Смеющаяся Тьма. Книга 3 (СИ) - Громова Полина - Страница 28

По вечерам, утомленные дневными свершениями, величайшие из великих темных проводили мастер-классы для подрастающей смены. Происходило это в лучшем случае за столом, уставленным редчайшим вином и не уступающими ему закусками, но иногда и в иной обстановке. Под столом, например.

Из замка Профессора я выбрался на четвертый или пятый день. Мне, конечно, было жаль пропускать какие-то события Фестиваля, но и посмотреть на новый мир мне хотелось, да и Найт заскучал на псарне Профессора. Так что я, предупредив зовом Хельгу, забрал его и отравился исследовать окрестности.

Мир за стенами замка был очень похож на тот, который я знал с детства. Миновав небольшую долину, раскинувшуюся под холмом, на котором возвышался замок, я попал в обычную деревню, лежащую между холмами. Пасторальные пейзажи с деревенскими домиками, старые телеги у ворот, заросшие мхом бревенчатые борта колодцев, тощие и веселые собаки, мельницы с осиными крыльями, бабушки с избалованными, неповоротливыми гусями, мальчишки, коричневые от загара… Все, как дома. На окраине деревни был выкопан квадратный пруд, издалека его поверхность казалась выкрашенной зеленой краской. Подойдя поближе, я разглядел мелкие трехлистные водоросли. Они покрывали весь пруд, не оставляя ни одного просвета в глади воды. Только кое-где темнели глянцевые листья кувшинок, но цветов видно не было. Серые дощатые мостки, заваливаясь на бок, уходили в воду. Накренившись над прудом, рос раскидистый вяз, к одной из его ветвей были привязаны самодельные качели, пустовавшие в этот час.

На окраине деревни из куста репейника зарычал лохматый пес, очевидно, страдающий от жары внутри своей огромной шкуры. Он виновато сглотнул свой рык, когда мы с Найтом одновременно взглянули в его сторону. Найт не стал отвлекаться на то, чтобы пойти и перенюхаться с ним. Его диковатый характер давал о себе знать: Найт с детства держался в стороне от других собак и почти никого к себе не подпускал. Эта его повадка сохранилась, несмотря на то, что Найт уже мало походил на того пса, которого подарил мне Кир. Он заметно вырос — раздался в боках и вытянулся в холке, отлично развился и каким-то образом научился бродить вместе со мной в Потоке. Кроме этого, Найт постепенно линял: его белая в черных пятнах шкура постепенно становилась полностью черной. Меня это не беспокоило — пес стал мне верным другом, и это было главным.

Миновав деревню, я вышел на берег мелкой илистой речушки, а потом забрел в какие-то поля. Я шел вверх по течению, и прикосновения к ладоням колосков сорного сухостоя были совсем-совсем знакомыми. Только я не мог вспомнить, когда в последний раз я ощущал что-то подобное в своем родном мире. Наверное, очень давно. А Найт радостно наматывал круги, и его уши мелькали то где-то сбоку, то далеко впереди меня. Потом он вовсе пропал из вида, но я не беспокоился: что здесь может случиться?..

Неторопливо прогуливаясь по берегу, я нагнал стадо коров и овец, довольно большое для одной деревни. Может, пастух изо дня в день собирал его по нескольким окрестным селениям или где-то поблизости была ферма.

— Эй, милок! — окликнул меня старичок, коричневый и сморщенный, как сушеная груша. На нем были здоровенные рыбацкие сапоги, синие штаны, рубаха с засаленными заплатками на локтях и овечья безрукавка. Через плечо старик волочил длиннющий кнут. — Это твоя псина? — он кивнул в сторону берега. Там, под откосом, виднелась пара хвостов, и один определенно принадлежал Найту. Он помахивал.

— Одна — да.

— Ясен пень! Вторая-то моя! Ты смотри за своим, Аришка — барышня приличная.

Я еще раз посмотрел на хвосты. Трудно было ошибиться, хотя собаки находились на довольно большом расстоянии.

— Сука — она и есть сука.

— Э-эх! А ты крепкий парень! Ну-ка, держи, — он сунул мне в руки кнут. — Я вернусь через полчасика.

— А что делать-то?

— А ничего! Знай себе иди с ними вдоль бережка, они смирные, дорогу знают. Да следи, чтобы никто не отбился, — он уже булькал в своих огромных сапогах прочь от реки.

