Брат ответит - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 2
- Предыдущая
- 2/12
- Следующая
– Ох, какой ужас! – хмыкнул Федя.
– Ты смеешься, – поджала губы мать, – а мне женщины сказали: еще раз на площадке появимся – полицию вызовут.
– Они не имеют права.
– Федя, – в маминых глазах заблестели слезы, – ты дома редко бываешь. Поиграешься с братом полчаса – и опять исчез. А я с ним – целыми днями. Он скоро будет подростком. Ты понимаешь, что это значит? Аутисты себя контролировать не умеют. Он уже вчера в спальне под дверью стоял, когда я переодевалась. И подглядывал.
– Ему всего двенадцать!
– Но он просто глаз с меня не сводил! Я боюсь! – прижала руки к груди.
Старший сын промолчал.
Забавное совпадение. Ему вчера тоже предложили полностью изменить свою жизнь. Перейти из обычной школы и секции на казенный кошт, в училище олимпийского резерва. То есть дома вообще не бывать. Тренировок еще больше. Зато перспективы – поездить по миру, что-то выиграть.
Мать, конечно, одобрит. Всем уже раззвонила, что Федор – кандидат в сборную России, скоро золотую медаль привезет.
И будет счастлива обоих сбагрить, пьянствовать в свое удовольствие.
– Ты уже ездила в интернат? – спросил Федя.
– Зачем? – удивилась она. – Документы пока не готовы.
Федя отправился сам. Посмотрел, ужаснулся. Палаты на десятерых. Хлорка, кислая капуста, санитарки в грязных халатах. Пациенты – отрешенные зомби. Какое там мытье посуды или шахматы! Месяца не пройдет – Ярик и говорить разучится.
«А если я с бревна сорвусь, мать меня в другой интернат засунет. Для парализованных».
Осуждать или переубеждать не стал.
Другую все равно взять неоткуда.
Но Ярика в интернат отпускать нельзя.
На хрен медали. Все равно единицам достаются, а у них только в потоке больше ста человек.
Мать решила свое, а он – свое.
Вместо училища олимпийского резерва порвал с гимнастикой и взял Ярика полностью на себя.
Мать ужасно оскорбилась, что ребенок, не спросив ее разрешения, посмел бросить спорт, и ударилась в конкретный запой. Федор запаниковал. Как в школу-то ходить? Оставлять дома пьяную маманю и больного брата никак нельзя. Квартиру спалят. Сначала думал на домашнее обучение проситься, но это ведь сам с ума сойдешь – целый день ухаживать за инвалидом, да еще и уроки учить.
Засел за форумы и отыскал: неподалеку от дома имеется Центр реабилитации больных аутизмом. Коммерческий.
Дорогим оказался, зараза, зато работать начинал с восьми утра. Федя успевал отвести дитя в садик и почти не опоздать в школу.
Ярик согласился ходить в Центр без капризов. Местечко оказалось милое, похожее на дом отдыха: свой сад, цветы, дорожки, фонарики светодиодные.
На ресепшене восседала улыбчивая рыженькая болтушка и красавица Ксюша. Педагоги – сплошь молодые и даже неформальные, кое-кто щеголял в рваных джинсах или пирсингом сверкал. Методики, как ему рассказала начальница, применялись самые современные. Брат за пару недель научился собирать кубик Рубика и разборчиво, металлическим голосом робота, говорить: «Здра-вствуй-те».
Только вот никаких льгот для их неполной семьи не полагалось.
На то, что в будни, с восьми до двух, Ярик находился в Центре, уходила вся его немаленькая инвалидная пенсия. Надо оставить на подольше – платить нечем. От матери с ее зарплатой консьержки толку мало.
И опять Федя нашел выход. Спортивная гимнастика сейчас мало кому нужна. Но если ты умел делать сальто, то легко мог освоить стремительно входящий в моду паркур.
Он пересмотрел кучу роликов, кое-что натренировал, показал в школе на уроке физкультуры. Народ прифигел. А физрук сам предложил секцию открыть. Вместе.
Вдвоем отправились к директору. Начальство одобрило. Официально Федора оформить не могли, но конвертики каждый месяц он получал.
Даже парни из обычных семей завидовали: им, чтобы девчонку в кино сводить, приходилось у родителей клянчить. А у Феди, пусть небольшая, но собственная денежка имелась.
