Выдумки чистой воды (Сборник фантастики, т. 1) - Вершинин Лев Рэмович - Страница 53

— Да кем же? — недоумевал Обимурский царь.

— Так вот! — Аж пот прошиб Скелета от натуги воспоминаний. — Это-то я и забыл! Подскажите, как тот называется, кто все видит и слышит…

— Шпион? — предположил Водяной.

— Эй, поосторожнее. Кто непримирим к слабостям других…

— Фарисей? — предложил Водяной вариант.

— Ну, вы у меня нарветесь на неприятности! Кто чужих тайн не таит от общественности…

— Сплетник! — обрадовался Водяной.

— Да как вы смеете!.. Кто недостатки других выковыривает и предает гласности…

— Доноситель! — наконец-то догадался Водяной.

— Милицию позову, что оскорбляешь активного члена общества!

Тощее лицо Скелета побагровело.

Водяной еще не знал, что такое милиция, но почему-то, как давеча, при звуке «Уй-ю-ууу!», невольная дрожь прошла по его телу, он инстинктивно попытался привести себя в порядок: оправил рубашку, проверил, на месте ли носовой платок… В кармане рука его наткнулась на гребешок, и он машинально причесался.

Ох, не стоило бы! Все-таки не смог Водяной абсолютно перевоплотиться в человека! С волос его, лишь коснулся их гребень, полилась вода, как и полагалось у водяного обитателя.

Глаза Скелета алчно блеснули. Он вырвал из кармана черные потертые перчатки, вздел в них руки, метнулся к стене, прислонив к ней листок бумаги, занес ручку — и по листку тотчас поползли, как змейки, корявые буквы, выведенные почему-то левой рукой.

И вдруг Скелет радостно, на всю улицу, заорал:

— Вспомнил слово! Вспомнил! Доброжелатель!..

О родной мой язык. Сколь богат, велик и могуч ты, бедный ты мой…

Скелет поскакал к почтовому ящику, а Водяной — в противоположную сторону. Нет, не доноса он испугался! Он вдруг ощутил неодолимое желание самому схватить левой рукой перышко и быстренько про кого-нибудь написать. «А что я, хуже других? — мелькнуло в голове. — Написали про тебя — и как бы дали право на существование. А когда ты не пишешь и про тебя не пишут, это какая-то ущербность получается». Этой мысли Водяной и испугался так, что бросился бегом.

Он пролетел по улице, потом кинулся вниз, потом, задохнувшись на крутом подъеме, вверх, куда-то повернул, заскочил в какой-то дворик…

Здесь было тихо. Солнце дремало на пятачке земли. Ветерок качался на качелях. Большой белый петух задумчиво скреб лапой песок… На задворках у широкоплечей каменной громады притаился домик в четыре окошка, огражденный невысоким, темным от старости забором. Да и сам дом был побит ветрами и дождями. Ставни его покосились, но маленькие окна смотрели светло. Гортензии пышно синели на подоконнике. Палисадник порос предзимней, яркой травушкой. Доцветали высокие георгины — белые, как бы заснеженные, спело чернел паслен.

Водяной завороженно притворил калитку, с которой свисали лохмушки хмеля. Дорожка к крыльцу была выложена дощечками. Они подгнили и растрескались, они устало бормотали под ногами, но ни одного шагу не сделал еще наш герой с такой легкостью в Городе, как по этому старенькому пути.

Когда видишь такой дом, кажется, что ты здесь уже был. Ты — или твои воспоминания. Так же почудилось и нашему герою.

Его словно бы кто-то приглашал за собой. Он взошел на невысокое и тоже изрядно утомленное крылечко и через беленую кухню прошел в комнату, немного пахнущую пылью, немного — сыростью, дровами, сложенными у печки, старой мебелью, пожелтевшими цветами, вышитыми на небольшой подушке…

Подушка лежала на диване, а рядом — тяжелый альбом, глянув в который, Водяной увидел множество лиц: детей, женщин, мужчин, стариков, старух. Он начал переворачивать страницы, беспорядочно листать их, открывать наугад, но незнакомые лица не утрачивали своего гостеприимного выражения, словно бы не только они были интересны Водяному, но и он им — тоже. Он все безвозвратнее уходил в мир чужих улыбок и взглядов, и пожатий рук, и чуточку напряженных поз, и его не покидало непостижимое ощущение, что он глядит на старые фотографии через плечо какого-то почти знакомого ему человека.

