На зов тринадцатой могилы (ЛП) - Джонс Даринда - Страница 3

— Умоляю…

Рейес стал врываться в меня еще сильнее и еще быстрее. Напряжение росло, пока вдруг все его тело не застыло в моих руках.

Его оргазм я почувствовала так же ярко, как и свой собственный. Ослепительный экстаз нахлынул под аккомпанемент рычания, и удовольствие взлетело до невозможных высот, смешавшись с самой сладкой болью, известной человечеству.

Изо всех сил я обняла Рейеса за шею, все еще плавая на чувственных волнах, сжимаясь спазмами вокруг горячей плоти и чувствуя, как он изливается глубоко во мне. Сжав в кулаках мои волосы, он тяжело дышал, пропитывая меня теплом и окутывая своим пламенем.

Довольно долго мы приходили в себя, пока мир медленно возвращался на круги своя. В конце концов Рейес обнял меня и перекатился, чтобы я оказался сверху. Места лучше не придумаешь.

— С возвращением, — тихо сказал он, пошевелив теплым дыханием волосы на моем виске.

Чтобы не расплакаться, я уткнулась носом ему в шею и крепко зажмурилась.

Я вернулась. Не знаю как, почему и надолго ли, но я вернулась, и это самое главное. По крайней мере сейчас.

***

Через час я проснулась в объятиях мужа и по макушку в восторге от ощущения его кожи. Я столько пропустила, столько должна была узнать, но спросила лишь о том, что доводило меня до помешательства:

— Она победила?

Поначалу Рейес не ответил. Лишь намек на улыбку смягчил его черты, придавая ему почти мальчишеский шарм, который, как я знала из первых рук, мог и очаровывать, и губить. Иногда даже одновременно. Этот шарм я видала в разных обстоятельствах. Благодаря ему Рейес обезоруживал чокнутых преследователей и выманивал из людей злобных демонов. Но всякий раз шарм работал ему на руку.

Однако самое дикое во всем этом — Рейес представления не имел, как действует на женщин, мужчин и даже демонов. А если и имел, то пользовался этим эффектом в своих интересах, потому что одно лишь его лицо могло открыть перед ним любую дверь. В конце концов, он сын самого прекрасного ангела, когда-то бродившего по небесам.

Рейес провел кончиками пальцев по моим губам, и моя грудь преисполнилась такой глубокой, такой бесконечной любовью, что казалось, вот-вот взорвется. А это испортило бы весь настрой, ей-богу.

Я прикусила нижнюю губу и снова спросила:

— Она ведь победила, правда?

Он заправил мне за ухо локон, который не видел внутренности душа больше ста лет. Подумав об этом, я чуть не поежилась, но вдруг Рейес поинтересовался:

— Сколько, по-твоему, тебя не было?

Голос был глубоким, богатым и гладким. Как карамель. Или ириски. Или Дарт Вейдер.

Я чуть-чуть отодвинулась.

— Что значит «по-моему»? Никакого «по-моему» быть не может. Я точно знаю, сколько меня не было. До секунды. Ну, плюс-минус.

— Да неужели? — По степени ослепительности улыбка Рейеса могла посоперничать с солнцем. — И сколько же ты насчитала?

— Сто семь лет два месяца четырнадцать дней двенадцать часов и тридцать три минуты. — Вру, конечно. Никак я не могла знать до минуты, сколько прошло времени, но наверняка знала, что не меньше. — Я парила во тьме больше ста лет.

Рейес задумчиво кивнул и уточнил:

— Если ты парила во тьме, то откуда так уверена, что пробыла там сто семь лет?

Едва не смутившись, я отвела взгляд:

— Я ощущала каждую секунду. Вот и считала.

Он подтянул меня поближе.

— Разве мы уже не выяснили, что с математикой у тебя беда?

— Кстати о птичках. Я думала, меня сошлют на целую вечность.

Внутри Рейеса вспыхнул гнев, который мигом отозвался во мне, словно от молекулы к молекуле потянулась жгучая паутина.

— Тебе показалось мало?

Я снова улеглась ему на грудь.

— Мне показалось, что прошло три вечности.

Он отвернулся и свел брови.

— Ты не должна была так поступать.

Так вот откуда ярость! Приподнявшись, я села на Рейесе и уставилась на него сверху вниз, пытаясь понять, о чем он думает.

