Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки (СИ) - Иконникова Ольга - Страница 15

Я настолько погружаюсь в раздумья, что когда в комнату снова заходит Дашутка, я не сразу понимаю, чего от меня хотят. Девушке приходится повторить дважды.

— Барыня спрашивает, почему вы не идете обедать?

Я торопливо собираюсь в столовую. Станет ли тетушка обсуждать такую важную тему за столом или дождется окончания обеда? Сердце бешено стучит. Чувствую такое волнение, что даже руки трясутся.

— Что же ты, Наташенька, заставляешь себя ждать? — хмурится Татьяна Андреевна. — Вот и суп уже остыл.

От супницы идет густой пар, но спорить я не решаюсь. Тихо прошу прощения и сажусь на свое место.

Щи мы едим в полном молчании. А вот во время перемены блюд тетушка спрашивает:

— Как здоровье Александра Денисовича и Настасьи Константиновны?

Я коротко отвечаю, передаю поклоны от Бельских.

И снова мы молча клацкаем зубами. Кузина Софи вообще за весь обед не произносит ни слова. Она и обычно не особенно разговорчива, но сегодня…

После чая с яблочным пирогом я жду, что тетушка попросит меня задержаться для беседы, но она даже не смотрит в мою сторону.

Появляются нехорошие мысли. Может быть, она хочет отвезти меня в Петербург обманом? Умолчит про отбор, предложит просто съездить в столицу. Что я должна буду делать в такой ситуации?

Может быть, попросить укрытия у Бельских? Нет, ни к чему подводить еще и их. Император и без того осерчает на них из-за отказа княжны участвовать в отборе.

Значит, придется сбежать из дома перед самым отъездом. Надеюсь, к тому времени вернется Захар Кузьмич — слоняться одной по незнакомым местам боязно.

Эх, как не вовремя случился этот отбор. И неужели этому сиятельному князю мало петербургских невест? Зачем ему девушки из провинции? Или он настолько нехорош, что ни одно столичное семейство не отдаст за него своих дочерей? Может быть, он стар и болен? Или у него дурной характер? Или он уморил уже с десяток жен?

Только поднявшись из-за стола, я вспоминаю, что вообще-то с недавних пор умею читать мысли. Пусть плохо, но умею.

Для начала сосредотачиваюсь на кузине. Но чувствую только страх. Она так сильно боится, что потеряла способность думать? Не очень хороший знак.

С Татьяной Андреевной получается чуть лучше. До выхода из столовой я успеваю поймать обрывки ее мыслей.

«Ах, если бы всё получилось! Если она не узнает о письме, то всё должно получиться».

Становится неприятно и страшно. Значит, тетушка всё-таки решила скрыть приглашение от меня. Но зачем? Неужели, действительно хочет увезти меня в Петербург обманом? Может быть, она специально отправила Захара Кузьмича на ярмарку? С нее станется!

Я останавливаюсь у дверей, оборачиваюсь и, стараясь говорить как можно спокойнее, спрашиваю:

— Тетушка, а можно мне недельку-другую у Бельских погостить?

Ожидаю в ответ гневное: «Нет, ни в коем случае!», но слышу неожиданно:

— Да, голубушку, разумеется, можно!

И вижу, как улыбка расплывается по ее широкому румяному лицу.

Вечером я долго не могу заснуть, а когда проваливаюсь, наконец, в какую-то полудрему, мне начинают сниться кошмары. Тетушка, силком запихивающая меня в карету. Невысокого роста старик, ведущий меня под венец.

Не удивительно, что я просыпаюсь посреди ночи. Слёзы сами наворачиваются на глаза. Ужасно, что даже в собственном доме я никому не могу доверять. Только Захару Кузьмичу.

А не специально ли тетушка отправила его на ярмарку так спешно? Чтобы он не вмешался, не подсказал, не помог.

Ах, как мне хочется сейчас вернуться к маме и, как бывало раньше, до утра рассказывать ей о своих печалях и радостях. И чтобы в комнату время от времени заглядывал папа и, глядя на часы, укоризненно качал головой.

Стоп! Кажется, Ставицкий всё-таки не сказал мне всей правды о моем настоящем отце! Ведь как-то же восемнадцать лет назад тот перенес меня в будущее. А значит, его способности отнюдь не ограничивались умением лечить и читать чужие мысли!

