Избранница стража мглы - Чернованова Валерия М. - Страница 33

А проснувшись под утро, снова обнаружила, что я одна.

Приподнявшись на локтях, зачем-то обвела спальню внимательным взглядом, хоть и понимала — его светлости уже давно и след простыл. Но, как говорится, надежда умирает последней. Вдруг маркиз поднялся, просто чтобы сделать глоток воды. Или ему приспичило поглазеть на цветущий сад, вырисовывающийся в предрассветных сумерках.

Увы, надежда все-таки умерла. В муках. Вместе с моим хорошим настроением, готовностью простить Морана за былые грехи, а также желанием начать все сначала.

Мысленно послав беглеца куда подальше, расстроенная, рухнула на кровать. Обняв с горя подушку, так как больше некого было обнимать, зажмурилась, наивно полагая, что стоит только сомкнуть веки, и сон вернется.

Как бы не так!

Ночью бессовестный страж владел моим телом, под утро — мыслями. Уже не говорю про сердце.

Не знаю, сколько так провертелась, думая о маге, пока наконец не провалилась в беспокойное забытье. И тут же из него вынырнула, разбуженная доносящимся с улицы скрипом подъезжающей кареты, вскоре сменившимся звуками голосов. Глубокий волнующий баритон, несомненно, принадлежал моему благоверному, другой голос, кажется, де Грамону. Спросонья и не разберешь.

Выскользнув из постели, так за ночь и не просохшей, приблизилась к окну. Солнце было высоко в небе, рассыпало повсюду свои лучи, щедро делясь с жителями столицы теплом и светом. Чудеснее дня для прогулки по Навенне и не придумаешь. Вон его светлость с утра пораньше тоже куда-то собрался.

А мне опять до вечера маяться в одиночестве.

Осторожно выглянув из-за шторки, увидела Морана, скрывающегося в карете, и воинственно подумала:

«Ну уж нет!»

Придется слугам применить силу, чтобы удержать меня взаперти. А если страж потом надумает возмутиться, больше его фокус с совместными омовениями не сработает.

Хотя он в любом случае больше не сработает. Теоретически.

А вот на практике… Про практику решила пока не думать, дабы не травить себе душу раскаянием и упреками в полном отсутствии у себя силы воли.

Несколько раз решительно дернула за шнурок колокольчика. Спальня Мадлен располагалась этажом ниже, и девушка, по идее, уже должна была мчаться в покои госпожи. Опустившись на краешек необъятного, такого пустого ложа, я горько вздохнула и снова попыталась прогнать из головы образ стража.

Чтоб он во мглу провалился!

Собиралась приправить это скромное пожелание парой-тройкой сочных эпитетов, услышанных когда-то от вилланов барона ле Фиенн, но тут же замерла на месте, точно окаменела. Широко раскрыв глаза, уставилась на… супруга и свою кузину. Они стояли у того самого окна, из которого я только что подглядывала за господами магами. Муж и жена, окруженные солнечным ореолом, смотрели друг на друга и держались за руки. Идиллическая картина. Вот Серен, представшая передо мной полупрозрачной дымкой, приподнявшись на цыпочках, подалась к его светлости и с лукавой улыбкой принялась что-то нашептывать ему на ухо. Моран, больше напоминавший высеченную изо льда статую, настолько бесстрастным и неживым было выражение его лица, молча внимал словам благоверной.

— Ты ведь сделаешь это ради меня? — развеяли тишину комнаты слова, произнесенные томным, глубоким голосом.

Дождавшись молчаливого кивка, эта бесстыдница начала обнажаться прямо у меня на глазах. Взяв мужа (моего!) за руку, соблазнительно виляя округлыми бедрами, подвела его к (моей!) кровати.

Я вскочила на ноги, точно ошпаренная. Зажмурилась, не желая видеть, как страж обнимает Серен и начинает неистово ее целовать, и больше всего на свете страшась того, что должно было за этим последовать.

Какой-то кошмар! Глупые, глупые видения!

— Ваша светлость, что с вами? На вас лица нет, — послышался, словно издалека, встревоженный возглас служанки.

