Временный Контракт или Дорога через Лес (СИ) - Стриковская Анна Артуровна - Страница 4

Все в столице знали, что это вопрос времени, так что карьера младшего сына герцога Хелиера обещала быть впечатляющей.

Руководитель Коллегии магов собирался на покой как раз через два года, по традиции начальник столичного отделения должен был занять его место, таким образом в столице образовывалась очень заманчивая вакансия. Все уже точно знали, кто её займёт, и даже не интриговали. Мало того, что Жерар был достоин, он к тому же сын герцога, родственника самого короля. Как с таким бороться? Да и зачем?

В то время у молодого мага сомнений не было.

Сейчас Жерар подозревал, что хитрый лис Энтор что-то знал и именно поэтому не стал спешить с оглашением помолвки.

Всё рухнуло в одночасье.

Жерар сидел в своём кабинете и заканчивал писать обвинительное заключение по одному из дел, когда за ним пришли. От неожиданности он не смог и не успел ничего предпринять. Потом он сообразил, что так лучше: его не в чем обвинить, он не оказывал сопротивления. Но тогда… В его святая святых влетели четверо неизвестных в форме простой полиции. Это потом он разглядел, что они из особого подразделения, занимающегося преступлениями против государства.

Антимагические наручники защёлкнулись на том, кто сам их частенько защёлкивал на других. Оказалось, это ужасно. Он как будто ослеп и оглох, сердце стало биться с трудом, дыхание прерывалось. Всю сущность сковал безусловный, непреодолимый страх.

Среди пришедших по его душу был незнакомый маг Коллегии: он наложил печать молчания и в таком виде ничего не понимающего Жерара препроводили в антимагическую камеру. Далеко идти не пришлось, заперли в подвале той же Коллегии. Наручники сняли, но это мало что дало, разве что дышать стало легче. Зато страх усилился.

Ему ничего не сказали, не предъявили никаких обвинений. Заперли и ушли. Это могло значить что угодно, начиная от простой ошибки и заканчивая обвинением в государственной измене. Причём одно не исключало другое.

Вспомнив недавно прочитанный роман, Жерар сразу начал отмечать дни заключения чёрточками на деревянных нарах. В подвале без окон он определял время по смене тюремщиков, приносивших еду. Сначала это казалось какой-то дурацкой игрой, но уже на третий день он оценил стратегию, вычитанную в дурацкой книжонке, как в высшей степени полезную.

Подсчёт визитов тюремщиков, ковыряние ногтем старой краски, нанесение еле заметных чёрточек, означающих дни, давало хоть какую-то опору, связывало прошедшее с будущим и не позволяло потеряться во времени, впасть ни в безумие, ни в родственную ему апатию. Ему было наплевать на то, что кормили его скверной, подгорелой кашей и поили простой водой. Неизвестность мучила больше, чем голод и даже сильнее, чем отсутствие магии.

Почему его схватили? В чём обвиняют? Ответа на эти вопросы не было. Мало того, на допрос его так ни разу и не вызвали, никаких обвинений не предъявили, хотя по закону полагалось это сделать.

Только в одном случае его могли схватить просто так и держать, сколько пожелается: если король лично распорядился это сделать. Но по какой причине? Он всегда верно служил своему монарху.

Жерар просидел в этой камере две декады. То, что бедняга не сошёл с ума от неизвестности, можно было село считать его личной заслугой: он приложил к этому все свои силы. Так что, когда на утро двадцать первого дня заключения за ним пришли, он был готов вступить в бой за свою свободу и доброе имя.

Но сражаться не пришлось.

Его привели на второй этаж, в хорошо ему знакомый кабинет, который он рассчитывал вскорости занять, и оставили наедине с родным начальником, который тут же приложил палец к губам, призывая к молчанию. А затем, когда двери за стражниками закрылись, опустил на кабинет полог тишины и расстегнул на растерянном подчинённом антимагические наручники.

Первые его слова были:

— Я знаю, что ты ни в чём не виноват.

— Но почему?… - воскликнул было Жерар, и тут же замолк.

Его начальник жестом показал: садись и слушай.

А потом рассказал просто ужасные вещи.

