Плач земли (СИ) - Бородина Мария - Страница 50

Миа прокралась по темноте к ложу и, откинув одеяло, легла рядом. Тепло чужой кожи обволокло и сомкнулось над головой. Её совершенно не волновало, что могут подумать о ней. Ведь разоблачение произойдёт, когда наступит утро, а ночь ещё и не думала уходить. Мии абсолютно не хотелось привлекать лишнее внимание, а особенно — к своим чувствам. Всё, чего она желала — унять страх, чтобы сердце не остановилось от перегрузки. Вырвать старые кошмары вместе с воспоминаниями, оставив внутри безмятежную пустоту. Выпустить яд с кровью. Сделать так, чтобы завтрашний день стал спасением.

На этой стороне особняка ночь отливала краснотой, а звёзды походили на россыпь бриллиантов. Сонное поле за окном скатывалось к обрыву, но казалось, что оно сливается с небом. Глаза Мии понемногу привыкали к темноте, обнаруживая контуры кресел и стеллажей на чёрном холсте темноты. Отражённое лунное сияние подсветило груды книг на столе и башни подсвечников — чудесная ностальгическая картинка из атласа по истории.

Оглушённая сердцебиением, Миа перевернулась на другой бок. Во мраке прорисовалась знакомая спина с торчащими лопатками. Яркая стрела тянулась вдоль позвоночника, чуть западая в середине. Невыносимо близко, и в то же время невозможно далеко, на расстоянии тысяч световых лет. Дрожь снова пробежала по телу, теперь не ледяная, а пугающе-горячая. Соблазн. Грань, разделяющая разум и физиологию, материю и вечность. Черта невозврата между дружбой и чувством без названия, которую так легко пересечь!

Размеренное дыхание едва вздымало плечи. Миа провела дрогнувшим пальцем по коже, повторяя контуры татуировки. Сладостное удушье выдавило из груди последний воздух. До истомы захотелось прильнуть к чёрной стреле губами, прочувствовать вкус чужой кожи, передать ему тепло из своей груди. Почувствует ли он тайный смысл, что она вложила в движение? Страшное желание парализовало мысли, заморозило память и на несколько секунд остановило время. Миа почти упёрлась носом в торчащий позвонок. Казалось, что даже часы на стене перестали тикать.

Страх оттолкнул её, едва нос уловил чужой запах. На всякий случай, Миа отвернулась. Только пугающие желания никуда не ушли: пальцы по-прежнему ходили ходуном, комкая край простыни.

Сон пришёл к ней лишь под утро: некрепкий и беспокойный. В воображаемых мирах на этот раз не было ни Нери, ни Анацеа. Теперь Миа ассистировала реаниматору на сложной операции. И каждый раз, когда начальник просил инструмент, она никак не могла найти нужный под стерильной простынёй.

7

Туман.

Непроглядный туман застилает дорожки яблоневого сада за окном. Клубы пара волочатся по земле, выкидывая вверх завитки, похожие на клочки овечьей шерсти. Верхушки крон щетиной торчат из белой перины, что обволокла весь дом.

Кантана не помнит, как оказалась в мансарде. Должно быть, ей стало страшно, когда мутная хмарь постучалась в окна комнаты, затянув просвет, и она перебралась наверх. Кантана всегда боялась тумана. Потому что, если погрузишься в него с головой, непременно упустишь свой путь.

Но терять уже нечего. Во всём Сердце Земли существуют только Кантана Бессамори и туман. Пустота чердачного помещения теперь кажется враждебной и устрашающей. Душистый запах сосновых досок не успокаивает, как раньше, а навевает мучительную тоску. Отдалённые уголки каморки подёрнуты непроглядным мраком. Даже алый цвет занавесок вызывает болезненные ассоциации со свежей кровью.

Туман за мутным оконным стеклом движется и пузырится, как тесто, подходящее к краю чана. Он живой. Кантана знает это лучше, чем кто-то ещё. И она не помнит, сколько уже держит оборону, не позволяя ему взять верх. Один лишь факт — непререкаемая аксиома: вниз нельзя. Пути для отступления отрезаны. Если она откроет двери, в глаза бросится лишь непрозрачная муть, затопившая коридоры и лестничный проём. Даже маленькой щели будет достаточно для того, чтобы удушающая влага просочилась к ней и схватила белыми щупальцами за горло.

