Ангельские перья (СИ) - "полевка" - Страница 34

Кроме этого, я не имел права покидать дом или общаться хоть с кем-нибудь. После того, как мужу доложили, что я разговаривал по коммутатору с альфой, у меня отобрали и этот девайс. Со мной связался профессор из института и пытался уговорить меня вернуться к учебе. Я боялся открыть рот и пожаловаться на мужа, потому что папочкино воспитание выжгло на мне печать, что на мужа жаловаться нельзя. Я не решился попросить о помощи, потому что не видел, чем именно мне может помочь профессор с кафедры полимеров. Надо было бежать из того дома еще тогда. Обратиться за помощью в кризисный центр помощи от домашнего насилия. Показать синяки, которые не сходили, но я не мог решиться на подобный поступок.

Если муж был доволен, то он сношался со мной, потому что назвать это иначе язык не поворачивается. Не было ни ласки, ни заботы, только совокупление и недовольство. Мне и метку поставили не от желания, а со злобы, потому что я пытался улизнуть от мужа как можно быстрее. Муж уверял, что это все моя вина, поскольку был абсолютно гетеросексуален и заниматься сексом с парнем было для него совершенно недопустимо с моральной точки зрения.

Он уговаривал меня сменить пол на женский, уверяя, что после этого у нас все наладится, и мы будем счастливы. Через год такой обложной осады я уверился, что я действительно глупый и никчемный, и пол, возможно, действительно не важен, если он мешает семейному счастью. Стоило согласиться с мужем на смену пола, как он опять разительно переменился, став милым и заботливым. Он подобрал мне больницу и долго обговаривал с врачом мои будущие параметры фигуры и лица. Мне было все равно, я был практически сломлен и плыл по течению.

Но стоило начать готовиться к операции, как выяснилось, что я беременный и гормонотерапия недопустима из-за возможности выкидыша. Я сразу отменил операцию и рванул к мужу порадовать его будущим отцовством. Но муж не то, что не порадовался, а ужасно разозлился. Он потребовал, чтобы я сделал аборт и продолжил подготовку к смене пола. Я отказался, и муж очень сильно избил меня. Он бил по животу, надеясь, что я потеряю ребенка, но несмотря на то, что я писал кровью и получил трещины в ребрах, ребенка не потерял.

С тех пор у меня появилась цель в жизни – сохранить своего малыша и жить ради него. Я жил тихой мышью в доме, прятал карамельный запах беременного омеги и прилагал все усилия, чтобы не попадаться на глаза ни свекрам, ни мужу.

Я обратился за помощью в больницу для неимущих, и врачи, приняв меня за омегу с тринадцатого уровня, пытались мне помочь, чем только могли. На четвертом месяце выяснилось, что у ребенка шумы в сердце и деформированы ножки, а потом объяснили, что у родителей-наркоманов большой риск рождения детей с врожденными отклонениями. Я был в ужасе и не знал, что делать. Врачи объяснили мне черты характера и привычки наркоманов. Тайных или явных. Все приметы сходились в одно: мой муж – наркоман с большим стажем и, судя по его жизни и привычкам, это уже необратимо. И отсутствие эрекции, и перепады настроения, и многое другое, все было подтверждением этому факту. В его богемном окружении это практически норма, и он это никогда не бросит.

Врачи меня утешали, как могли, я не хотел делать аборт. У меня не было уверенности, что я смогу забеременеть еще раз, а оставаться бездетным казалось хуже смерти. Врачи мне и сказали, что при современном уровне медицины операцию на сердце вполне возможно сделать, были бы деньги. А что касается ножек, то при текущем уровне протезирования смена протезов по размеру позволила бы ребенку жить нормальной жизнью, почти не ощущая дискомфорта.

Муж и его родители перестали меня замечать. В их представлении, они наказывали меня за непослушание одиночеством, но я был только счастлив, что меня оставили в покое. Я прятал живот в бесформенной одежде, подтверждая у новой родни мысль о полнейшем отсутствии вкуса, и заодно прятал свой запах, маскируя его дешевым парфюмом. Я старался гулять там, где меня не могли встретить знакомые мужа, но все равно, у него как-то спросили, почему он прячет от всех беременного меня и как скоро у него будет пополнение в семействе.

