Пророк (СИ) - Останин Виталий Сергеевич - Страница 68

Итог: все плохие парни умерли. Видящий не успел спасти своего господина, сам Экхарт был занят в информационном поле моим заданием по Восточной Европе. Из хороших пострадал, точнее, пострадает только Самойлов. Его вычислят меньше чем за час – всё-таки фонд княжеский и мониторится плотно. Получат объяснения – дядька будут в бешенстве и едва удержится от рукоприкладства – и оставят в “тёмной” до особого распоряжения. Пару дней посидит, ничего с ним не сделается. Ругаться будет, когда приеду – это да. Но – разберёмся. Мы же друзья!

Хорошие и плохие – я сознательно всё упрощал до чёрно-белого, иначе бы не смог работать. Свихнулся бы просто. Обратная сторона дара – когда видишь людей, начинаешь их понимать и, соответственно, принимать. А как считать плохим человека, мотивы которого тебе понятны? Когда ты знаешь, как он стал тем, кем стал?

Вот взять Доминика. Уверенного в своей правоте далеко не святого отца, который искренне верит, что его путь правильный. Так ли он ошибается, считая, что человечество превращается в тупое, потребляющее развлечения, стадо? Забывшее о движении вперёд, о развитии, о вызовах? Его готовность пустить больше половины этого стада под нож, чтобы выжившие взбодрились и нашли новый путь – это хорошо или плохо?

А Экхарт? Он плохой или хороший? Между прочем, он честно, в меру отпущенных ему сил и возможностей, пытался спасти мир от апокалипсиса, к которому его тащили католики. Да – приказывал убивать людей. Но спасал-то при этом тысячи, если не десятки тысяч других! А я? Я ведь точно так же поступаю. И буду поступать, потому что у меня своё видение правильного. Плохого и хорошего. И какой тогда я?

Разминая затёкшую от долгого лежания шею, я усмехнулся. Рефлексия гуманитария во всей красе! Можно сколько угодно замечать в себе изменения, с опаской наблюдать за превращением пресс-секретаря в пророка, но базовое образование – все эти Чеховы с Чернышевскими и Толстыми за компанию, никуда не денется. Говорят, западному человеку проще жить, чем русскому – у него мозг со школы не забит экзистенциальной херней про тварей дрожащих и право имеющих. А мы вот вечно вязнем в паутине мучительного выбора. В то время, как надо бить морду.

Но я всё же меняюсь. Откаты подобного рода накрывают меня всё реже. И последствия собственных поступков уже не заставляют с надрывом вопить: “Что же я наделал, Господи!” Даже Глеб, и тот заметил. Он, кстати, совершенно прав про мои мотивы устранения Экхарта. Два пророка в одной бочке – это вдвое больше, чем нужно миру. Свою роль немец уже сыграл, а вот в будущем запросто мог испортить мне всё плетение. Ни о каком воздаянии я даже не думал – голый расчёт. Я не для того днями и ночами торчу в поле, создавая возможность снять с доски две фигуры, чтобы мыслить категориями преступления и наказания.

– Ты закончил?

Голос протектора вырвал меня из снежного кружева мыслей. Девушка вбила себе в голову, что во время работы с полем меня нужно охранять, а я не стал её разубеждать. Челиа сидела в кресле и смотрела на меня без выражения. В ореховых её глазах отражался свет настольной лампы, делая взгляд женщины похожим на кошачий. Впрочем, они все немного кошки.

– Да, закончил. Завтра непростой день.

Она вскинула брови. Не интерес, а демонстрация интереса. Тоже, в своём роде, последствия воспитания.

Я не стал пускаться в объяснения. Во-первых, в этом не было необходимости, Челиа понемногу превращалась в моего личного Стефана, а во-вторых, многие знания – многие печали. К чему их множить? Но ответить всё же нужно было.

– Приедет отец Доминик. Недовольный.

Интерес стал искренним. В глазах мелькнула тень тревоги.

– Я могу помочь?

– Посмотрим завтра. Иди пока спать. Завтра ты должна быть свежей и полной сил.

Проводив её до двери, я вернулся к окну. Сверился с воображаемым ежедневником и проставил на выполненных задачах галочки. Понимающе улыбнулся своему внутреннему перфекционисту – почти везде зелёные птички, но получил в ответ раздраженную гримасу. А, ну конечно! Двойник, совсем про него забыл. Как он там? Ломился же ко мне во сны, да так настойчиво, аж матом пришлось рявкнуть. Надо, значит, увидеться. Незачем попусту врагов плодить – их и так в изобилии.