Оказывается, его отец и братья замыслили ни много, ни мало государственный переворот. У короля не было наследников мужского пола и об этом все отлично знали. Со времён короля Диона этот вопрос решался просто: королём становился старший сын старшей дочери. До его совершеннолетия правила принцесса-наследница, а чаще регентом становился её супруг, по совместительству отец юного короля. Герцог Хелиер очень рассчитывал на то, что этим супругом и регентом станет его старший сын Гийом.

Но прекрасная принцесса Камилла не захотела выходить за троюродного братца. Почему-то она питала к нему неприязнь. Из всех предложенных кандидатур девушка выбрала в мужья сальвинского принца Зенона. Понять её выбор мог не каждый: принц Зенон отличался не выдающейся красотой, хотя, как все сальвинские принцы, внешность имел привлекательную, не воинскими достижениями, а глубокими познаниями в области теоретической магии. Проще сказать, он был серьёзным учёным, увлечённым своей наукой. Власть его не интересовала, а вот возможности элидианского университета — очень даже.

— Видимо, её высочество решила, что будет править сама, - вздохнув, изложил свои соображения начальник, - при таком муже это вполне достижимо. Дать ему волю, так он из архивов и лабораторий носа не покажет. И уж точно не будет вмешиваться в государственные дела. В отличие от твоего брата, который спит и видит себя на троне.

Жерар обругал сам себя. Вот ведь! Проклятая политика, с которой он никогда не желал иметь ничего общего. Он даже не подозревал, что братец Гийом претендует на роль мужа принцессы и что она выбрала другого. Слышал краем уха что-то такое, но оно никаким боком не относилось к раскрытию магических преступлений, поэтому его не интересовало.

Но не зря говорят: если ты не интересуешься политикой, рано или поздно политика заинтересуется тобой.

Начальник продолжал излагать события.

Когда Гийом получил отказ на своё сватовство, это сильно задело его отца, герцога Хелиера. Настолько сильно, что он начал интриговать, пытаясь сорвать женитьбу принца Зенона. Если бы удалось вывести из игры сальвинца, будущий герцог Хелиер становился наиболее вероятным кандидатом. По крайней мере ему так казалось. Он и представить себе не мог, что принцесса Камилла ни за что не свяжет свою жизнь с тем, кого знала с детства.

В любом случае план герцога был обречён на неудачу. Всё зло заключалось в том, что он пошёл дальше, чем это было разумно и безопасно. Если бы он ограничился интригами, то сейчас его младший сын не терялся бы в догадках, чем провинился перед королём, а сидел бы на своём рабочем месте и ревностно трудился на благо государства.

Но, подстрекаемый Гийомом, герцог попытался помешать принцу Зенону прибыть на собственную свадьбу. Самым простым способом: отправил наёмников, чтобы они заставили жениха повернуть обратно, а если не получится, то убили.

По сальвинской традиции жених не должен был пользоваться порталами, наоборот, требовалось показать себя и свой кортеж всем в тех землях, через которые доведётся проехать. Этим он давал множество возможностей для покушений. Неудивительно, что с того момента, как Зенон пересёк границу родной Сальвинии, на него как из ведра посыпались всевозможные несчастные случаи.

Будь он глупым или суеверным, повернул бы назад. Но Зенон не был тем, кем его желал себе представлять Гийом. Тот, кто его знал, никогда не назвал бы принца ни слабаком, ни дурачком не от мира сего. Он являлся настоящим учёным: тем, кто ищет истину. Обрушившаяся на него лавина неприятностей заставила его не испугаться, а задуматься. Поразмыслив и сличив факты, он послал сообщение будущему тестю: некто желает сорвать свадьбу во что бы то ни стало. Скорее всего, кто-то из отвергнутых женихов принцессы.

Зенон правильно определил, к кому обращаться.

Его величество всегда отличался крутым нравом и не любил размазывать кашу по блюдечку. Он тут же отправил особо доверенных агентов изучить ситуацию. Очень скоро, Зенон ещё не успел проехать Лиатин, агенты дали ответ: кортежу жениха вредят люди, нанятые герцогом Хелиером. После чего за посланцами, за самим герцогом и за его семьёй было установлено строжайшее наблюдение, каждый шаг становился известен королю практически в тот момент, когда совершался.