Офелия (СИ) - Семироль Анна - Страница 6

То, что Кевин подтвердит любую чушь по его просьбе, Питер даже не сомневался. Ещё в начальной школе приятели заключили договор, по которому друг всегда помогал другу. Даже враньём, если оно было безобидным.

- Мама будет в восторге, - пронудела Агата и вернулась на скамейку к обсуждению модного журнала.

Питер уселся на низкую ограду из дикого камня и достал из сумки блокнот и карандаш. Вряд ли в присутствии сестры кому-то могло прийти в голову обижать младшего брата, потому мальчишка чувствовал себя в безопасности. В ожидании известного всему маленькому Дувру роскошного серебристого автомобиля семьи Палмеров, Питер любил порисовать. Получалось у него неплохо, иногда даже одноклассники просили изобразить героя любимых фильмов или мультиков. В хорошем настроении Питер рисовал им целые комиксы – когда смешные, когда страшные. Нарисованную вчера на промокашке девочку-цветок мальчишка спрятал в ящик стола в своей комнате. Он был уверен, что картинка помогла ему ответить у доски, и решил считать её своим талисманом. А сейчас, в ожидании отъезда домой, он быстренько набросал в блокноте длинноногого-длиннорукого Уимзи, похожего на паука-косеножку. И пририсовал ему нос картошкой. Полюбовался рисунком, усмехнулся и спрятал блокнот обратно в сумку.

Агата всю дорогу до дома нудела, что Питер смердит, как профессиональный чистильщик обуви. Когда брат ловко поддел её вопросом, видела ли она чистильщика обуви хоть раз вживую, а не в чёрно-белом кино, сестра надулась и бубнить стала потише.

«Стоит ли раздувать такую драму из-за того, что какие-то придурки испачкали меня гуталином? – размышлял Питер, глядя в окно на проплывающие мимо равнины с пасущимися стадами коров и овец. – Голову помыть – несколько минут, а Агата может гундеть часами. Неужели ей больше нечем заняться, не о чем поговорить? С подружками она вряд ли мою голову обсуждает. А со мной – одни нравоучения. Раньше она не была такой противной. Если так люди взрослеют, то ну и дрянь же это ваше взросление. Но Ларри-то не такой зануда. Хоть и адвокат. Может, зря говорят, что на адвокатов учатся только зануды?»

Шины серебристого «роллс-ройса» мягко зашелестели по грунтовой дороге: автомобиль свернул с трассы к усадьбе Палмеров. Исчезли бескрайние луга, скрытые за зелёными насаждениями и деревенскими домами, с гвалтом помчались за машиной грязные и покрытые колтунами местные собаки. Питер улёгся на заднем сиденье во весь рост и сквозь прикрытые веки расслабленно принялся наблюдать, как сменяют друг друга светлые и тёмные пятна на потолке авто. Когда светлые блики пропали совсем (солнце закрыла аллея из вековых дубов и клёнов), Питер медленно досчитал до двенадцати. И как раз на счёт «двенадцать» машину слегка качнуло: они прибыли домой.

Питер вышел из авто, помахал рукой Тревору и помчался к дому по дорожке, мощёной белым камнем. Надо было помыть голову, пока Агата не наябедничала маме.

- Здорово, Пит-Щас-Мимо-Пролетит! – окликнул его со стороны цветника звонкий голос.

Так рифмовать его имя мог только один человек в мире – самый близкий друг Питера, Йонас Гертнер. Конечно, Питер тут же остановился и замахал рукой:

- Привет! Ты чего там делаешь?

Из зарослей, образованных мамиными розами и клематисами, выбралась худощавая фигура в синем рабочем комбинезоне на голое тело и дурацкой красной бейсболке, венчающей нечёсаную копну светлых волос. Йонас прищурил зелёные, как у кошки, глаза, снял с правой руки перепачканную в земле перчатку и протянул ладонь Питеру:

- Держи привет, - слегка растягивая гласные, произнёс он. – Ночью в саду кой-чего попортило, шпалеры завалились. Вот, чиню.

- А меня гуталином намазали, - усмехнулся Питер. – Бегу отмываться, пока не разразилась буря посильнее ночной.

- Ах-ха, миссис Палмер могёт! – расхохотался Йонас. – Давай я воды из пруда черпану, и мы тебя в два счёта в ведре отмоем? Только сперва я прилажу эту хреновину на место.

