Призван в тело короля? Змеи у трона (СИ) - "Оро Призывающий" - Страница 19

— Пришли посмотреть на новых щенков, Ваше Величество? — кажется, простодушный псарь очень любил свою работу, ещё больше любил собак — а другим ничем не интересовался. Что ж, именно это от него и требуется.

— Щенки потом, — любви к животным я никогда не испытывал — впрочем, и ненавистником не был. — Мне нужен ошейник. Может, несколько. Есть здесь свободные?

— Ошейник? — псарь удивился, но лишних вопросов задавать не стал (чем окончательно убедил меня в том, что свою должность занимает заслуженно). — Вон там, Ваше Величество, висят на крючках.

Чуть поморщившись — здесь, разумеется, воняло псиной — я прошёл в обозначенный угол и принялся разглядывать ошейники. Они были большие и маленькие, толстые и тонкие. Я искал тот, который подойдёт на изящную шейку Килетты.

Нужный ошейник нашёлся быстро, а кроме того — прихватил небольшую плёточку, висящую тут же. Я хотел уже уходить, но тут мне в голову пришла ещё одна идея.

— Эй, — я жестом подозвал псаря; тот расторопно подбежал ко мне. — А с шипами есть?

— Есть, Ваше Величество, — закивал псарь. — Только они не здесь. Здесь-то охотничьи псы, и ошейники для них, а шипастые — для сторожевых.

— Принеси штуки три, на выбор, — велел я. — Чуть больше этого по размеру, — я показал ему тот, что уже был выбран.

Ошейники, впрочем, меня разочаровали. Шипы у них были исключительно снаружи. Зачем? Просто чтобы выглядели красиво?

— Нужно сделать такие же, только с шипами внутри, — распорядился я. Псарь, судя по кислой мине, явно не одобрил такое новшество, но спорить не стал. — Шипы не слишком острые, не такие, чтобы могли нанести серьёзную рану. Но и ощущаться должны. И кольцо для цепи. Если тот, кто сидит на цепи, дёргается — в любую сторону — шипы впиваются в шею. Всё понятно.

— Понятно, Ваше Величество, — псарь всё же решил высказать свои сомнения, — но только это может испортить шкуру королевских псов…

— А это не для псов, — бросил я ему через плечо — и покинул псарню. Пускай думает.

Сам же я поднялся наверх и, распахнув дверь, шагнул в «номер» моей новой игрушки. Там было темно, и мне пришлось захватить подсвечник. Интересно, Килетта вздрогнет, когда увидит его?

Но Килетта не вздрогнула даже при виде меня.

— Скучала, моя сучка? — широко улыбнулся я. — Почему-то я не вижу, чтобы ты виляла хвостом, встречая хозяина.

Я подошёл к лежащей на кровати связанной девице — как же у неё, должно быть, всё затекло! — и вынул изо рта кляп. Он был весь пропитан слюной, и я брезгливо откинул его в сторону.

— Я хочу в туалет, — пустым, каким-то бесцветным голосом произнесла моя сестрица. Ха! И это — всё, что осталось от её вчерашнего гонора? Наверное, с ней всю жизнь носились, как с экзотическим цветочком, что один вечер смог её так сломать.

Однако и этого было мало.

— А мне нет дела, чего ты хочешь, — бросил я. — К тому же, ты недостаточно почтительно просишь.

Мне показалось, или во взгляде Килетты промелькнула боль? Что ж… Пока есть чему болеть — есть и что ломать.

— Первое, что ты должна выучить, сучка — ты не можешь обращаться ко мне просто так, — я похлопал себя плёткой по бедру; глаза Килетты с испугом следили за предметом в моей руке. — На этот раз я тебя прощаю, но дальше, если ты посмеешь заговорить со мной без прямой команды — сильно об этом пожалеешь. Поняла?

Молчание.

— Отвечай, поняла? — я выделил голосом первое слово.

— П-поняла, — слабо откликнулась Килетта. Я тут же хлестнул её плёткой по откляченной попке. Чудесная вещь! Место удара сразу же покраснело, но никаких рубцов! Как там он сказал — не портить шкуру королевских псов?

— Ты верно поняла первое правило, — пояснил я в ответ на её испуганный взгляд. — Но своим ответом ты нарушила второе правило. Всегда называй меня господином!

Я почесал подбородок.