Ах, нужно бы еще раз поговорить с его сиятельством — пусть объяснит, пусть расскажет! Но получится ли это сделать сейчас?

Мысли снова перескакивают на отбор невест. Теперь он ассоциируется у меня с какой-то собачьей выставкой, где дают призы за экстерьер и умение ходить по кругу.

Знать бы, что задумала тетушка! Если бы она решила выполнить наказ императора, она не позволила бы мне погостить у Бельских две недели. Ведь нам надлежало прибыть в Петербург через несколько дней!

А может быть, она вовсе не хочет, чтобы я участвовала в отборе? Ведь если тот незнакомый князь женится именно на мне, тетушка перестанет быть моим опекуном и вынуждена будет уехать в свою деревню.

Значит ли это, что хотя бы в этом вопросе мы с ней — союзники? Но тогда почему она скрывает от меня полученное приглашение? Ах да, она же понятия не имеет, что я не собираюсь замуж! Она, наверно, думает, что мечта любой девицы — стать женой столичного вельможи. Может быть, мне стоит с ней поговорить?

Снова пытаюсь заснуть, но сна как не было, так и нет. Решаю сходить на кухню и выпить чашку молока. Говорят, это иногда помогает.

Выскальзываю из кровати, набрасываю на плечи некое подобие халата. Застываю на секунду перед комодом — зажигать или не зажигать свечу? Нет, ночь лунная, светлая, и я уже довольно неплохо знаю дом.

Тихонько бреду по коридору. Знаю, что и тетушка, и кузина спят крепко, но всё равно стараюсь не шуметь.

А когда слышу чьи-то голоса, то и вовсе замираю. Сначала я думаю, что мне показалось. Но нет — с каждым шагом они всё слышнее и слышнее. И дверь в тетушкину комнату чуть приоткрыта, и оттуда вырывается тоненькая полоска света. Подхожу чуть ближе, останавливаюсь.

Слышу голос кузины:

— Маменька, мне страшно.

— Перестань хныкать, глупая! — это уже Татьяна Андреевна. — Такой шанс бывает только раз! Ты только подумай — какую жар-птицу поймать сможешь!

— Я не смогу, маменька! — кажется, Софи плачет. — А если всё откроется? Меня бросят в тюрьму за обман, за подлог!

Я не знаю, о чём они говорят, но напрягаюсь. Почти уверена, что это связано с полученным из Петербурга письмом.

— Да как же это может открыться? — увещевает ее тетушка. — Ни тебя, ни Натали в столице никто не знает.

Слышу свое имя и леденею. Так и есть — они говорят про отбор.

— Ах, маменька, там, наверно, такие невесты будут — сплошь из знатных и богатых родов! Куда мне до них!

Татьяна Андреевна хмыкает:

— Я вчера императорского фельдъегеря велела обедом накормить. И сама с ним за стол села. Он поначалу помалкивал, но после пары рюмок водки разговорился. Князь этот, для которого девиц собирают, без большой охоты женится — только потому, что император требует. И условие его сиятельство поставил — чтобы все невесты были из провинции, из числа не представленных ко двору. Ищет он барышню простую, не перечливую, чтобы в его дела не совалась. Сумеешь ему понравиться — считай, княгиней станешь.

Но Софи снова всхлипывает:

— Но если я понравлюсь князю, и он сделает мне предложение, я должна буду открыть ему правду. Не могу же я пойти под венец под Наташиным именем.

Тетушка отвечает не сразу.

— Не можешь, разумеется. Если князь решит жениться на графине Закревской, об этом сообщат и князю Бельскому, а уж он-то сумеет вас различить. Нет, если князь выберет тебя, ты сама признаешься ему в обмане. К тому времени он будет уже влюблен в тебя и простит тебе эту ложь.

— Но он не сможет на мне жениться! У нас слишком большая разница в положении!

Но Татьяна Андреевна легко парирует:

— У графа Закревского и сестры твоего папеньки тоже была большая разница в общественном положении. Но он увидел Евгению на улице, влюбился в нее с первого взгляда и женился на ней, несмотря на то, что против этого брака возражал сам император Александр. А князь Бельский и Настасья Константиновна — чем не пример?

— Ох, маменька! А про княжну-то мы забыли! Ты сама говорила, что гонец из Петербурга прежде нас заезжал к Бельским! А значит, Веру тоже пригласили на отбор!