Ева (СИ) - Фрес Константин - Страница 9

Она, сжав губы, бледная, храбро смотрела своими чистыми глазам в страшное лицо ситха, и ее сердце колотилось так, что видно было, как пульсирует тонкая синяя жилка на ее шее.

— Скажи мне, — ситх повысил голос. Его слова выглядели как приказ, и в них снова стала слышна немыслимая ярость. — Неужели твоя храбрость всего лишь плод твоей верности Альянсу, отправившему тебя конвоировать меня?

В его словах послышалась издевка. В самом деле, какая нелепость…

— Я люблю вас, лорд Вейдер, — твердо произнесла она, хотя от страха у нее даже губы побелели, а прозрачные глаза стали почти черными — так расширились ее зрачки.

— Что? — пальцы Вейдера разжались моментально, и его рука отдернулась от ее лица, словно он обжегся. — Что?!

R-052 перевела дух, и наклонила голову, чтобы Вейдер не видел, как на ее глаза от пережитого ужаса наворачиваются слезы.

— Я люблю вас, лорд Вейдер, — твердо произнесла она, хотя предательские капли уже ползли по щекам.

Вейдер отступил на шаг, и между ним и R-052 мгновенно опустился силовой экран.

Впрочем, Вейдер даже не заметил этого.

— Уходи, — произнес он, и его губы презрительно изогнулись. — Убирайся.

R — 052 гордо вздернула голову. Слезы, застлавшие было ее глаза, моментально высохли, и ее страдающие живые глаза вмиг превратились в хрустальные, ничего не выражающие.

Ее неожиданное признание выбило его из колеи. Сорвав с нее маску безмятежности и сдержанности, оно на некоторое время сделало ее просто женщиной — испуганной, растерянной, глядящей с надеждой глазами, полными слез и отчаянья, на того, кто втайне был ей дорог, и кто смотрел на нее, как на врага.

Но его злые слова словно отрезвили ее, и привычное выражение бесстрастного покоя вернулось на ее лицо. Она упрямо сжала губы, и ноздри ее затрепетали от едва сдерживаемого гнева.

— Уходи, — повторил ситх, повернувшись к ней спиной.

Для него эта ситуация была странной и необычной, и он просто не нашел, что ответить. Чтобы она не заметила его замешательства, он отвернулся от нее, чтобы даже тень его не была замечена ею.

В его жизни никогда не было иной женщины, кроме Падме.

Несомненно, когда он был Энакином Скайуокером, он привлекал внимание многих из них, но сам он их не видел. Не замечал он ни взглядов, ни улыбок, ни всего того, чем женщины обычно привлекают внимание мужчин. Кто знает, сколько разбитых сердец и надежд оставил за собой синеглазый юный джедай?

В его жизни никогда не было ни тайных встреч, ни свиданий, ни любовных писем, ни уж тем более — чьих-то признаний.

С Падме вышло все по-другому.

Он сам добивался ее; сам признавался в своей любви; и Падме была для него первой и единственной.

Возможно, были еще женщины, которым он нравился, и которые хотели бы смотреть в его синие глаза вечно, но для него они не существовали; или он считал, что их чувства не имеют права стоить так же дорого, как любовь его Падме.

Потому признание офицера в его душе подняло целую бурю эмоций… но ни одной положительной среди них не было.

Вейдер ощутил непонятную гадливость, как будто кто-то грязными руками прикоснулся к самому светлому и святому его воспоминанию, и оставил на нем липкие грязные отпечатки.

Странное влечение молодой женщины к себе он оценил как глупую блажь юной и романтичной девочки, начитавшейся старинных романов о любви. Какая пошлость!

На что она рассчитывала? На то, что ее подопечный, плененный ее благородством и красотой, ответит на ее чувства?! И что ждет их дальше в ее романе? Полгода любви? Побег с любимым, вечные скитания, странствия, спасения от настигающих их сил Альянса?

Вейдера даже передернуло от омерзения.

Героем таких пошлых желаний он еще никогда не был!

Но, впрочем, одно приятное чувство в душе Вейдера это признание все же породило.

Эти пылкие слова из уст безупречной и холодной R — 052 затронули тщеславие Вейдера.

