Смех Циклопа - Вербер Бернар - Страница 19

– Я журналистка. Хочу задать вам несколько вопросов.

– Сейчас не до этого. Совершенно неудачный момент.

Вбежавший следом за нахалкой Боб сыплет угрозами и готов позвать охрану.

Она спешно вспоминает свой набор чудесных отмычек.

Какая подойдет для него? Деньги не годятся. Обольщение тоже. Слава – не то. Перед выступлением он паниковал. Этот человек живет в страхе. Страх – вот лучший ключ.

Она поворачивается к комику.

– Я здесь, чтобы спасти вам жизнь. Здесь был убит Дариус. Это был не сердечный приступ, а преступление. Если вы мне не поможете, вам тоже не жить.

Он впивается в нее взглядом, потом, смеясь, смотрит на Боба, которому не до смеха.

– Прекрасная шутка!

Кажется, ключик найден: это юмор. Это доказывает, что я ошибалась: некоторые юмористы любят посмеяться.

– Ладно, раз вы меня рассмешили, я позволю вам меня проинтервьюировать, но при одном условии: попробуйте снова меня рассмешить.

Лукреция в очередной раз убеждается в том, что мужчины – неисправимые дети, манипулировать которыми проще простого: достаточно втянуть их в игру. Исидор не устоял перед игрой в «три камешка», этот соблазнился игрой в лучшую шутку.

У нее есть право всего на одну попытку, надо бить наотмашь.

– Откуда слепой парашютист знает, что скоро земля?

Движением подбородка юморист требует продолжения.

– Когда ослабевает поводок его собаки.

Феликсу не смешно.

– Это из репертуара Дариуса, я только сейчас вспомнил. Честно говоря, я плохо запоминаю чужие шутки, своих хватает… Ладно, задавайте ваши вопросы, а я буду пока снимать грим.

– Какими были ваши отношения с Дариусом?

– Циклоп был моим учителем, другом, сердечным братом. Это он всему меня научил. Он заключил со мной контракт и стал создателем моей славы. Я всем обязан ему.

– Его смерть вас подкосила?

– Вы даже не представляете, как сильно! Это вопиющая несправедливость. Он же был молод, всего сорок два года. Для такого талантливого комика это значит быть сбитым на взлете. По-моему, его ждали новые высоты. Его последнее шоу поражало мастерством и новизной. Оно же подорвало его силы. Я увидел мастера в зените, но я знаю, какая боль, какое самопожертвование скрыты за кажущейся легкостью комического представления.

Молодая журналистка, кивая, заносит все в блокнот, машинально поправляя свою новую прическу.

– Я вовсе не шутила, – говорит она. – Я уверена, что его убили. Если я права, то кто, по-вашему, мог быть заинтересован в его устранении?

Этот вопрос заставляет Феликса замереть перед зеркалом, выронить вату, посмотреть на нее совершенно по-другому.

– Никто. Циклоп был всеобщим любимцем. Этот человек владел всеми сердцами.

– Подозреваю, при достижении такой известности автоматически приобретаешь завистников. Быть первым – значит провоцировать ревность.

– Знаю, куда вы клоните. Но вы ошибаетесь, мадемуазель, если думаете, что я мог его убить. В тот день я сидел в зрительном зале. Все время, пока не открылись двери после конца представления, я оставался в обществе моих друзей. Нам, комикам, важно чувствовать зал.

– Предположим все же, что его убили. Кто мог хотеть его смерти?

– Если хорошо поискать…

Феликс оборачивается и напускает на себя загадочность, подражая голосу знаменитого детектива из телесериала:

– Если вы ищете, кто может быть заинтересован в смерти Дариуса, то вам нужно обратить внимание не на первый номер, а на того, кто заклеймен нулем.

– Вы это о ком?

Он вытирает руки и выбрасывает вату в корзину.

– О том, кого Дариус уничтожил профессионально, о том, кто по его милости оказался в чулане под лестницей. У такого человека были бы все основания его ненавидеть, более того, мечтать убрать его с дороги, – звучит все тот же телевизионный голос.

Феликс Четтэм удаляет с лица последние остатки грима, как убирают с глаз долой картины, посвященные чудом выигранной войне.

– Вы любите загадки? Мне вспомнилась одна, могу вам ее загадать. Должен же я заплатить вам вашей же монетой.

– Внимательно слушаю.

– Человек ищет сокровище. Попадает на перекресток, оттуда идут две дороги. Он знает, что одна приведет к сокровищу, другая – к битве с драконом и к гибели. У начала каждой дороги стоит всадник, его можно спросить, но один все время врет, а другой говорит только правду. Герой может задать всего один вопрос. К которому из двоих обратиться и что спросить?

Подумав, Лукреция отвечает:

– Увы, я всегда была несильна в логике. А такие загадки… они не совсем для меня, вы меня понимаете? Я вам позвоню, если догадаюсь. Скажете номер вашего телефона?

Когда она выходит из театра, идет дождь.

Черт, не хватало, чтобы все старания стилиста пошли прахом… Я так на него потратилась, а тут…

Она смотрит издали на сияющую огнями «Олимпию».

Не знала, какое это изматывающее занятие! То, что делал Дариус и делает теперь Феликс, – ужасно тяжелый хлеб. Теперь, зная, как он им достается, я бы ни за что не согласилась зарабатывать на жизнь смехом. Я бы с ума сошла, если бы моя публика не смеялась или смеялась недостаточно.

Она зажигает сигарету и глубоко затягивается, чтобы прийти в себя.

Пальцы перебирают подолы. Лукреция Немрод останавливает выбор на атласной тунике сливового цвета. Потом она достает из холодильника банку «Нутеллы» и запускает палец в густую приторную массу. Сев за компьютер, она печатает девятью чистыми пальцами. Ее замысел – изучить профили модных комиков.

Кроме Дариуса Возняка и Феликса Четтэма, на олимпе комической профессии теснятся еще два десятка человек.

На их официальном профессиональном сайте написано, что одно выступление Дариуса приносило 100 тысяч евро, а Феликс не нарабатывает больше чем на 60 тысяч.

Молодая журналистка убеждается, что умеющие забавлять публику могут зарабатывать колоссальные деньги, но при этом никто им не завидует, не то что промышленникам и политикам.

А ведь это безупречная профессия.

Она открывает свой блокнот на странице с загадкой Феликса Четтэма.

Это не анекдот, тут целая философия.

Вдруг ее внимание привлекает золотая рыбка: что-то она нервничает, быстро снует по аквариуму, выписывая вместо обычных степенных кругов отчаянные восьмерки.

Левиафан хочет что-то мне сообщить.

Она подходит к аквариуму и долго смотрит на карпа. Потом озирается на свой книжный шкаф.

Папки стоят в неправильном порядке. Некоторые не стоят, а лежат на полках.

Кто-то здесь побывал, кто-то рылся в бумагах!

Неизвестный старался не наследить, из чего следует, что это человек опытный.

Вряд ли грабитель, скорее частный детектив. Я расшевелила омут, и кому-то стало тревожно. Кто-то начал проявлять ко мне интерес. Уж не убийца ли?

Она возвращается к аквариуму. Сиамский императорский карп спрятался в длинных водорослях, колеблемых пузырьками, выпускаемыми пластмассовым пиратским корабликом.

– Что ты об этом думаешь, Левиафан? Буду тебя просить наблюдать за происходящим в комнате. Если здесь еще кто-нибудь побывает, потрудись выразиться яснее. Поступи, как дельфины: выпрыгни из воды.

Левиафан немедленно разгоняется и выпрыгивает, как ему велено.