Альтернативный обмен (СИ) - Тимофеев Владимир - Страница 10

— Это точно, — подтвердил Николай, вздохнув в унисон Захарычу. В воздухе повисло молчание, наполненное горечью воспоминаний и мыслей о будущем. Сантехнику стало немного неловко, но он продолжал тихо сидеть на стуле.

— Ох, ты же хотел чего-то? — встрепенулся Винарский.

— Ну да. Дело у меня к вам одно. Важное, — проговорил Барабаш и выставил на стол статуэтку.

Евгений Захарович обошёл стол, вновь нацепил на нос очки и внимательно осмотрел, чуть ли не обнюхал фигурку со всех сторон. Затем инженер покачал головой и вернулся на место.

— Занимательная вещица. Ломоносовский завод… или Гарднер. Ну-ка, дай-ка ещё разок глянем, — Винарский перегнулся через стол и, осторожно взяв статуэтку, заново ее изучил. — Да, всё-таки Гарднер. Девятнадцатый век, первая четверть.

— Ценная? — с надеждой спросил Николай.

— Ты хочешь, чтобы я ее оценил? — удивленно поднял бровь дядя Женя. — Боюсь, Николай, моей компетенции тут недостаточно. Но вещь, безусловно, редкая. Не такая уж дорогая конечно, но все-таки ценная. Вот если бы эта водоноска была Ломоносовской, тогда да, цены бы ей не было.

— Да я же ее не продавать собираюсь, — отмахнулся Барабаш. — Это подарок. Вам, Евгений Захарович.

— Мне? — Евгений Захарович изумленно посмотрел на Николая. — Спасибо, конечно. Но ты же знаешь, Коля, не могу я это взять просто так. Надо бы чем-нибудь отдариться. Сам понимаешь — удачи не будет.

— Да нет, ну вы что, дядя Жень, не надо мне ничего. Просьбочка только одна. Малюсенькая.

— Ну хорошо, — вздохнул пожилой инженер, — Просьба, так просьба.

— Ага. Глядите, Евгений Захарович. Мы тут с мужиками поспорили, ну и… Короче, проигрался я в пух и прах, и теперь надо мне разыграть одного гражданина. Нет-нет, — сантехник протестующе замахал руками, — никакого хулиганства, обычная шутка.

— Точно шутка? Тогда рассказывай.

— В общем, в Ленинград надо съездить. Там один товарищ работает. В институте… черт, как там его… а, вот. В инженерно-экономическом институте. Звать его Чумайс Анатолий Борисович. Морда у него хитрая, а сам рыжий, как этот, — Барабаш прищелкнул пальцами, вспоминая героя мультфильма, — во, Антошка. Всучить ему надо кое-какие бумажки. По слухам, за них он маму родную продаст, а заодно папу и телевизор цветной. А в благодарность надо его попросить, чтобы бумагу одну подписал, отдам, мол, за это, как только разбогатею, миллион или два.

— Н-да? А если не разбогатеет, тогда что?

— Разбогатеет железно. Зуб даю.

— Ну, тогда лучше не миллион просить, а другое. Мало ли что, реформа там денежная, к примеру, и все — тю-тю миллион. Давай-ка мы с тобой пропишем… хм… ты знаешь, мне даже самому интересно стало. В общем, подумать тут надо денек-другой.

— Конечно, Евгений Захарович, думайте. Только побыстрей, если можно. Мне мужики пять дней всего дали.

— Экий ты шустрый, Коля. Расписка на миллион — это не фунт изюма. Думаю, пошлет меня твой Чумайс чёрт-те куда.

— Не, не пошлет. Вы в расписку условие поставьте, что миллионы свои он отдаст, только когда Советский Союз развалится.

— О как! Да-а, с таким условием я бы и сам любую фигню подписал не задумываясь, — засмеялся дядя Женя. — Вот это точно фантастика. Ну надо же, придумал… Советский Союз… Давай сюда свой пакет и это… Расписку на кого писать будем? На тебя?

— Нет, на предъявителя. Без имени…

Через четыре дня Винарский отловил Барабаша возле курилки и вручил ему желтоватый листок, исписанный с обеих сторон.

— Вот, Коля, держи. Все, как обещал.

Николай вгляделся в строчки и удовлетворенно хмыкнул. «…Обещаю выплатить предъявителю сего документа денежную сумму, эквивалентную стоимости 2 (двух) тонн золота пробы 999 в дензнаках, имеющих хождение на момент исполнения обязательства…».

— Ну ты молоток, дядя Женя. Я бы так никогда не придумал.

