлер.

— Ох, замечательно. «Что бы» не «кто бы». Я думал, что покончил со всем этим дерьмом после последнего раза. — Он поднялся и посмотрел на Джека долгим взглядом, который перетек в сардоническую улыбку. — Удачи с этим.

Он был в дверях спальни, когда его мобильник зазвонил: ни звучной мелодии, ни веселого рингтона, обычная телефонная трель разрезала тишину.

— Катлер, — телефон теснее прижался к уху, он взглянул на Джека и Гвен цепким взглядом из-под спадающих на глаза волос. — Где? Ладно, держите место закрытым, людей выведите. Я уже еду.

Смотря, как он закрывает крышку телефона, Гвен знала, что именно он скажет, еще до того, как прозвучали слова.

— Еще один.

Снаружи разразились небеса.

Эдриенн Скотт рассматривала дождь по другу сторону от армированного окна, искажающего ее отражение. Ее левый глаз лениво сполз под нос, превращая ее тщательно накрашенное лицо в провисший круг, а правый — разглядывал сам себя и мешок под глазом, который дорогие кремы уже не могли замаскировать. Она выглядела жесткой и уродливой. Стильный узел, который влетел в копеечку, был тугим, стершим всю мягкость с ее худого лица. Замечательно для зала суда, но, возможно, не так замечательно для обычной жизни. А может быть, это было ее истинное лицо.

Плохая мать.

Капли за окном стали крупнее, тихо колотясь в укрепленное стекло, а рот ее альтер эго слегка задрожал, прежде чем смешаться с подбородком. Может быть, такой ее видит Райан: уродливый монстр, которого следует избегать. В каком-то роде ей хотелось, чтобы так оно и было. По крайней мере, видь он ее хотя бы как монстра, это бы означало, что она присутствует в его жизни и не так раздражающе, как все остальные, с кем ему поневоле приходится иметь дело. Но Эдриенн не обманывалась этой мыслью. В маленькой, мертвой части ее сердца она знала, что ничего не значит для Райана. Вообще ничего. Она была такой же неуловимой, как прозрачное отражение на окне, бессмысленно старающееся задержаться там подольше.

Позади нее Райан аккуратно перешел с «Прогулки по воздуху» на «Где же ты любовь?» из мюзикла «Оливер»! Даже несмотря на Чери, пытающуюся влить ему в рот жидкость, каждая нота одна за другой звонко и текуче вырывалась из его рта. Каждый раз, когда ее мальчик пел, чарующая эмоциональная среда, созданная его голосом, делало для каждого почти невозможным поверить, что он может быть так отгорожен от людей. Никто не мог так петь без огромного запаса эмоций, заползающих к ним под кожу.

В прежние времена — по сути пару лет назад, хотя Эдриенн казалось, что целая жизнь прошла — некоторые его песни заставляли ее плакать ночи напролет. Даже после его переезда на постоянную основу в центр Хаванна она приезжала домой, к месту крушения своего брака, сворачивалась калачиком на кровати и ждала рыданий, чтобы выпустить влагой в подушку сохранившиеся в памяти прекрасные звуки своей боли. Его голос удручал ее сильнее, чем лишенное выражения лицо, и долгое время она убеждала себя, что пение было проявлением его захваченных в ловушку чувств. Он любит ее и нуждается в ней, просто не знает, как выразить это. Ее не волновали слова врача. Она была его матерью. Она знала. Она хотела больше тестов. Больше исследований. Они все ошибались.