Полчаса? Ладно. Значит, было что-то располагающее к доверию в личине, которую я набросил на себя. Впрочем, не велика расплата. К ароматам стада я принюхался быстро, тем более что ветер относил их на реку.

Старичок вернулся минут через сорок. С крынкой молока, округлым куском белого хлеба и сыром.

— К старухе своей забежал, — как будто бы кто-то вдруг ударил его под колени, он шлепнулся на землю там же, где и стоял. Улыбаясь, расстелил на траве цветастый женский платок и разложил на нем еду. — Угостись, не стесняйся.

Старик не был многословен. Он со вкусом человека, целыми днями находящегося на свежем воздухе, уминал свой нехитрый обед, лишь изредка поглядывая на небо, точнее — на сизые облачка, потянувшиеся по западному горизонту.

— Будет дождь? — спросил его я.

— Не. Сегодня не будет. Завтра, до рассвета. Пока еще дойдет… Сказать старухе, чтобы огурцы сегодня в ночь не поливала.

— А кто обычно остается со стадом, когда вы уходите?

— Как — кто, а вот она… Иди сюда, моя хорошая, — он привлек к себе рыжую собаку, с ленивым и немного смущенным видом выползшую из-под откоса. Найт предпочел вовсе не показываться. — Она же, дрянь такая, никого чужого не подпустит. Не подпустишь же, а, Аришка?

Я улыбнулся — речь, наверное, шла о людях, а не о кабелях.

— А ты, никак, в Русино шел? — спросил старик, когда последние крошки с платка были тщательно собраны в горсть и заброшены в рот. Я покивал. — Так ты не ходи по берегу, тут далеко. Крюк полторы версты получится. Ты лучше сейчас через лощинку, а потом вдоль поля, там дорожка есть. Хорошая, проезжая дорожка. Ты не боись, не заблудишься.

— Спасибо.

Чего-чего, а заблудиться я боялся меньше всего. Очень трудно заблудиться, если никуда не идешь. Я окликнул Найта, и мы продолжили нашу прогулку по чужому и такому знакомому миру.

Русино было большим селом с мощеной дорогой, храмом и кладбищем. Здесь даже были милые маленькие лавочки. Резные, но потемневшие от времени вывески покачивались на цепях (кое-где звенья были связаны между собой веревками), раздавался приглушенный деревянными стенами говор, по деревянным тротуарам расхаживали деловые старушки и серогрудые голуби. В прорехах между домами росла бузина и лебеда, по покосившимся изгородям с цирковой сноровкой и полным безразличием к окружающему миру прогуливались кошки. На углу бабулька торговала мочеными яблоками и малосолеными огурцами, и те, и другие источали восхитительный аромат. Где-то неподалеку раздавались звуки удара молота по наковальне.

Найту, наверное, понравилось бы обилие запахов, но он потратил немало сил во время первой половины нашей прогулки и с тоской заглядывал в тени под навесами у лавок. Мы зашли в большое покосившееся здание с надписью «Трактир», я заказал еды для себя и Найта — никто не возражал против его присутствия под столом. Перекусив и отдохнув, я представил в голове сегодняшний маршрут и нарисовал путь обратно в замок. Хотелось бы возвратиться до наступления темноты. Но я не расстроюсь, если не получится. В этом мире красивые, сочные ночи.

Возвращаясь в замок к вечеру, я набрел на остов огромного старинного особняка, который, словно коралловый риф, скалился из лохматых волн лениво колышущейся, перекатывающейся под ветром рощи. Возможно, я прошел бы мимо — мало ли заброшенных домов скучает в разных уголках вселенной! — но Найт замер, приняв особую стойку. Он почуял магию… Столкнуться с магией за пределами замка Профессора? Это должно быть интересным!

Я раздвинул жесткие, неподатливые кусты и наткнулся руками на желтоватую каменную кладку. Мы шли вдоль нее, пока Найт, совавший нос во все просветы, не возвестил победным лаем, что вход найден.

Это были широкие ворота, заваленные кусками арки, которая не выдержала собственной тяжести. Толстая кованая решетка давно не двигалась на проржавевших петлях, но так глубоко вросла в землю, что не падала в течение уже очень многих лет. Между половинками решетки был довольно большой зазор.