— Да ерунда это все, — Евгений Захарович усмехнулся, затем открыл рот, вроде бы собираясь что-то сказать, но внезапно махнул рукой и бодро засеменил прочь по длинному коридору. Николай недоуменно посмотрел ему вслед, однако мысль об удачно исполненной авантюре вновь привела разум сантехника в счастливо-восторженное состояние.

Переправив ценную расписку в будущее, Барабаш весь день ходил окрыленный и даже на вызовы прибегал секунда в секунду. С шутками и прибаутками менял сгоны, наворачивал на проржавевшие резьбы лён, крутил контргайки. Ему жали руку, хлопали по плечу. Конторские дамы многозначительно подмигивали веселому сантехнику и приглашали на посиделки с чаем. Николай бесхитростно улыбался в ответ и отнекивался — работы невпроворот, не до чаю. «Как же, однако, просто быть счастливым», — такая вот радостная и незатейливая мысль сопровождала его весь этот длинный и суматошный день.

На следующее утро Барабаш ураганом ворвался в кабинет Винарского, плюхнулся на стул и высыпал на обтянутую дерматином столешницу конфеты «Коровка». Николай знал, что из всех сладостей Захарыч предпочитал именно этот продукт, и потому захотел еще раз уважить старика и высказать ему запоздалую благодарность.

— Угощайтесь, дядь Жень. Я сегодня почти именинник.

Евгений Захарович посмотрел на сантехника, потом аккуратно развернул одну конфетку и положил ее в рот.

— Да-а, хорошо. Жаль, что зубов так мало осталось, а то б я их всех зараз схрумкал. После войны мы же один сахарок грызли, знаешь такой, вприкуску. Сладко было, ууу…

— Ага, дядя Жень. Расскажете, как там с Чумайсом прошло?

— Хм. Знаешь, Коля… Интересный он мужичок оказался, — старик смущенно прокашлялся. — Мило мы с ним побеседовали. Бумажки твои он глянул. Вижу, интересно ему. Хорошая, говорит, работа, но не ко времени. А я ему: берите, мол, пользуйтесь. Тот, кто это писал, давно уж не с нами… Это ничего, Коль, что я так сказал? Ну вроде как про тебя? — забеспокоился инженер.

— Да не, всё нормально, — отмахнулся Барабаш. — Оно же так где-то на самом деле и есть. Дальше, дальше-то что было?

— Ну, дальше обрадовался он. Спасибо сказал, спросил, не нужно ли мне чего за эту работу. Вот тут я и выложил ему просьбу твою про расписку. Чёрт, даже как-то неудобно мне стало. А он, значит, засмеялся так весело, аж слезы из глаз пошли. Взял листочек и написал все, как ты и хотел. Вот так вот.

— Это хорошо, дядя Жень. Это хорошо. — Николай закрыл глаза и откинулся на стуле с мечтательным видом.

— Да, кстати, — встрепенулся Винарский. — Кот там у него был. Хороший такой кот, здоровый, рыжий. Ты ж знаешь, я, страсть как котов люблю.

— Кот? — удивился сантехник. — Какой кот?

— Какой, какой. Обыкновенный. Злющий, правда. Но с Чумайсом твоим ласковый, об ноги трется, на стол запрыгивает, под руку лезет. Коты, они ведь с плохим человеком водиться не будут. Так что, думаю, может, зря мы с тобой так пошутили? А?

— Н-да? Не знаю, не знаю, — задумался Барабаш.

— Ну да, мне Чумайс про кота этого много чего рассказал. И как утопить его хотели злыдни какие-то, и как на байдарках они вместе плавали… Хороший котяра…

— Значит, кот у него, — пробормотал Николай, затем решительно встал и, пожав инженеру руку, вышел из кабинета.

Винарский недоуменно посмотрел ему вслед и, нацепив на нос очки, взялся за свежую газету. Последнее, что услышал Евгений Захарович от вышедшего в коридор Барабаша, было:

— Ну что ж. Пусть будет кот.

Василий Иванович Бойко был ошарашен. Полученный из прошлого бумажный листок, «украшенный» подписью самого Чумайса, ломал все его представления о жизни и планы на будущее. На одной стороне листа была расписка, а на другой — своеобразный пропуск к всесильному олигарху, им же и подписанный. «Но почему я? Почему сам Барабаш не воспользовался этим шансом?» — бригадир из двухтысячных на самом деле не понимал сантехника из восьмидесятых. Василий Иванович думал об этом целый день, думал во время работы, думал за обедом, думал, когда ложился спать, даже во сне думал, и лишь поутру…