Он подмигнул Питеру и снова нырнул в розовые заросли. Мальчишка в очередной раз удивился способности друга лазить в самые дебри колючих кустов и выбираться обратно без единой царапины. Как-то Йонас сказал ему, что он настолько страшный чувак, что шипы на стеблях в ужасе втягиваются при виде него. Питер почти поверил.

- Я переоденусь, и… - Питер запнулся: идея утащить воды из пруда и приурочить к этому рассказ про девчонку показалась ему отличной. – И это, вернусь. Ты меня тут дождись, не уходи.

- Ах-ха, - донеслось из колючих джунглей.

Через пять минут Питер в шортах до колен, старенькой серой рубахе и кедах с вытертыми до потери цвета носами уже помогал Йонасу прилаживать на место последнюю шпалеру.

- Пит, держи ровнее, - прикручивая раму толстой проволокой к столбу, распоряжался Йонас. – Потерпите, ребята. Сейчас мы тут доколдуем – и вам снова будет хорошо. Эй, Фламментанц, ветки вверх! Вилли, чего разлёгся? Сейчас я тебя подсажу, погоди минутку.

Манера тринадцатилетнего Йонаса разговаривать с цветами как с приятелями Питера уже давно не удивляла. Он как-то сразу привык к странностям юного беженца с материка. Йон появился на пороге дома Палмеров три года назад: худой, чумазый, в одежде с чужого плеча и тощим рюкзаком за плечами.

- Здравствуйте, - очень спокойно и вежливо проговорил он. – Меня зовут Йонас Гертнер, и я ищу работу. Умею ухаживать за растениями и плотничать. Я сирота, прибыл с той стороны пролива. Документы в порядке, я зарегистрировался. Вот…

Миссис Палмер сказала «да», только услышав о растениях. Мистер Палмер долго изучал протянутые мальчишкой бумаги – одну потрёпанную, облепленную разноцветными печатями и штампами, вторую новую, только на днях выданную. Агата и Питер исподтишка рассматривали гостя, Ларри на правах почти взрослого, смотрел на мальчишку прямо и что-то спрашивал про…

- Пит, молоток подай, - прервал поток воспоминаний Йонас. – И пару гвоздей. Вон тех, ах-ха. И чего молчишь? Кто тебя гуталином угостил?

- Да, пара придурков, - вяло отмахнулся Питер, протягивая Йонасу молоток с гвоздями. – Обычные школьные разборки.

- А я бы им сумки поджёг за такое, - приколачивая раму шпалеры на место, произнёс Йонас. – Или на разлитую краску усадил.

Питер вздохнул и промолчал. «Я бы» он не любил. Звучало как мораль. Хорошо, что Йонас никогда не говорил, что надо быть сильнее, круче, давать в нос за любую провинность и всё такое. Но его «я бы», хоть было и мягче, но тоже царапало. Хорошо говорить, когда ты лёгкий, шустрый, проворный и бегаешь быстрее всех в округе.

- Ну, вот и всё. Пошли твою башку отмывать?

Йонас соскочил с приставленной к шпалере лестницы, прищурился от солнца. Приставил ладонь ко лбу козырьком, оглянулся в сторону дома.

- Мистер Палмер дома?

- Вроде, нет, - неуверенно протянул Питер. – Разве что где-то в кабинете. Я его не видел, пока бегал туда-сюда.

- Ах-ха. Тогда берём ведро – и за дом! Кто вперёд до сарая?

И они вдвоём припустили по дорожкам между островами цветов. Бежали нечестно: Йонас поддавался, уступал Питеру. Питер старался изо всех сил, нёсся, едва успевая под ноги смотреть. Марафон до сарая он, конечно, выиграл.

- Ты победитель - тебе и ведро тащить! - расхохотался Йонас.

Питер нагнулся, вытянул из-под полки ведро. «А если отец дома? Увидит, что я у пруда – голову открутит, - подумал он. – Как-то надо Йона упросить. Ему точно ничего не будет».

- Слушай. Стащи ты воды, а?

- Дрейфишь? – насмешливо протянул приятель.

Перевернув ведро, Питер уселся на него, как на табурет. Поглядел на перепачканного землёй Йонаса, сделал очень серьёзное лицо. Как делает отец, когда они с Ларри обсуждают какие-нибудь бумажные дела.

- Я тебе сейчас такое расскажу, что ты тоже сдрейфишь, - многообещающе начал Питер. – Но сперва скажи, что ты знаешь о русалках?

Йонас стащил с головы бейсболку, крутанул её на пальце. Перехватил за алый козырёк, хлопнул о колено. Прошёлся по сараю, потрогал педаль висящего на стене старого велосипеда Ларри.