Наконец он поднял голову. Комната смотрела на него. Солнце вошло сквозь белые тюлевые занавески, коснулось стен, тоже прилегло на диван. Котенок, крошечным клубком приткнувшийся к вышитой подушке, замурлыкал сквозь сон и перевернулся на спину, открыв тепленькое розоватое брюшко.

Водяной прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы унести с собою как можно больше этого тихого запаха. Огляделся, прощаясь… и заметил дверь. Не ту, в которую вошел, а другую, прикрытую неплотно, словно бы второпях. Ему захотелось увидеть тех, кто живет в этом доме. И он отворил дверь.

Водяной попал в какую-то каморку, и глаза сперва растерялись в полумраке. Однако уши освоились быстро и различили шепот:

— Ну тащи, тащи!.. А то скоро звонок, не успеем посмотреть!

— Я не могу, попробуй теперь сам.

— Ну что же такое?.. Вчера запросто выдергивался. Может, его кто-то забил?

— Ой, ведь вчера приходил Соловей-разбойник. Я ему сказала, что мы опять смотрели, а он говорит, что это все равно никому не нужно, так зачем душу травить?

— Соловей так сказал? Да ведь он сам нам это показал!

Наконец-то Водяной рассмотрел тех, кто шептал. В самом темном углу стояли на коленях двое детей и что-то пытались вытащить из стены. Их плечи, спины, головы выражали такое отчаянное старание, что Водяной ощутил неодолимое желание помочь им.

— Давайте-ка я попробую, — предложил он… и словно бы кто-то отбросил его к противоположной стене, так резко обернулись дети, так перепугано уставились на него, так всполошенно забились в угол, силясь что-то загородить собою.

Водяному перехватила горло обида — и жалость. Он стоял неподвижно, и дети стояли в своем углу. В каморке словно бы сгустился мрак.

Шли минуты. И вдруг Водяной увидел, что тихий, тихий, тише предрассветного, свет начал медленно струиться от детей — к нему. Вслед за светом отошла от стены девочка и, приблизившись к Водяному, внимательно заглянула снизу в его огорченные глаза.

Ее волосы были заплетены, но распушились и раскудрявились. Девочка задумчиво подергала себя за косичку, словно решаясь на что-то, и, обернувшись к мальчику, все еще вжатому в стенку, кивнула:

— Кажется, ему можно. Ты видишь?..

Теперь уже и мальчик стоял возле и разглядывал Водяного, закинув голову и слегка хмурясь.

Полутьма совсем рассеялась. Светлые глаза девочки будто гладили Водяного по лицу.

— Пойдем, — сказала она наконец, и впрямь погладив его руку своей ладошкой. — Помоги, а? Ты можешь вытащить вот этот гвоздь?

И Водяной увидал в углу, где недавно возились дети, вбитый прямо в стену большой гвоздь. Наверное, раньше на нем висели вещи, которые теперь кучей лежали на полу.

Водяной взялся пальцами за гвоздь, потянул, но шляпка слишком плотно прилегала к стене, пальцы сорвались.

Дети разом тихо вздохнули за спиной.

Водяной опять коснулся гвоздя… Ему вдруг показалось, что там, за стенкой, стоит некое живое существо. И оно тоже, как эти дети, прониклось к нему сейчас доверием, а потому перестало удерживать гвоздь и даже наоборот — подтолкнуло его.

Гвоздь вышел, и в узком отверстии мелькнула темнота. Дети упали на колени, прижались лицами к стене, Водяной сделал то же, и отверстие, только что казавшееся крохотным, широко распахнулось перед его глазами.

Темно там было, темно! Никакому воображению не постигнуть этой тьмы, которая студила щеки и прерывала дыхание! Мгновение страха — и вдруг Водяной ощутил, что он вместе с притихшими детьми несется куда-то с невероятной скоростью, а может быть, это тьма надвигается, теряя от быстроты силы и постепенно рассеиваясь.

Сначала свет угадывался, а не светил на самом деле. Но вот Водяной увидел мириады светляков… да это же звезды! Сколько раз смотрел он на ночное небо, сколько раз читал его сверкающие письмена! Но здесь узоры созвездий постоянно менялись, танцевали, играли, шалили. Немыслимая радость зажгла сердце, и Водяной расслышал тихий и счастливый смех то ли звезд вдали, то ли детей рядом.