— То есть ты предпочел бы потерять Эмбер?

Эмбер — чудесная дочь моей лучшей подруги. Она и стала причиной того, что меня пинком под зад вышвырнули с третьего камешка от солнца. Но она ни в чем не виновата. Ее убил спятивший священник, который пытался привязаться к Земле, использовав Эмбер в качестве якоря. И все для того, чтобы избежать поездочки в ад, которую сам же себе и застолбил за несколько столетий до случившегося.

Я могла исцелять людей, не нарушая никаких правил. Могла даже вернуть человека из мертвых, но только в том единственном случае, когда его душа еще не покинула тело. А когда мы нашли Эмбер, она была мертва уже два часа. Ее душа уже улетела. Я не могла так поступить с Куки — дать ее дочери умереть, когда в моих силах было это изменить.

Неужели именно об этом и говорил Рейес?

— Нет, конечно, — обалдел он. — Ты должна была переложить это дело на меня.

— Ну да. Ведь последнее твое путешествие в ад принесло нам уйму радостей.

Когда в последний раз он оказался в адском мире, я уж думала, он никогда не вернется. Но он вернулся, причем был больше Рейазикином, чем Рейесом. Боги, как известно, не славятся прекрасными личными качествами и заботливыми характерами. Прежде чем вернулся настоящий Рейес, прошло несколько дней, в течение которых я боялась, что мне придется его убить, пока он не уничтожил начисто всю планету.

Он пожал одним плечом:

— Тогда все было иначе. То измерение было действительно адским.

Я ахнула и долго-долго пялилась на мужа с отвисшей челюстью.

— Прошу прощения, — наконец сказала я, вовсе не собираясь извиняться. — Ты хочешь сказать, что мое адское измерение было менее адским, чем твое?

— Мой Брат ни за что не сослал бы тебя в настоящий ад.

— Там было ужасно, — возразила я.

— Большинство миров ужасны.

— Там было холодно, темно, и конца и края всему этому не было.

— А если бы там был рай?

— Даже духи… В смысле?

— Если бы там были белые пляжи, лазурные моря и солнце каждый день?

Он прав. У меня поникли плечи.

— Без тебя и Пип там все равно было бы ужасно. Слушай, я в курсе, что время в разных мирах течет по-разному. — Глубоко вздохнув, я стиснула зубы и собрала кишки в кулак. Образно выражаясь. — Говори начистоту. Я справлюсь. Сколько меня не было?

Может быть, в этом мире прошла вовсе не сотня лет. Может быть (всего лишь может быть!) Пип еще жива. В моем сердце разразилась нешуточная битва между надеждой и болью.

Все еще лежа, Рейес попытался опустить голову, чтобы спрятать очередную лукавую улыбочку, и тихо проговорил:

— Десять дней.

Подскочив на ноги, я застыла, наверное, на час, медленно осознавая его слова. Я то хмурилась, то моргала, то снова хмурилась. Меня не было больше ста лет. Даже духи помогали мне следить за ходом времени. А на земле прошло всего лишь…

— Десять дней? — Я захлопнула варежку и визгливо рявкнула: — Десять паршивых дней?!

Поднялся ветер, закружив вокруг нас песок. Мы оказались в самом сердце пыльной бури, но я была так ошарашена, что не обращала ни на что внимания. Волосы хлестали по лицу. Песчинки царапали кожу. Но я лишь возмущенно стояла, не в силах осознать, что промучилась в аду целую вечность.

И тут меня осенило. Песок с шорохом опустился на землю. Пип, наша прекрасная дочь, жива! И теперь всего лишь на десять дней старше, чем тогда, когда я ее оставила.

Под натиском облегчения, затопившего каждую клеточку, из глаз полились слезы, и я прижала обе руки ко рту. Я снова увижу Пип. Я снова увижу всех! Родных, друзей… Больше ста лет я думала лишь о них и теперь снова их всех увижу.

Рейес рассказывал мне похожую историю. Для него в аду прошла вечность, в то время как на земле прошел лишь час. Один несчастный час. И Рейес вернулся совершенно другим. Хорошо хоть, я осталась самой собой.

Я похлопала себя по лицу, по плечам, по девочкам, то бишь по Угрозе и Уилл Робинсон. Ну да, я все еще я.

— Эти дни определенно были паршивыми, — согласился Рейес, глядя, как я себя ощупываю.