Выдумки чистой воды (Сборник фантастики, т. 1) - Вершинин Лев Рэмович - Страница 72

Лариша нашли за бараком. Бенц и Энтони вынули его из петли и, подхватив под мышки, поволокли между шеренгами. Они неуклюже семенили, шли не в ногу, и распухшая, багрово-синяя голова Лариша раскачивалась из стороны в сторону на вытянувшейся шее, поочередно кивая то пину, то человеку.

Подкатил малый белый драйгер, и Лариша взгромоздили на верхнюю платформу. Водитель-смерж повертелся в седле, развернул драйгер и неторопливо тронул его на Слепую дорогу.

Машина медленно поползла по земле, переваливаясь на ухабах, и труп Лариша заерзал по платформе, качая большими плоскими ступнями ног.

«Вот и все», — тоскливо подумал Кирилл. Драйгер подошел к воротам, приостановившись подождал, пока они не распахнулись, и, резко, с места увеличив скорость, погнал по дороге к Головомойке, подняв тучи пыли. Тело Лариша запрыгало по платформе, как большая тряпичная кукла пелеле, и в лагерь донеслось гулкое грохотание листового железа. Вот и все… Драйгер въехал в рощу и скрылся из глаз. Тарахтенье мотора и грохот железа сразу стали глуше и на тон ниже. Кирилл прикрыл глаза. Прощай…

Кто-то толкнул его в бок, он вздрогнул от неожиданности и резко повернулся. Рядом стоял Портиш и внимательно, чуть снизу из-под мохнатых бровей, смотрел на него.

— Чего надо? — окрысился Кирилл.

Портиш удивленно выпучил свои и без того навыкате глаза, задержался взглядом на лице Кирилла, затем увел глаза в сторону.

— Чего, чего… Стоишь как истукан, — сказал он. — И глаза закрыл. Уж я чо подумал…

Кирилл хотел огрызнуться, но тут увидел, что на плацу стоят только они вдвоем. Он растерянно огляделся. Не было даже шестнадцатого барака, оставленного за какую-то провинность. И четырнадцатого барака тоже не было… Под землю они провалились, что ли? Он посмотрел на Портиша.

— Где все? — хрипло спросил он.

Портиш подозрительно покосился на Кирилла:

— Что — где?

— Ну все. Лагерь где весь?

Портиш наконец понял.

— Спал ты, что ли? — Он зло сплюнул в пыль. — Отпустил учетчик всех. Как подарочек преподнес…

Он ожесточенно заскреб свою цыганскую буйную бороду, а затем, собрав ее в кулак, немилосердно дернул и, охнув, удовлетворенно зашипел. То ли от боли, то ли от удовольствия.

— Все равно ж гад припомнит нам этот подарочек! Не на плацу, так в Головомойке или в самом бараке…

Портиш ожег Кирилла взглядом, словно это он был учетчиком-смержем, и вдруг заорал:

— Ну, чего стоишь, блястки выпялил?! Идем! Скоро давать жрать будут…

Кирилл тоскливо посмотрел в сторону ворот. Со Слепой Дороги, издалека, уже только чуть слышно долетало буханье стальных листов платформы. Значит, никто тебя, кроме меня, не провожал. Никто. Все разбежались… Он тяжело вздохнул и зашагал вслед за сильно косолапящим Портишем. Хоть бы меня в свое время кто-нибудь вот так же проводил взглядом…

Солнце поднялось уже довольно высоко и стало слегка припекать. Последние клочки тумана исчезали, высохли намоченные росой стены деревьев-бараков, их окна и двери начали постепенно зарастать, чтобы вечером, когда все вернутся из Головомойки, вновь открыться и принять в вонючее логово на жесткие насесты нар усталые, измученные тела.

За бараком, на жестком, как обрезки белоснежного пенопласта, мхе уже сидело несколько человек и пинов. Безрадостное это было зрелище. Унылое. Пины забились в куцую тень барака и о чем-то приглушенно пересвистывались. Люди же понуро молчали. Кто сидел на корточках, поджав под себя ноги, кто полулежал, облокотясь на руку. Словно ждали чего-то. Спрашивается, чего можно ждать? Разве что утреннюю баланду…

На Портиша с Кириллом никто не обратил внимания, только Пыхчик бросил косой взгляд, когда разбитые всмятку ботинки Кирилла остановились возле его лица.

— Ну? — сказал Кирилл.

Пыхчик молча подвинулся.

Кирилл нагреб мха под стену барака и сел. Портиш опустился рядом на колени, пошарил у себя за пазухой и достал тряпичный сверток.