Школа, по счастью, скоро закончилась, и замаячили перспективы посерьезнее. Парня – кандидата в мастера спорта, да еще с опытом преподавания паркура – взяли инструктором в батутный центр. Вел две группы, плюс частные уроки давал – восемьсот рублей за шестьдесят минут «чистыми». На фоне прочих инструкторов – доморощенных уличных паркуристов – смотрелся весьма выигрышно. Поэтому ценили. Пропустить занятия, подмениться – вообще не вопрос. И Ярика на работу разрешали приводить. Братик сначала дичился, сидел букой в углу, но хотя бы по полу не катался и в буйство не впадал. Наблюдал завороженно за прыгунами, причем пижоны, крутившие сальто, его не интересовали. Он не сводил глаз с детей, кто примитивно скачет вверх-вниз. А вскоре оттаял настолько, что сам стал прыгать. Смотрелся еще смешнее, чем малыши. Посетители его за робота принимали: амплитуда всегда одинаковая, в сторону ни шагу, руки скрещены, посадка головы строго вертикальная, лицо отсутствующее. И терпение адское – мог час прыгать, два, три, пока не падал от усталости.
Федор даже короткое видео снял, показал в Центре, куда продолжал водить Ярика. Там изумились: чуть ли не первый случай в мире, когда больной аутизмом освоил батуты. Федора дружно уговаривали доклад сделать. Обещали на английский перевести, за границей издать.
Но по-научному молодой спортсмен выражаться не умел, а общие слова про свободу полета и приятно пустеющий во время прыжков мозг писать не хотелось.
Он гордился, что жизнь своей семье сумел устроить, что милостыни ни у кого не просит. Что даже автошколу закончил и, может, со временем накопит и на машину.
В любви только не везет.
Но оставалось радоваться тому, что есть.
Мать кое-как ведет хозяйство, пьет в меру. Брат – пусть не превратился в полноценного члена общества – особых тягот не доставляет. И повинуется старшему беспрекословно.
…Вот и сегодня Федор не сомневался, что решит проблему за минуту. Подумаешь, ранку вздумал ковырять! Взял Ярика за руку, сказал строго:
– Нельзя.
– Буду, – сердито ответил младший.
И попробовал вырваться.
Обычная и полностью нормальная первая реакция.
– Нельзя! – повысил голос Федор.
Сильно сжал ладони Ярика – боль всегда отрезвляет. Потом отпустил, протянул брату четки. Главное – переключить внимание.
Тот насупился – и четки отшвырнул.
В Центре предупреждали: шестнадцать лет для больного аутизмом – возраст сложный. Половое созревание завершилось, тело требует, а мозг не понимает, что организму надо.
– Будешь ковырять – врежу. Конкретно, – пригрозил Федор.
И кивнул матери:
– Дай пластырь.
Ловко заклеил ранку. Снова повторил:
– Не смей больше трогать.
Однако Ярик сорвал пластырь и ковырнул царапину с такой силой, что кровь струей брызнула.
А вот это уже бунт.
– Я предупреждала, – проскрипела матушка, – время придет – он и тебя перестанет слушаться.
Применить конкретную силу – дать пощечину, прижать брата к стене и снова заклеить рану – ничего не стоило. Но Федор решил попробовать договориться. Перестал нападать и спросил участливо:
– Проблемы, бро?
– Бро… – повторил Ярик.
– С девушкой поругался? – подмигнул Федор.
Он прекрасно знал, что девушки – как и любые другие люди, кроме самого себя – брата не интересовали.
Зря он на человеческие разговоры время теряет. Сейчас Ярик бесконечно заладит, как всегда бывало с новым для него словом: «Бро, бро, бро…»
Но тот вдруг сказал:
– Оля.
– Как? – Федя от неожиданности даже отпрянул.
А Ярик снова вцепился в царапину, начал драть ее, раскачиваться, забубнил:
– Оля-ля-ля-ля-ля…
– Все. Хватит! – рявкнул Федор.
В который уже по счету раз заклеил рану. Слегка врезал брату под подбородок:
– Сдерешь пластырь – прибью. Понял?
Непедагогично, в Центре не одобряли, но действовало.
Ярик членовредительство прекратил, но про неведомую Олю твердил весь завтрак и потом, когда Федя вел его на занятия.
- Предыдущая
- 2/12
- Следующая