Офелия (СИ) - Семироль Анна - Страница 21

- Оттудышей. Я же знаю, что у тебя есть повод, чтобы…

- А у меня не получается, - перебил его Йонас.

Вроде, и сказал он это вполне добродушно, но в его голосе Питер уловил странную нотку. Фальшивую. Нехорошую.

- Да ладно тебе, можешь и не рассказывать, - поспешил он закрыть тему и добавил: - Всё равно это твоё дело.

Йонас пожал острыми плечами, толкнул пальцем язычок велосипедного звонка. Тот тренькнул, разбудив Лу. Пикси зевнул во всю иглозубую пасть и, быстро перебирая тонкими лапками, по руке перебрался к мальчишке за пазуху. Друзья преодолели подъём в горку, вытолкали велосипеды на шоссе и не спеша побрели к деревне.

- Каникулы же, - вспомнил Питер. – Чем займёшься?

- Подзаработаю, - мечтательно произнёс Йонас, глядя на тонкие линии облаков в вышине над головой. – Стив берёт меня в помощники на лето. Обещает научить мелкому авторемонту и всякой другой фигне.

- В карты играть на деньги? – улыбнулся Питер.

- Ах-ха! И курить! – Йонас сделал страшное лицо, рассмеялся и загорланил: - Я помню тебя-а! Ты та, что сделала реальными мечты пару поцелуев наза-ад![1]

- И я помню колокольчик вдали, - пропустив куплет, присоединился к Йонасу Питер. – И как звёзды падали…

- …голубыми дождём, о-оу-у-у! – проорали они хором, вспугнув притаившихся во ржи перепёлок, и дурачась, продолжили: - Когда я помру-у, ангелы спросят, что я помню… Я скажу, что помню лишь тебя-а-а!

Неуклюже ворочался в ведре пойманный окунь и десяток плотвиц, солнце опускалось за далёкий горизонт, разливая золото по зелени лугов и бархату холмов. Пастух гнал в деревню овец, собаки радостным лаем собирали отбившихся от стада. Питер и Йонас горланили песни, весело пыля сандалиями, и наступающий вечер был напоен запахами цветущих трав, нагретого асфальта и потрясающим беззаботным настроением, присущим лишь тёплым летним дням в начале школьных каникул.

[1] Перевод с английского песни “I remember you” Фрэнка Айфилда

Офелия (эпизод тринадцатый)

С утра зарядил дождь. Как будто кто-то в вышине взял и заштриховал все планы Питера на прекрасный летний день простым карандашом. Капли обгоняли друг друга, размывая яркие краски мира за стеклом в скромную тихую акварель, на дорожке в луже сиротливо мок футбольный мяч. Под крышей дома монотонно курлыкали голуби. Бишоны бродили по дому за хозяевами и протяжно зевали от скуки. Агата с самого утра болтала по телефону с подругами и заливисто смеялась. Ларри и папа слушали по радио футбольный матч. Питер обычно присоединялся к ним, азартно болел за своих, но сегодня настроения не было. Он поднялся в оранжерею, посмотрел, как мама пересаживает орхидеи, посидел на подоконнике, наблюдая, как бегут наперегонки капли по стеклу.

- Мам, а почему орхидеи не могут просто расти в земле, как все остальные твои цветы? – спросил он.

- У них воздушные корни, - бережно подкладывая кусочки измельчённой коры в стеклянные сосуды с фаленопсисами, ответила миссис Палмер. – Это значит, что они не приспособлены к микромиру почвы. Воздушные корни впитывают ту влагу, что находится на коре деревьев, и в земле быстро пересыхают или загнивают. Или заболевают от бактерий, которые обитают в почве.

- Но теоретически они могут жить в земле, да?

- Теоретически да. Но им удобнее на стволах.

Питер понимающе кивнул и посмотрел в сторону пруда. Под ударами дождевых струй он больше не казался тёмным зеркалом. Скорее, гладким, монолитно-серым камнем. Мальчишка задумался: «Интересно, каким видит дождь Офелия? Что она считает небом: поверхность пруда или высокий свод над ним? Что она чувствует, когда в воду падают капли? Знает ли она, что такое дождь вообще? А вдруг в её мире всё по-другому?»

- О чём задумался, Пирожок?

- Наверное, об орхидеях, мам.

Оливия Палмер отряхнула руки об фартук, нагнувшись, прошла под широкими листьями высокорослых экзотов и присела рядом с сыном.

- Поделишься со мной? – мягко спросила она.

Питер на миг растерялся. Он не знал, поймёт ли его мама, захочет ли слушать, не скажет ли, что так думать неправильно… но решил рискнуть.

