Отпущение без грехов - Михайлова Евгения - Страница 5

Она осмотрела свою тишину и ощутила холодок грядущей опасности, враждебности, затаенной, спрятанной до поры мести.

Таню никто не видел на работе все это время. Разумеется, она не звонила. Вряд ли у нее могут быть серьезные неприятности со следствием. В обнародованном материале ее просто нет. Никакого формального отношения она не имела даже к съемкам группы Насти. Фильму она, конечно, вредить не станет: причины конфликта, отстранения от картины уничтожат именно ее репутацию. После такой огласки Таню не допустит больше ни один режиссер на пушечный выстрел к своей работе. Да и выплаты впереди, потом с проката. Но не быть ответа не может.

Настя с ужасом вспоминала свои первые и, конечно, последние откровения с подругой.

«Никто не должен знать, только ты, ты все понимаешь».

Да в том-то и дело. Она позвонила Андрею, телефон был вне доступа. Потом по наитию заглянула на страничку жены Сергея Толстова, тоже актрисы, Инны. Вот и оно.

«Эта журналистка изводит нас своими звонками. Рассказывает мне, как ее любит мой муж, как он меня терпеть не может. Мне она как-то сказала, что, если я не разведусь с ним, она засветит меня во всех желтых газетах. Говорит, меня в массовку не возьмут. А сегодня уже вообще кошмар. Она подстерегла сына, стала рассказывать, как его папа ее любит, как она любит его».

Ее спросили в комментариях: «А что Сережа говорит?»

Инна ответила: «Говорит, это все какой-то бред. Он пьет. Отказался от хорошей роли у Игнатьева».

Настя сняла свои сильные очки, вошла в ванную и плеснула очень холодной водой в свои глаза. Они не близорукие, они слепые, эти глаза. А сердце, ее якобы чуткое сердце, болталось на веревочке в умелых руках, как розовая игрушка на День святого Валентина.

Настя набирала номер Андрея до утра. Потом заставила себя уснуть на несколько часов, отключив звонок. Проснулась, увидела подряд несколько входящих от Светы и Пети. Сидела, тряслась и боялась перезвонить.

Света позвонила сама:

– Ты немного поспала? Беда у нас. Сразу скажу, Настя, что твои отношения с Никитиным казались тайной только тебе. Не бывает такого на телевидении. Но мы старательно делали вид. Короче, Татьяна вчера вечером пришла в отдел Лидии, его жены. Просвещала и дала прослушать ей запись разговора с тобой, в котором ты рассказываешь ей все, до мельчайших подробностей. Эта запись оказалась у Лиды и в почте, и в сообщениях смартфона. Она есть и у нашего Циклопа.

– Беда только в этом?

– Нет. Лидия с обширным инфарктом в больнице. Сегодня в новостях – Андрей Никитин ночью попал в ДТП. Был, пишут, нетрезв. Сейчас в коме.

Если бы Настя ночью в своих самых тревожных предположениях могла допустить сокрушительный залп всех вражеских орудий с попаданием прямо в сердце… Если бы она попыталась найти на этот случай для себя точку опоры, тень самого призрачного убежища… Она бы пришла лишь к одному решению. С этим жить нельзя. Пережить все это невозможно. И вот все случилось. Впереди только еще более страшное. И она просто встала, тщательно помылась, причесалась, оделась по-человечески, как велел Циклоп. И поехала на работу.

Они все ее ждали.

Света кивнула на дверь главного редактора: «Он ждет».

– Привет, Волошина. Я все подписал. Запускайся сегодня же. Настя, не оставайся с этим одна. Мы справимся.

И лица Насти вдруг коснулся теплый голубой луч его единственного глаза.

В кабинете Насти у стола стоял Петя:

– Ничего не нужно? Есть варианты. Настя, ты только скажи…

– Не вздумай. Даже не смотри в этом направлении. Никаких действий против Татьяны Сизовой, менеджера по рекламе.

– Как скажешь. Думаю, ты поняла, что не всегда бываешь права. Но в случае чего, я рядом. То есть мы рядом.

