Выдумки чистой воды (Сборник фантастики, т. 1) - Вершинин Лев Рэмович - Страница 67

Как бы в ответ на его мысли, мимо входного проема прошла в голубом сиянии вереница каких-то бледных ари, и каждый из них осторожно тащил в руках нечто овальное, живое, мягкое и медленно пульсирующее. Зародыши, из которых позже в инкубаторе вырастут маленькие ари!

Сомнений не оставалось. Раст подождал, пока последний из вереницы не скроется с глаз, и вышел в заполненный голубым светом огромный зал. Сладкую жуть испытывал бы он в другое время от мысли, что сейчас прикоснется к самой жгучей тайне Хэйанко и увидит место, где возникает новая жизнь. Но сейчас он ощущал только беспредельную опустошенность и равнодушно оглядывал обширный зал с низкими потолками и нечто огромное в центре зала, вокруг чего бесшумно суетилось множество ари. У Раста не было нужного слова, он не знал, как назвать то, что он видит перед собой.

Это нечто было огромным, вытянутым в длину, диаметром в несколько ростов среднего ари. Оно почти касалось потолка. Оно было поделено на сегменты, и сверху по его блестящей упругой коже ползали несколько ари — не то чистили, не то массажировали. Раст медленно шел вдоль этой твари или этой живой вещи, чувствуя на коже жар, исходящий от огромного тела. Суетившиеся вокруг ари мельком поглядывали на Раста, но, увидев его меч, тут же отводили взгляды в сторону и огибали Раста стороной.

Сегменты пышущего жаром тела стали уменьшаться в диаметре. Он вышел к началу этого существа и замер, пораженный. Эта штука… это гигантское тело сужалось и завершалось торсом самого обычного ари. Да — голова, руки, грудная клетка, а ниже талии — вот это огромное, чудовищно разросшееся образование.

Но не это открытие потрясло его больше всего. По обеим сторонам этого чудовищного гибрида стояли два стражника и у каждого был меч, в точности такой же, какой сжимал в руке Раст.

Царствующая Особа! Верховный Ари!

У головы гибрида стояла цепочка робких сервов, держа наготове корзинки с пищей. Один из них закладывал порции еды в равномерно движущиеся челюсти. В пустых глазах создания не отражалось ни единой мысли.

Верховный Ари! Царствующая Особа! Она же — матка, поставляющая городу Хэйанко его население…

Тяжелый удар потряс стены и своды зала. По потолку побежали трещины, с него посыпался песок, падали куски свода. Стражи напряженно глядели вверх, сервы беспокойно шевелились. Раст горько засмеялся и отбросил ненужный меч. Ночью он готов был сражаться с чудовищами, но их не оказалось, и сражаться пришлось с самим собой. Прорвавшись в святая святых, он готов был убеждать и доказывать, но убеждать оказалось некого. Царствующая Особа оказалась просто машиной для воспроизведения потомства, а весь Хэйанко — безмозглым, хорошо отлаженным механизмом, единственной целью существования которого было поддержание этого самого существования. А те ари, дрыхнувшие в комнате с розовым сиянием, — может, это и есть Мудрые Всевидящие?..

Страшно, как будто под огромной тяжестью, затрещали деревянные балки, с потолка валились целые глыбы. Сервы метались по залу, испуская панические мыслеимпульсы.

Раст гневно задрал голову вверх, в бессильной ярости потрясая руками.

И в следующий миг своды Хэйанко, Города Мира и Спокойствия, обрушились на него всем своим весом…

Двое идут по лесу. Солнечный сентябрьский денек хорош. Воздух чист и прохладен, лес еще по-летнему зелен. После недавних дождей в нем полно грибов. Двое пришли сюда именно за ними. На них длинные плащи, а в руках посохи и корзинки. Но корзинки пусты. Занятые интересным философским диалогом, о грибах они и думать забыли. Они идут сквозь кусты, не разбирая дороги, не обращая внимания на окружающую красоту, не замечая ни того, что вокруг них, ни, тем более, того, что осталось позади.

Позади, за их спинами…

Растоптанный муравейник. След сапога.

