Фарос - Хейли Гай - Страница 73

— Мы теряем время, — поторопил Келлендвар.

— Да-да, — рассеянно протянул Келленкир, уже выбирая следующую жертву.

Он отбросил в сторону тело, больше походившее на кусок мяса. Узнать в нем человека, которому оно раньше принадлежало, было невозможно.

— Видите, что мы делаем с теми, кто отказывается нам помогать! — крикнул Келленкир, поднимая высоко над головой голые, залитые кровью руки. — Скажите нам, куда направились Ультрамарины, и мы будем милосердны.

Он принялся ходить из стороны в сторону перед рядом сотинцев, чавкая ботинками по кровавой грязи. Пятеро оставшихся смертных стояли на коленях у края поляны, превратившейся в пыточную. Повелители Ночи держали болтеры у головы каждого, заставляя смотреть, как пытают и убивают их товарищей. Тем, кто вздумал закрыть глаза, их открыли навсегда, и теперь они даже не мигали, только дорожки крови текли по щекам. Но они не отвечали на вопрос.

Один был готов сломаться. Говениск, как сообщала нашивка с именем. У него дрожала нижняя губа. И, хотя он старался смотреть перед собой, его взгляд время от времени поднимался к лицам стоящих впереди космодесантников, но потом ужас возвращался к нему, и он отводил глаза.

Гиральд, Говениск… Да, конечно, у всех этих ничтожных человечков были имена и жизни, но Келлендвару казалась странной мысль, что они тоже люди и что он был таким же до вознесения. Смертным, слабым и обреченным на гибель от руки более сильного. Он был в долгу перед Императором за силу, но ни за что больше.

При вступлении в легион ему сказали, что нострамская жестокость не была в Галактике чем-то непривычным, но что существовали более спокойные места. Что они, Повелители Ночи, будут следовать примеру Ночного Призрака и держать злодеев в страхе, чтобы невинные могли спать спокойно.

Но злодеев оказалось так много, а невинных так мало. Люди, которые рассказывали им об их благородном долге и критиковали их за плохие поступки, умерли один за другим, а на смену им пришли те самые существа, с которыми следовало бороться. Легион между тем без конца посылали на миры с людьми, отказавшимися от Согласия или сначала включенными в Империум, но позже восставшими. Келлендвар не знал, когда начал сомневаться. Переломного момента не было, просто вопросы накапливались и накапливались. Он потерял счет людям, с которых снял кожу и которых искалечил, прежде чем Имперская Истина перестала казаться истиной. У космодесантников была почти эйдетическая память, но поток крови был так огромен, что невозможно было осознавать масштабы всего, что ему приказывали делать, и оставаться в здравом уме. По отдельности он прекрасно помнил каждое лицо, сорванное с черепа, и каждого младенца, брошенного в огонь. Их ужас, их мольбы, которые он игнорировал в погоне за бесчеловечным высшим благом. Но посчитать их он не мог. Он не мог позволить себе узнать, скольких людей замучил и убил.

Это была самая страшная ложь из всех. Вселенная являлась увеличенной копией Нострамо. Среди звезд надо было выживать точно так же, как на улицах родного мира. Осознав это, он стал едва ли не с ностальгией вспоминать времена, когда они с братом жили одним днем и питались теми, кто был слабее.

Поэтому он отказался от подсчета ради того, чтобы выжить. По крайней мере одно оправдание у него было: он больше не был лицемером.

Его брат достал меч — тот странный подарок от Скрайвока — и скользнул острием по горлу одного солдата. Остальные дернулись в ужасе, когда их забрызгала горячая кровь товарища.

— Ты! — Келленкир прижал острие к груди Говениска. Дурные предчувствия Келлендвара усилились. Сознание на мгновение затуманилось, и он обнаружил, что не может оторвать взгляда от меча. Тот дрожал в руке брата, жаждая крови не меньше своего владельца. — Говори. Скажи, по какому тоннелю ушли Ультрамарины, и умрешь быстро. Промолчишь — и станешь следующим. Я начну с твоего левого глаза. — Он поднял меч и остановил его в миллиметрах от лица солдата. — Когда я начну медленно вытаскивать его, боль будет невыносимой. Если крики товарищей недостаточно тебя в этом убедили, то ты все поймешь, испытав ее сам. — Келленкир убрал меч. — Варафор, нож.