Муж появился на пороге моей комнатушки злой, как демон из преисподней. Сорвав с меня одежду, он убедился, что это на самом деле живот, а не муляж, и избил до полной отключки. Его от меня оттащили родители, побоявшись, что я умру и им не удастся скрыть причину моей кончины. Поэтому на меня нацепили ночнушку и, положив у лестницы, вызвали врачей, якобы я упал со ступеней. У меня обнаружили множество гематом и разрыв плаценты. Поэтому мне сделали кесарево, спасая меня и ребенка. Но увидев деформированные ножки и обнаружив проблемы с сердцебиением, вызвали в палату Оливера. Когда он увидел сына, он запретил оказывать ребенку любую медицинскую помощь, а после этого закатил такую истерику, что врачи забыли и обо мне, и о ребенке.

Они вкололи мне успокоительное, которое вместе с анестезией полностью лишило меня возможности двигаться. А ребенка они положили в эмалированный тазик, как в абортарии, и накрыли его салфеткой, чтобы не привлекать ненужного или случайного внимания. Я не мог говорить, я не мог позвать на помощь, я даже пошевелиться не мог. Я прилагал огромные усилия, чтобы держать глаза открытыми и надеялся, что мне хоть кто-нибудь хотя бы покажет моего ребенка. Но мы были в родзале одни. Я и мой сын. Салфетка несколько раз дернулась, а потом я понял, что мой малыш мертв.

Очнулся я через несколько дней. Оливер заскочил в палату лишь для того, чтобы сообщить что «я пожалею, что не сдох вместе со своим уродцем» и выскочил из палаты, чтобы дать интервью в омежьи журналы, как он переживает, что первая беременность его обожаемого супруга закончилась так трагично. Но слабое здоровье супруга с самого начала не внушало уверенности, что роды будут простыми. А тут такая неприятность, когда я, бродя во сне, как лунатик, свалился с лестницы и травмировал и так слабого ребенка. Врачи сражались за наши жизни, но если меня удалось спасти, то к сожалению, ребенок был слишком слаб, чтобы выжить даже после всех усилий врачей. А потом он пел дифирамбы всему медперсоналу и обещал, что обязательно сделает крупное пожертвование на оборудование в отделение недоношенных детей, чтобы такие трагедии не случались с другими родителями и прочее бла-бла-бла…

Джей вынырнул из собственных воспоминаний и посмотрел на замерших близнецов, на окаменевшего Грешника, и только сейчас услышал всхлипывания из соседнего кресла, это Свен размазывал слезы пополам с соплями по щекам. Он кивнул другу и горько улыбнулся, заканчивая рассказ.

- Я стащил чужие брюки из приемного отделения и вышел на улицу, как был. В пижамной шелковой кофте, больших брюках и одноразовых шлепках на босу ногу. Я не знал, что делать, в голове была вата. Вернуться к родителям я не мог, просить помощи у родни тоже как-то не получалось. Явись я в дом деда, он бы меня, конечно, принял и обогрел, но первое, что бы он сделал – это вызвал моих родителей, а те приехали бы с моим мужем. А встречаться с Оливером я больше не собираюсь.

Когда я увидел рекламный баннер про армию, то решил что это реальный шанс начать все сначала, и отправился в рекрутцентр. Там я познакомился со Свеном. Потом был первый лагерь, где нас муштровали, потом второй, где нас учили, а потом отправили сюда с пожеланием, чтобы мы нашли себе команду. И вот, мы здесь… а теперь вы рассказывайте, что с вами случилось…

Бим и Бом переглянулись и взялись за руки, как будто собирались, как минимум, прыгать с крыши, и начали говорить в своей манере, говоря по очереди по предложению, которые, впрочем, звучали будто от одного человека.

- Мы родились в цирке шапито. Наш отец был иллюзионистом, а папа коверным клоуном. Из-за того, что папа был крупным, а роды происходили не в больнице, никто так и не определил, что папа носил двойню вместо одного ребенка. Он был несколько разочарован, что ребенок родился мелким, несмотря на крупный живот, но роды были легкими, и это единственное, что радовало. Родне в цирке сообщили, что ребенок родился, а местный врач вышел набрать воды, чтобы помыть ребенка. Отец оставался рядом с супругом и помогал принимать сына. Он очень удивился, когда вместо последа родился еще один ребенок. Тоже некрупный и на удивление молчаливый.