Карл тяжело пробудился. Он кряхтя и постанывая поднялся — все тело ныло после сна на импровизированном ложе — и вышел из спасательного модуля. Островок был пуст, детей нигде не видно, поэтому он не стал утруждать себя переходом к кособокой будке на удаленном мысе.

Оправив рубашку, он постоял в нерешительности, прислушиваясь к себе. Нет, спать уже не хотелось.

Тяжело ступая босыми ногами по сыпучему песку, он побрел к воде. Ровный, сильный ветер трепал полы рубахи, развевал его седые волосы, путался в бороде. Идти стало легче лишь на узкой темной полоске, где песок был влажным и плотным и где слабо колыхавшаяся соленая влага лизала берег.

Осторожно нащупывая дно, он забрел по колено в воду, к ближайшему садку, извлек несколько раковин, привычно раздавил их в шершавых ладонях и позавтракал скользкой, отдающей йодом мякотью.

Вышел на берег, бросил пустую скорлупу в солидную уже кучу, накопившуюся за многие годы. «Пирамида, — подумал он с глухой иронией, — след человека…» Бросать пустые раковины в воду он давно уже отучился, после того, как несколько раз резал себе ступни об их острые края.

Как всегда после моллюсков захотелось пить, и он двинулся к самой высокой точке острова, бывшей в то же время и высшей точкой планеты. Целых пять метров над уровнем океана. Может, даже шесть.

Сооружение, воздвигнутое человеком на вершине острова, этот рекорд природы превышало раза в три. Воткнутая в песок раздвижная, решетчатая ферма, опирающаяся на невысокий шкаф приемо-передатчика и увенчанная зонтиком солнечной батареи, экзотическим подсолнухом тянулась к белому диску местного светила. Батарея питала приемник и опреснитель морской воды.

Старик тяжело опустился на песок у опреснителя, открыл краник и терпеливо дожидался, пока тонкая, слабая струйка не наполнит пластиковый стаканчик в нише. Надо бы взять ведро и залить в бак свежей воды, но Карл решил оставить это на потом. Стаканчик наполнился, и Карл медленно осушил его маленькими глотками. Отставил стакан, оглянулся.

У передней панели передатчика была тень от зонтика солнечной батареи. Карл поднялся, едва не потеряв равновесие под порывом ветра; чтобы удержаться на ногах, сделал несколько быстрых шагов. Под ступней что-то хрустнуло. Он пристально осмотрел песок и чем больше вглядывался, тем сильнее хмурился. На песке, перед лицевой панелью передатчика, большую часть которой занимала огромная рельефная маска из серого с искрой металлита, выложены были изощренные узоры из раковин и пустых панцирей местной морской фауны.

Багряные, пурпурные и бурые панцири крабообразных мужественно топорщили крепкие клешни, грозные шипы и отростки. Ритмическому порядку смены цвета подчинялись хрупкие экзоскелеты морских звезд — белых, кремово-розовых, как бы светящихся изнутри, и особенно красивых, яркошафранных с траурной, черной каймой. Двустворчатые раковины тоже чередовались — одни, с затейливыми спиральными рисунками на боках, как стыдливые девственницы, держали створки плотно прикрытыми, другие же были раскрыты как шкатулочки, демонстрируя на своем перламутре матовые шарики жемчужин: крупные — в одиночку, мелкие — горсточками. Среди них тяжелые спиральные раковины смотрелись дородными матронами, умело и зазывно раскрывающими свое розовое нутро. Ветер тихо гудел в их крепких стенках и закатывал внутрь песчинки.

«Опять за свое», — подумал Карл. И мрачно сказал вслух:

— Мне это не нравится.

Он поглядел на металлитовую маску, на ее нарочито огрубленные черты, огромные, закрытые глаза, скорбно опущенные уголки чувственного рта — как у героев античных трагедий, — и повторил:

— Мне это не нравится…

Перед тем как усесться в тень, он еще раз оглядел море от горизонта до горизонта. Детей видно не было. В последнее время они завели привычку уплывать на несколько дней, и ничего с этим нельзя было поделать.

«Адаптировались, — думал Карл, — хорошо адаптировались… А ведь поначалу мы думали, что вообще никто не выживет…»