Самый безупречный офицер, преданный делу Альянса, влюблен в Вейдера — это ли не парадокс?! Наверное, можно было бы расхохотаться, напомнить R — 052 тревожного Акбара, который настаивал на опасности Вейдера, но…

— На что ты рассчитывала, говоря мне эту чушь? — произнес он, не оборачиваясь к ней. Вейдер не хотел видеть офицера; ему было невыносимо противно. — Чего ты хотела добиться, сказав это? Если ты рассчитывала, — Вейдер запнулся, не зная, как озвучить то, чего, по его мнению, хотела R — 052, - рассчитывала обратить на себя мое внимание, то напрасно. Мне не нужны твои чувства. Ты сама не нужна мне. Ты мне противна, и я с большим удовольствием вырвал бы тебе сердце, чем принял бы твою любовь. Зачем вообще ты это сказала?

— Вы хотели знать, — резко ответила R — 052, и Вейдер услышал в ее голосе нотки злости. — И я ответила. Если бы вы не спросили, я бы не сказала об этом никогда. Я никогда и ни на что не рассчитывала в отношении вас!

— Никогда? — Вейдер обернулся; его глаза, презрительно прищурившись, смотрели на нее, тонкие ноздри гневно трепетали. — Никогда — это слишком долго! И как давно это продолжается?

Он не смог произнести "как давно ты любишь меня". Это слово жгло ему язык, застревало в горле. Он не мог его произнести!

R — 052 гордо вздернула голову; ее глаза были полны гнева и смешного негодования.

— Мои чувства, — отчеканила она, — касаются только меня! Это не ваше дело!

— Свой характер нужно было показывать раньше, — злобно огрызнулся Вейдер. Он обернулся, и R — 052 съежилась под взглядом его яростных глаз. — Тогда, когда мне искали конвоира! Если бы ты ни на что не рассчитывала, ты бы не вызвалась лететь со мной сама, а предпочла бы отказаться, как и прочие.

R — 052 мучительно кусала губы, ее лицо пылало пунцовым румянцем от стыда.

— Вы можете думать обо мне все, что вам будет угодно, — отчеканила она. — Но мои чувства к вам не были решающим фактором при моем решении сопровождать вас. Я солдат, и я не могла ослушаться приказа.

— Можешь не лгать мне! — рявкнул Вейдер, сжимая кулаки, и от напряжения Силы снова заискрились панели. — Я тебя насквозь вижу! Убирайся!

*****************************

Весь день Вейдера лихорадило, и он чувствовал, как только что обретенная им сила утекает, как вода сквозь пальцы. Признание R — 052 взволновало его, и он не находил себе места.

Чтобы скрыться от чужих глаз, он закрылся в одной из камер медитации и завалился там на кресло, закрыв лицо рукой.

Нет, Вейдер не думал о влюбленной в него девочке, и ни единой минуты он не размышлял о ее любви к нему.

Но ее живое и горячее чувство вдруг напомнило Вейдеру о Падме, и он потерял покой.

В его жизни не было и дня, когда бы он не думал о ней, и обычно его мысли были наполнены горечью, стыдом и раскаянием. Так или иначе, а Палпатин не солгал ему, сказав, что Падме убил именно он, Вейдер. Пусть не своей силой, удушив ее, так своим выбором, перейдя на темную сторону и тем разбив ее сердце.

Она часто являлась к нему в его воспоминаниях, плачущая, отчаявшаяся, отступающая от него — там, на Мустафаре.

И ему становилось невыносимо стыдно за свое давнее бахвальство и за то, что он тогда поднял руку на свою любимую женщину.

Признание R — 052 заставило взглянуть на эту сцену, терзающую его все эти годы, по-другому.

Откинувшись на спинку кресла в своей камере медитации, мучительно потирая лоб и слушая, как гудят новые силовые поля, которыми укрывают его отсек, чтобы он больше не смог добраться до R — 052. Глупые предосторожности! Что значит жизнь, если есть страсть? Если он захочет убить ее, сжав ее горло механическими пальцами, он сделает это, пусть даже для этого ему придется сломать все силовые поля, растратить всю свою силу и взорвать в конечном итоге "Небесную крепость".

В его памяти снова и снова вставал горящий Мустафар, и слезы на щеках юной Падме, которую Оби-Ван выставил вперед, словно наживку, на которую Энакин не мог не клюнуть.