В его руку лег нож с жутким зазубренным лезвием. Воин позади Говениска крепко схватил его за голову. Келленкир подошел ближе. Солдат принялся сдавленно всхлипывать, когда нож поднесли к его лицу.

— Приступаем, — сказал Келленкир.

— Нет! Пощадите! Пожалуйста, пожалуйста! — не выдержал Говениск. — Центральный тоннель! Они туда пошли! — жалко вопил он.

Легионер убрал руки с его головы, и солдат заскреб грязными руками по наголенникам Келленкира. Тот оттолкнул его ногой.

— Возможно, я все же вырежу тебе один глаз. Хочу быть уверен, что ты не лжешь.

— Нет! — прокричал солдат. — Пожалуйста, пожалуйста, не надо! Я не лгу, это центральный тоннель, центральный!

Он упал лицом на ботинок Келленкира и безудержно зарыдал. Товарищи косились на него, не скрывая отвращения при виде этой трусливой капитуляции.

— Не осуждайте его, — тихо сказал Келлендвар. — В конце концов, кто-то всегда сдается. Если б он этого не сделал, то сделал бы ты или ты, — продолжил он, показывая пальцем. — Достаточно пустить в дело ножи. — Он перевел взгляд на искалеченные тела собственных братьев, сложенные у края поляны. — Для смертных вы оказались достойными противниками. Помните об этом, когда мы отправим вас навстречу смерти.

— Человек говорит правду? — спросил Бордаан.

— Да, — ответил Келленкир.

— Так давайте покончим с ними и продолжим путь. Бордаан достал болтер и направил его на смертного, всхлипывающего на земле.

— Его не трогать! Он мой! — заявил Келлендвар. Он прошагал вперед и поднял извивающегося человека за волосы.

Тот ухватился за запястье Келлендвара, пытаясь облегчить боль, но смотреть на него отказывался.

— Взгляни на меня! — крикнул Келлендвар.

Солдат подчинился. Он продолжал всхлипывать, а по лицу бежали слезы и сопли.

— Тебя зовут Говениск?

— Да, да. Говениск, милорд.

— Что ж, Говениск, благодарю тебя за информацию. Келлендвар вонзил боевой нож в живот солдата и дернул клинок вверх. Говениск громко закричал, и Келлендвар уронил его на груду его собственных выпущенных внутренностей.

— Награда труса. Остальных убейте быстро.

Он повернулся к пленникам спиной. Пронзительные вопли сотинца раздражали.

Его брат изучал свой новый меч, подняв клинок к свету, и лицо его сияло детским восторгом.

— Брат, ты в порядке? — спросил Келлендвар.

Прогремело четыре выстрела. В спину ему ударили куски мозгов и окровавленные осколки костей. Четыре тела повалилось в смятую растительность, а Говениск продолжал кричать в агонии.

— Да, у меня все хорошо! Очень хорошо! Прекрасно, замечательно! — восторженно ответил Келленкир. Открытые руки и лицо покрывала засохшая кровь. — Посмотри, как красив мой новый меч!

— К подаркам от Скрайвока следует относиться с осторожностью, — ответил палач. — Мне он не нравится. Он выглядит… зловеще.

— Я сначала думал так же, дорогой брат, — ответил Келленкир и поставил меч в положение для нижней защиты. Келлендвар шагнул в сторону. Келленкир повел мечом вслед за ним, направив острие на брата. — Но вскоре полюбил его. Меч простой, но такой легкий и острый. Попробуй!

Но он явно не собирался передавать его брату, а по-прежнему держал его в положении для удара.

— Я не хочу к нему прикасаться, — ответил он и указал красным от крови ножом на голые руки и голову брата. — Надень броню обратно. Мы отправляемся в тоннель.

— Ха! Теперь ты мне приказываешь, братишка? Времена действительно меняются, — Он взглянул на груду плоти, которая недавно была Сотинской ауксиллией. — Вот это головоломка. Мне незачем скрывать лицо и руки под керамитом. Победа уже наша, а противостоит нам всего сотня Ультрамаринов.

Заявив это, он отвернулся, вскарабкался по скале и исчез в серединном тоннеле.

Келлендвар мысленно обругал его.

— Выдвигаемся! — приказал он остальным.