Я продолжала трусливо жмуриться. Лишь когда Мадлен подошла ближе и осторожно коснулась моего плеча, с усилием заставила себя приоткрыть веки. Опасливо взглянув на девушку, перевела взгляд на кровать.

Нет, никакого непотребства на ней замечено не было. Только смятые простыни с нарядной вышивкой в виде фамильного герба его светлости и заманчиво поблескивавший в шелковых складках кулон, который Моран вчера в порыве страсти непонятно зачем с меня сорвал.

— Помоги мне собраться, Мадлен, — наконец заставила себя очнуться. — И вели подать экипаж. Я еду на прогулку.

— Но как же… — начала было девушка, однако осеклась под строгим, нетерпеливым взглядом своей хозяйки.

Все еще пребывая под впечатлением от миража, я добрых полчаса как неживая стояла посреди спальни, пока Мадлен наряжала меня в синее с золотой отделкой платье. И пока занималась моей прической, я не шевелясь сидела перед зеркалом, прямая, будто меня, точно барашка, насквозь проткнули вертелом, и все опасливо поглядывала на постель, ожидая продолжения этого кошмарного наваждения.

Из-за Морана у меня, кажется, совсем крыша поехала.

Отлучившись на несколько секунд, служанка вернулась, держа в руках сафьяновый, с ажурным тиснением футляр, в котором хранился изумительной красоты сапфировый гарнитур — подарок стража по случаю моего выздоровления.

— Вы так его ни разу и не надели. — В зеркале отразилась добродушная улыбка девушки.

«Было бы куда», — мысленно усмехнулась я. И велела, скользнув по сережкам, перстню и браслету равнодушным взглядом:

— Принеси мой кулон.

— Но он не подходит к этому платью, — снова попробовала возразить служанка.

— Живо! — раздраженно прикрикнула на девицу, у которой на все было свое мнение.

Обиженно поджав губы, Мадлен поплелась к кровати. Знаю, девушка не виновата, что у меня плохое настроение, и я не должна была на ней срываться. Но когда дело касалось моего украшения, моего талисмана, я, можно сказать, становилась крайне чувствительной. И вспыльчивой. Без кулона чувствовала себя словно раздетой догола.

Моран утверждает, в столице сейчас неспокойно. То ли пытается меня запугать и таким образом вынудить сидеть дома, то ли и правда кто-то призывает демонов. И хоть я не собираюсь томиться здесь, как птичка в золотой клетке, но и магической защитой пренебрегать не стану. Раз у самой с магией не сложилось.

Не знаю, с чем у меня там не сложилось, но происшедший тем же утром инцидент значительно поколебал мою уверенность. Набросив на плечи легкую накидку с капюшоном, я решительно направилась вниз.

В груди гулко стучало сердце, колени предательски дрожали, спина взмокла от напряжения. И тем не менее я старалась держаться как королева, а не пленница в собственном доме, каковой уже давно себя считала.

Минуя ступень за ступенью, с холодным величием взирала на загородившего выход дворецкого — долговязого детину с вредным характером и жутко противным скрипучим голосом, который частенько сотрясал стены кухни, когда Гастон распекал кухарку, или доносился из конюшни — когда отчитывал молоденького конюха по имени Жак, не так давно принятого на службу.

В отличие от месье Гастона, этого верного де шалонского пса, Жак мне нравился. Нравилась его открытая улыбка и веселый нрав. Не раз юноша поднимал мне настроение какой-нибудь шуткой, когда я в одиночестве изнывала в саду.

И сегодня, только получив приказ, сразу же послушно ринулся его выполнять.

А этот…

— Ваша светлость желает прогуляться в саду? — Подбоченившись, дворецкий пошел в наступление.

— Моя светлость не обязана перед вами отчитываться. Гастон, будьте любезны, посторонитесь.

Но дворецкий даже не шевельнулся. Упер руки в боки и, важно задрав подбородок, заявил таким тоном, будто разговаривал с какой-то бродяжкой:

— Смею напомнить, его светлость запретил вам покидать дом. Боюсь, я буду вынужден просить вас остаться.

— Боюсь, я буду вынуждена потребовать, чтобы вы отошли, — закипая, процедила сквозь зубы.

Как же он меня бесит. В иные моменты даже больше, чем Моран, этот бессердечный деспот!