— Хотя нет, — решил я. — Господин — это для слуг. Или даже для вассалов. Но не для тебя. Ты будешь называть меня хозяином. Каждый вопрос, каждый ответ, всё, что скажешь — добавляй «хозяин». Поняла?! Говори, сучка!

— Я поняла, хозяин, — голос был тихим, кажется, Килетта изо всех сил пыталась не сорваться и не заплакать. И правильно — за слёзы я бы наказал её ещё сильнее.

— Отлично, — я крутил в руке плётку, не убирая её далеко. — Теперь говори, что хотела.

— Я хочу в туалет, хозяин, — проговорила она.

Я брезгливо оглядел её. Стоило бы, возможно, отказать… Но я не хочу трахать её на обгаженной кровати.

— Разрешаю, — соблаговолил я. — Но не думай, что всё так просто. Ты у нас сучка, значит, и в туалет пойдёшь по-сучьи.

Я надел на неё ошейник, а затем привязал к нему длинную верёвку. Лучше бы цепь, конечно, но пока и так сойдёт. Затем я развязал ей руки.

— Пойдёшь на четвереньках, — приказал я Килетте (сама она даже не пыталась встать). — Суки не умеют ходить на двух ногах.

Я огляделся. Куда её вести? Отхожее место в покоях было, но это как-то неинтересно. Вывести наружу — голой, на цепи — провести так на улицу…

Но покои находились чуть ли не на вершине замка. Пройтись так немного — одно, а тащиться с ней через весь замок туда и обратно мне не хотелось. Приказать слугам? Можно, но я что же — буду сидеть и ждать?

— Нужно будет обустроить тебе конуру, — проворчал я, дёргая за верёвку по направлению к уборной. — На первом этаже. И чтобы под рукой было всё, что нужно — подстилка, поилка, косточка, чтобы грызть…

Килетта послушно пыталась идти на четвереньках, но затёкшие конечности подводили её, и она то и дело спотыкалась. Я подгонял её ударами плётки — не сильными, но ей хватало.

Наконец, мы доплелись до туалета, и я распахнул дверь. Местные уборные роскошью не отличались, однако в королевских покоях было что-то более менее приличное.

— Не вставай с четверенек, — предупредил я. — И если хоть капля прольётся на пол — заставлю всё вылизывать.

Затем я опёрся о стену и с любопытством стал глядеть на попытки Килетты выполнить все мои инструкции.

Когда всё было закончено, я отвёл свою рабыню обратно в комнату.

— Забирайся на кровать! — велел я, крепко держа верёвку.

Да, ошейник без шипов, жаль… Но дёрнуть под нужным углом — и вот уже Килетта кашляет. Странно… Никогда не считал себя жестоким человеком, но с каждым разом это доставляло мне всё большее и большее удовольствие.

На этот раз я не хотел кончить за три минуты, и потому решил, что достаточно прелюдий.

— Что ж, — я начал раздеваться, — ты была примерной сучкой, и, думаю, заслужила награду.

Килетта никак не отреагировала. Видимо, она боялась даже думать о том, что могло быть её наградой в моём представлении.

— А награда для любой верной сучки — член хозяина, — я скинул трусы, и мой возбуждённый инструмент закачался прямо у неё перед носом. Килетта прикрыла глаза.

— Вот только не строй из себя недотрогу, — возмутился я. — С твоими развратными сиськами и всем прочим — я не верю, что ты была девственницей! Да что там — я знаю это, ведь я трахал тебя вчера!

Килетта молчала, из последних сил сдерживая слёзы.

— Итак, — я взял её голову руками. — Кто же это был? Кто забрал у моей сучки её девственность? Юный паж, который подавал тебе чистые носовые платки?

Головка моего члена плавно коснулась её губ — как будто она нежно целовала его на ночь. Глаза Килетты распахнулись — такого она не ожидала.

— Нет, — решил я, надавливая дальше, — наверное, это был мускулистый конюх. Такой, что и сам похож на жеребца.

Килетта издала какой-то странный всхлипывающий звук — и пухлые губки поддались, пропуская мой член внутрь. Не наткнувшись на зубы, он вошёл почти до упора.

— О! — радостно удивился я. — Ты уже сама знаешь, что делать! Наверное, в таком случае это был не конюх и не паж, а кто-нибудь поискуснее. Сын какого-нибудь посла? Это он приучил тебя к члену, да?

Килетта участвовала в этом максимально пассивно, как будто это и не её сейчас трахали в рот.