- Ты знаешь, где жила Офелия до того, как попала к нам? – спросил мальчик, заглядывая матери в лицо. – Где её поймали?

Миссис Палмер глубоко вздохнула, на лбу залегли морщины. Питер хорошо знал это выражение лица у мамы: так она делала всегда, когда ей требовалось время на обдумывание ответа. Или когда не хотела говорить то, что детям знать не положено.

- Я не знаю, милый, - развела руками мама. – И никогда не задавалась таким вопросом. Люди в большинстве своём не интересуются, откуда привезли фрукты, которые они едят, или какого цвета корова, молоко от которой мы берём в магазине. И это нормально, не так ли?

- Офелия – не фрукты. И тем более, не молоко, - возразил Питер. – Задумайся, мам. Ты ведь знаешь, что нужно каждому твоему цветку, чтобы они росли и цвели, да? И не сажаешь орхидеи в землю, а лотосы – в кусочки коры. Хоть орхидеи и могут недолго, но прожить в земле. Значит, кто-то знал, что им нужно, и ты спросила. А Офелия? Кто спросил, что ей нужно, что она любит? Йон рассказал, что речные русалки любят текущую воду. А у нас просто пруд… и вода еле движется.

- Питер… - мягко попыталась взять разговор в свои руки миссис Палмер, но мальчишка покачал головой, замахал руками.

- Мам! Ты наблюдаешь за ней? Ты часто приходишь посмотреть, что она делает? – Питер точно знал, что мама вообще старается не подходить к Офелии, и сейчас его голос звенел от обиды. – Папа её только кормит и дрессирует! Агата вспоминает о ней, только когда приезжают её подружки! Ларри иногда приходит покурить около пруда вечерами и молча посидеть на скамейке у воды. Мама! Нельзя так!

Он задышал часто-часто, стараясь не заплакать, сжал кулаки. Мамино лицо погрустнело, морщинки на лбу стали глубже. Она дождалась паузы в потоке слов сына и заговорила медленно и спокойно:

- Пирожок, послушай меня. Да, я не хожу к русалке. Нет, мне не интересны её потребности. Я была против этой покупки, но папа настоял. Я честно считаю, что в доме, где живут мои дети, нет места опасности. Я не желала бы видеть здесь змею, хищную большую кошку, медведя на цепи. И ещё больше меня пугают такие существа, как кентавры, баргесты, горгульи, сирины и русалки, которых люди, имеющие высокий доход, покупают и держат у себя, как экзотических животных. Эти существа условно разумны. Они враги людей. И будь у них шанс сделать человеку плохо – они им воспользуются. Потому раз уж твой отец привёл в наш дом военнопленного, который не хочет мира, я не стану думать о том, чтобы обеспечить этому существу комфорт. И со своей стороны максимально абстрагируюсь от него.

- Мама!..

- Не проси. Всё, Питер. Тема закрыта.

Она резко встала, задев листья пальмы плечом, и пошла к полке, где хранила садовый инструмент.

- Мы с ней играем, мам. Офелия это очень любит. Она радуется и улыбается. И собаки ей интересны вовсе не как еда, - сказал Питер ей вслед. – А папа даже наш мячик использует для дрессировки. И не разговаривает с ней. Только команды, команды, команды…

Дождь припустил сильнее, размыл контуры мира за окном. Питер посидел, немного успокоился и пошёл в гостиную, где папа и Ларри слушали трансляцию футбольного матча.

- Ливерпуль впереди, - напряжённо вслушиваясь в захлёбывающийся азартом голос диктора, сообщил мистер Палмер. – Пит, три -один. Садись.

- Я хотел с тобой поговорить, - начал было Питер, но тут в приёмнике возвопили трибуны, комментатор затараторил про опасный момент у «Ливерпуля» на левом фланге, Ларри привстал с места, дымя сигаретой, а папа коротко сказал:

- После.

Ничего не оставалось, кроме как уйти. Мужчины, следящие за футбольным матчем, не отвлекутся даже на ядерный удар «советов», сказала как-то мама, и Питер это запомнил. Похоже, мама была права.

Он утащил с кухни горсть конфет, сунул их в карман шорт. Поднялся в свою комнату, выложил конфеты на стол и плюхнулся на застеленную клетчатым пледом кровать. С шелестом сползла на пол гора комиксов и несколько библиотечных книг, и Питер с кряхтением принялся их подбирать. Книга про волшебные существа Европы открылась на картинке с келпи, до ужаса напоминающим обычную лошадь зелёного цвета. Питер поморщился, закрыл её и положил на стол, заваленный рисунками.