— Сыграем? — предложил он, заглядывая в глаза Кириллу. В свертке затарахтели костяные фишки.

Кирилл покачал головой, прислонился спиной к стене барака и прикрыл глаза.

— Ну, во! А чо я тебя ждал?

Кирилл только пожал плечами. Хотелось прилечь и подремать, но с правой стороны лежал Пыхчик, а слева сидели Михась с Ларой. Лара уткнулась Михасю в плечо, в ветхую, разлезающуюся просто на глазах куртку и плакала. Он успокаивающе гладил ее по спине.

— Ребеночка хочу! — всхлипывала она. — Слышишь, хочу! Маленького, кричащего… Я родить хочу!

Кирилл поморщился. Опять завела! По три раза на дню… Портиш фыркнул.

— Бабе что надо? — рассудительно произнес он. — Бабе мужика крепкого надо.

Лара вздрогнула и впилась в Портиша опухшими от слез глазами.

— Ты, пенек кривоногий! — с ненавистью крикнула она ему в лицо. — Это кто — ты мужик крепкий?!

Она вскочила. Михась хотел ее удержать, но она его оттолкнула.

— Мужики! — крикнула она. — Знаю я всех вас! Все вы одинаковы!

Михась вскочил рядом с ней, схватил за плечи.

— Да пусти ты меня! — Она снова попыталась отпихнуть его. — Глаза б мои вас не видели! Мужики! Тоже мне!.. Вам что надо?

Она наклонилась над Портишем.

— Вам только одно и надо — и довольно! Тьфу на вас!

Плевок застрял у Портиша в бороде, глаза у него налились кровью, он вскочил:

— Ты что, баба, сдурела?!..

Может быть, он и ударил бы, но тут из-за барака вынырнула сухопарая фигура Льоша в пестрой, переливающейся всеми цветами неснашиваемой курте, смотревшейся в сравнении с тряпьем остальных лагерников откровенно вызывающе и являющейся не только отличительной приметой Льоша, по которой его узнавали издалека, но также и предметом зависти большинства. Льош мгновенно оценил обстановку и положил руку на плечо Портиша.

— Докатились, — сдержанно сказал он. — Уже кидаемся друг на друга, как звери…

Он сильнее надавил на плечо Портиша.

— Сядь.

— А я что, — забубнил Портиш и поспешно опустился на землю. — Я ведь ничего… Она все. Сказать, право, нельзя…

Лара снова уткнулась в плечо Михасю и, давясь слезами, что-то пытаясь сказать хрипящим, сорванным голосом, зарыдала.

— Ну, что ты, что ты, — безуспешно принялся утешать ее Михась, одной рукой гладя ее по волосам, а другой легонько похлопывая по спине.

Льош отстранил Михася, взял лицо Лары в ладони и стал массировать ее виски. Через мгновенье спазм отпустил ее горло, руки безвольно, плетьми, повисли вдоль тела — она теперь только еле слышно всхлипывала, а затем и вовсе затихла.

— Вот и все, — пробурчал Портиш. — А шуму-то, шуму…

Корявыми пальцами он принялся, как гребенкой, вычесывать плевок из бороды.

— Да, шуму действительно многовато, — вздохнул Льош и передал Лару в руки Михасю.

— Посиди с ней немного, пока успокоится.

— А в том, что она хочет ребенка, — проговорил он уже Портишу, — даже здесь, в этих условиях, ничто не смешно и не предосудительно. Произвести на свет нового человека никогда не было смешно. И родить его — не только высшее и прекраснейшее предназначение женщины, но и огромнейшее счастье.

— Особенно здесь, — желчно подхватил Кирилл. — Смержам на потеху…

Льош грустно посмотрел на Кирилла.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду, — тихо, глядя в глаза Кириллу, сказал он. Затем перешагнул через вытянутые ноги Пыхчика и направился к пинам.

Пины прекратили пересвист и выжидательно повернули к нему головы.

— Привет честной компании! — шутливо поздоровался Льош и присел рядом с пинами на корточки. Ослиные уши пинов доброжелательно зашевелились.

— Здравствуй, Василек, — персонально поздоровался Льош с крайним из пинов и что-то быстро просвистел ему.

Пин внимательно склонил голову и вдруг, подпрыгнув, вскочил на короткие десятисантиметровые лапки и закачался на них. Льош выжидательно замолчал.

— Не знаю, — наконец сказал Василек патефонно-хриплым писклявым голосом. Будто и не он сказал, а старую, заезженную пластинку поставили на большую скорость. — Я думаю, что следует посоветоваться с Энтони…