Позвонил Валера Игнатьев:

– Настя, сможем сегодня вечером приступить к работе?

– Конечно. Только, наверное, поздно, мы запускаемся с передачей.

– Жду звонка.

Этим вечером они не начали работать. Этим вечером сообщили о смерти писателя Андрея Никитина.

На премьеру картины «Зеленые цветы» режиссер Валерий Игнатьев пригласил только близких друзей – коллег, журналистов, критиков. Их оказалось немало. Это была особая публика, люди, которые молчали о том, что всем было известно. Как трагические события судьбы единственного настоящего из двух заявленных авторов изменили замысел, сюжет и саму идею картины. Какой кровью создателям давался сам процесс работы. Именно работа и оказалась главным спасителем жизни Насти.

После похорон Андрея Никитина и смерти его жены Лидии она уже стояла на подоконнике своего десятого этажа, когда Валерий выбил дверь. И какие-то дни тащил ее просто за шиворот, как сильный зверь спасает раненого собрата. Он заставлял ее работать, когда она теряла сознание от слабости, когда в страхе переходила из зыбкого полусна в ставшую чужой реальность.

– Пиши, – говорил он. – Переделывай, мучайся, ищи. Вкладывай все, что думаешь. Я пристроюсь, я выберу.

На премьеру Настя приехала со Светланой и Петром. Они оценили внушительную охрану на входе. Когда все заняли свои места в зале, на сцену перед экраном вышел Игнатьев.

– Ребята, я не оратор, – сказал он. – И я даже понятия не имею, что у нас получилось. Что хотели, как думали, наверное, лучше скажет Настя. Она и объяснит, что такое зеленые цветы.

Настя была спокойной и красивой. В черном платье, без своих огромных очков.

– Что получилось, я в принципе не в состоянии оценить. Что хотели, что думали… Наверное, мы шли по мелодии исчезающего совершенства. Когда жизнь отбирает все самое прекрасное на белых стеблях, можно переступить порог, за которым оживают надежды по команде «мотор». И это шанс дожить, доплакать, долюбить. Зеленые цветы искал чистый, певучий и несчастный поэт Николай Рубцов.

Картину смотрели в полной тишине – без звука и шороха. Аплодировали стоя. А потом Игнатьев объявил:

– Сегодня нет исполнителей главных ролей, но один, очень важный артист, приехал. Несите сюда юное дарование. Колян Семин, который виртуозно справился с ролью жертвы взрослого произвола. И победил вчистую. Вы, конечно, в курсе, что он играл самого себя.

И Маша вынесла своего подросшего, важного и довольного малыша. Помощник режиссера притащила приготовленного огромного белого медведя.

Коля обнял его и помахал ручкой публике, как будто это не первая его премьера. Так светло и хорошо закончился показ.

Настя повернулась к выходу из зала и попала в ворох белых роз. Он был в руках Циклопа. От волнения она не сразу вспомнила, как его зовут на самом деле. Сначала ткнулась лбом в его широкое плечо, потом сказала:

– Александр Григорьевич, у меня нет слов, чтобы рассказать вам, как я вас люблю.

– Работай, Волошина, – смущенно сказал Циклоп. – В кино тебя не отпущу. Отвлеклась немножко, и хватит. Мне, кстати, очень понравилось.

Потом они пили шампанское в вестибюле, официантки разносили на тарелочках нарезанные фрукты. Светлана с глазами на мокром месте несколько раз бросалась обнимать Настю. Петя с достоинством пожал руку режиссеру, повел профессиональную беседу.

– Да, – заметил он непринужденно. – Не знаю, говорят ли в таком месте о веревке, но Татьяна Сизова сейчас работает заведующей отделом в Министерстве культуры. По информации, как раз выдает и отзывает прокатные удостоверения. С вашей картиной все, конечно, будет в порядке, поскольку это и ее картина. Но на всякий случай: мы тут кое-что пробили, поискали, порылись. По аналогии с нашей историей. В случае чего, компромат – блеск. Если что.