Туман появился в тот жуткий вечер, когда она допустила ошибку и пустила на Девятый Холм иномирян. Кантане казалось, что она прогоняет ненавистную белую дымку, но она лишь расползалась, как опухоль, за спиной. Никогда раньше туман не подступал так близко. На этот раз она — в ловушке.

Кантана сдерживает панику, но удушье подступает к горлу чередой всхлипов. Её учащённое, сиплое дыхание — единственный звук в мёртвой тишине.

— Чего ты боишься? — накатывает чужой голос, кажущийся почти бархатным в колючем полумраке.

— Кто здесь?! — дыхание перехватывает на полуслове. Она оглядывается в поисках точки преткновения, но пустынное помещение вновь и вновь демонстрирует чёрные от темноты углы.

— Просто ответь, — повторяет голос, и Кантана понимает: он ей знаком. Только она не может соотнести его с внешностью. Всё кажется сонным и заторможенным в этом туманном кошмаре. — Чего ты боишься? От кого прячешься?

Треугольник мрака из самого отдалённого угла, наконец, выпускает высокий силуэт. Это мужчина. Или юноша. Странно, но несколько секунд назад Кантана даже не могла понять, кому принадлежит голос, ведущий с ней беседу: мужчине или женщине. Звук воспринимался не на слух, а подсознательно. Его играли струны души, откликаясь на неведомый внешний импульс.

Самое время бежать от неизвестного. Но она не чувствует угрозы. Подсознание подтверждает, что человеку, находящемуся рядом с ней, можно доверять. Внутреннее чутьё никогда не обманывает в таких вопросах. И она охотно отзывается на голос.

— Туман, — говорит она протяжно. Эхо, гуляющее по углам, подхватывает слова и растягивает по покатому потолку. — Он поглотил всё. Я не знаю, куда идти.

— Но зачем скрываться? — хотя Кантана развёрнута к незнакомцу спиной, она кожей чувствует его приближение. Может быть, потому, что голос с каждой секундой набирает громкость. — Туман не несёт угрозы. Если всё время идти прямо, ноги рано или поздно куда-нибудь выведут.

— Не к погибели ли? — выдыхает она, ужасаясь мрачной бесперспективности собственных мыслей.

— Для начала надо определиться, где ты хочешь быть, — незнакомец кладёт руки ей на плечи, и Кантана ощущает приятное тепло чужих ладоней, — а уже потом — бояться того, что не дойдёшь.

— Но как определиться, если я ничего не вижу вокруг? Там только белизна, которая слепит глаза!

— За туманом тоже есть мир, — говорит незнакомец насмешливо. Кантане кажется, что она его узнала, но догадка, как скользкая рыбёшка, моментально срывается с крючка разума. Голова отказывается мыслить. Место рассудка занял страх. — Пойдём со мной!

Кантана оборачивается, но по-прежнему не видит лица спутника. Оно подёрнуто сероватой дымкой. Однако она прекрасно чувствует его руки: тёплые и надёжные. Они подталкивают к двери.

— Сделай это сама, — произносит незнакомец, и Кантана слышит насмешку в его голосе. — Ничего не бойся!

Доски пола натужно скрипят под ногами. Наклонившись, Кантана замечает струящуюся из щелей белёсую испарину. Последний предел обороны прорван.

— Нет, — отрезает она, не в силах побороть нахлынувший ужас.

— Иногда оставаться на месте куда опаснее, чем выйти в туман, — голос до боли знаком, но Кантана по-прежнему не может понять, кому он принадлежит. — Вспомни своего брата. Он смог. Разве ты хоть в чём-то хуже?

— Я слишком часто попадала не туда, куда нужно, — признаётся Кантана, не понимая, почему она доверяет этому человеку. Теперь, когда откровение, как ливень из набрякшей тучи, вырвалось наружу, глаза щиплет от слёз. А к горлу подступает ком. — Грабли всё те же…

— Грабли можно обойти, если внимательно смотреть под ноги, — замечает незнакомец и снова бережно подталкивает в спину. — Вперёд, Кантана!

Наконец решившись, Кантана нажимает на дверную ручку. Проём расширяется, обнаруживая ненавистные белые клубы, воняющие трясиной и сырой землёй. «Должно быть, так пахнет сама смерть», — думает Кантана, делая шаг через порог. С облегчением она чувствует, как пальцы незнакомца обвивают её ладонь. Так-то лучше.