Глянул на часы – пятый час вечера по местному времени. Временные потоки этой и родной Параллели примерно совпадали, значит в моём Благовещенске уже заполночь. Не факт, что пресс-секретарь губернатора уже спит. Его жизненный ритм подчинён московскому – никого же на Старой площади не интересует, что где-то там в регионе ночь, и люди предпочли бы отдыхать, а не готовить идиотские отчёты с дедлайном “вчера”.

Ну, а если спит, значит разбудим – он же сам учил меня вызывать его на связь. Узнать бы, как у него организм срабатывает на межмировой звонок, но если хотя бы вполовину так же мерзко, как у меня во время бодрствования – звонить стоит.

Ждать пришлось недолго. Вскоре двойник откликнулся.

“Игорь Сергеевич, моё почтение! Уже на чемоданах?” – спросил я после того, как его, ну скажем, астральное тело, проявилось в месте наших обычных встреч.

Я намеренно начал разговор легкомысленным тоном, чтобы показать, что у меня всё в порядке, и что не ищу его помощи.

“Если судить по твоему жизнерадостному виду, значительно хуже, чем у тебя, – буркнул он в ответ. – Чего тебе, подменыш?”

Явно не в духе сегодня боярин в изгнании. Выражение его лица говорило, что визитом моим он недоволен. Обиделся за прошлый раз, когда я его по матери послал?

“Когда ты звонил, я был сильно занят. Не мог говорить. Сейчас вот освободился, перезваниваю. Сразу хочу попросить прощения за резкость…”

Извиниться мне не сложно. Пусть благодарность, равно как и выражение сожаления, работает не всегда, зато бесплатно.

“Да не в тебе дело, Игорь, – отмахнулся тот. – Своих проблем выше головы. Ты просто потрепаться или по делу?”

“Никаких дел, у меня всё штатно. А вот у тебя, видать, не совсем. Всё же на мази было. Случилось что?”

Игорь дёрнул щекой.

“Случилось…”

“Расскажешь? Может, смогу что-то подсказать?”

Некоторое время двойник смотрел на меня, явно прикидывая, стоит ли заводить разговор или последовать моему примеру – послать на три буквы и отключиться. Видимо, выбрал первый вариант, потому что начал рассказывать. Начал говорить спокойно, но с каждым словом всё больше распалялся – накипело у мужика знатно.

“Засада у меня. Причём по всем фронтам. Губер пролетел с переводом в столицу. В чём дело – не знаю, сам он не говорит, а связей на Старой площади у меня пока нет. Видать, кому-то не тому чемодан занёс или слишком тонким вступительный взнос оказался. Суть не в том. Теперь его отправляют на Сахалин. Кризисным, мать его, менеджером! Прилетел в Благу злой, вызвал меня и давай отчитывать. Такое чувство, что во всём, что с ним там произошло, виноват только я и никто больше!”

О-па! Сахалин, с точки зрения карьерной лестницы высокопоставленного чиновника моего мира – это никак не трамплин. Скорее, яма, причём с кольями на дне и очень скользкими стенами. Вылезти оттуда нереально сложно.

“Ты с ним едешь или остаёшься?”

Двойник посмотрел на меня таким взглядом, словно хотел спросить, не дебил ли я?

“Меня тут порвут на следующий день после его отъезда! Без прикрытия губернатора в этом богом проклятом мире – я просто мальчик для битья! Всё, что выстроено было, все схемы и доли уже приходится за бесценок отдавать! Просто чтобы и на Сахалине не преследовали!”

Это да. Смена власти – передел активов. Когда мы с шефом заходили на область, много наших полегло при дележе апельсина. Сейчас так же будет. А учитывая любовь моего сменщика к авантюрам, рубка там идёт знатная.

“Силовики что?”

Вопрос не праздный. На каждого, кто выше травы поднимается, имеется у людей в погонах отдельная папка. На всякий случай. Гарантия лояльности или инструмент палача – зависит от развития событий.

“Выжидают. Дали понять, что дело на меня довольно пухлое, но давать ему ход или нет – ещё не решили. Зависит от того, кто придёт на кресло. Мля, походу надо готовиться к нарам и казённому дому!”