Марионетки в зазеркалье (СИ) - "Extyara" - Страница 58

Изая отложил папку с материалами по клинике и открыл блокнот. Прямо на первом же листе были нарисованы два лисёнка. Ниже располагался текст. Изае уже доводилось видеть личные дела и медицинские карты, заполненные профессором Пасседом. Писал тот аккуратно и весьма разборчиво. Опрятные мелкие буквы без наклона расположились рядками на разлинованном листе.

«— Лисёнок, — сказал лисёнок лисёнку, — ты помни, пожалуйста, что если тебе тяжело, плохо, грустно, страшно, если ты устал — ты просто протяни лапу. И я протяну тебе свою, где бы ты ни был, даже если там — другие звёзды или все ходят на головах. Потому что печаль одного лисёнка, разделённая на двух лисят — это ведь совсем не страшно. А когда тебя держит за лапу другая лапа — какая разница, что там ещё есть в мире?»

Ниже была приписка в одну строку: «Сказки и сейчас делают и в будущем сделают гораздо больше, чем наука». Некоторые слова были закрашены поверх разными цветами.

— О чём вы говорили? — спросил Изая.

— Сначала профессор Пассед рассказывал о клинике и пациентах в ней, что-то вспоминал о практике и учителях, — отозвалась Шевонн. — Потом рассказал про какую-то новую теорию о связи цветов и ассоциативного мышления, — припомнив, добавила она.

— О цветах? — переспросил Изая. — О каких цветах?

— О цветах радуги.

Изая хмыкнул, развернулся к столу. Включив настольную лампу, он взял чистый лист и выписал в столбик все отмеченные слова. Затем расположил их в порядке расположения цветов радуги от красного до фиолетового. Как он и предполагал, вышла полная несуразица: «Это и сделают я просто одного потому». Мысленно потасовав слова и так и не получив какого-то ясного результат, Изая обернулся к Шевонн.

— Ты записала ваш разговор, как я просил? — поинтересовался он.

— Да, вот запись, — ответила она, достала из кармана маленький диктофон и протянула ему.

Изая включил запись и прослушал целиком. После чего вновь попытался переставить слова, ориентируясь на названные цифры и цветовые спектры радуги, в прямом, обратном порядке и даже наобум.

— Я уже пробовала, пока ехала обратно, — негромко заметила Шевонн, до сих пор молчаливо наблюдавшая за его действиями. — Выходит полная белиберда.

— Слишком просто, здесь что-то другое, — отозвался Изая, вновь запуская запись.

Прослушав две трети, он поставил на паузу и задумчиво уставился на лист со сказкой про лисят.

— Тебе не кажется, что в начале беседы профессор Пассед говорил медленнее, делая паузы после каждого предложения? — спросил он, помолчав.

— Да, первую часть беседы он рисовал и писал в блокноте, — ответила она. — Отвлекался на это, я думаю, поэтому говорил медленнее. Сложно уследить за мыслью, когда занят чем-то параллельно.

— Возможно, — задумчиво протянул Изая.

Развернувшись к монитору, он вновь запустил запись и принялся набирать произносимый текст. Спустя пару минут, он вновь поставил на паузу.

— Кто сейчас лечащий врач в той клинике? — спросил он.

— Марк Коин — один из бывших студентов профессора Пасседа, — ответила Шевонн.

— Проверила его? — поинтересовался Изая, выписывая на лист цвета и названные им в соответствие цифры.

— Ещё нет, — ответила та, тенью стоя у него за плечом.

Изая ещё раз пробежал глазами монолог профессора до разговора о цветах и ассоциативном мышлении. Именно в тот момент его манера речи изменилась. Он стал говорить с большим энтузиазмом, быстрее и эмоциональнее. Все предложения в этом отрывке действительно начинались с разных слов. Отыскав начинающее на «это», помеченное в блокноте красным, Изая выбрал пятое по счёту слово. Следуя этой схеме, он выбрал все семь слов и ухмыльнулся.

— Мне следует проверить? — напомнила о себе Шевонн.

— Да, будь добра. Если что-то найдёшь, свяжись со мной.

— Что с профессором Пасседом? — поинтересовалась она. — Будете следовать намеченному плану?

— Нет, — отозвался Изая, — пожалуй, нет. Мне кажется, он не хочет, чтобы я вмешивался.

— Если измените своё решение, не забудьте меня оповестить, — с ноткой недовольства в голосе произнесла Шевонн. — Оформление перевода из психиатрических клиник занимает больше времени, чем из тюрем.

— Да-да, я помню, — махнул рукой Изая, давая понять, что разговор окончен. — Всенепременно.

— Хорошего дня, — произнесла Шевонн, тоном едва ли теплее арктической стужи и вышла за дверь.

Убедившись, что остался в кабинете один, Изая выписал искомые слова на листок и ещё раз перепроверил. Затем проделал то же самое, отсчитывая слова с конца каждого нужного предложения. Результатом он остался доволен.

Что-то отдалённо грохотало вдалеке, словно грузовой состав по железной дороге. Нескончаемая цепь из вагонов, один за другим, один за другим. Несмолкающий отдалённый тревожный гул.

Чуя разлепил тяжёлые веки. Незримый поезд продолжал грохотать где-то у него в голове, отдаваясь болью в висках. От сухого кондиционированного воздуха першило в горле. Выкрашенные белой краской стены казались слишком яркими.

Чуя прикрыл слезящиеся глаза и сглотнул. Гул слегка поутих, но голова оставалась тяжёлой. Он ощущал себя разбитым и донельзя больным. Неповоротливое тяжёлое тело казалось чужим. Немеющие пальцы неприятно покалывало.

Сквозь тонкую щель между шторами пробивался яркий солнечный луч, прочерчивая искрящуюся полосу поперёк кровати. Чуе, отчего-то, крайне важно было коснуться этого мерцания, ощутить слабое тепло. Приподняв непослушную руку, он подался вперёд. Правый бок отозвался тягучей болью, грозящейся перейти в острую при любом резком движении. Чуя замер, а потом осторожно опустился обратно на подушку и обвёл взглядом палату. Уши неприятно закладывало, едва уловимое жужжание кондиционера доносилось до него будто сквозь толщу воды. Очертания предметов слегка расплывались перед глазами, словно он смотрел сквозь жидкую пелену тумана.

Его правая рука была пристёгнута к кровати. В вену на локтевом сгибе впилась игла, прочно приклеенная пластырем. От неё тянулась вверх к капельнице прозрачная тонкая трубочка. Пару минут Чуя наблюдал, как с равной периодичностью падают вниз от пробки закреплённого флакона прозрачные капли лекарства.

Затем он отвернулся и поднял руку. Чуя щурился, напрягая глаза, и рассматривал собственные пальцы, пока картинка не обрела чёткость. Мысли лениво толкались в сознании, обрывками и отдельными фрагментами, не желая сложиться во что-то определённое. Он словно ещё спал, находясь на самой грани пробуждения, не до конца осознавая реальность вокруг.

За дверью раздались шаги. Чуя опустил руку и прикрыл глаза. Сквозь завесу ресниц ему виден был нечёткий силуэт медсестры в кипельно-белом халате. Ступая как можно тише, та прошла к окну и поправила штору. Тёплый яркий солнечный луч пропал. Медсестра обернулась, подошла ближе и перекрыла капельницу, осторожно вытащила иглу, оставив катетер на месте.

— Простите, — тихо позвал Чуя.

— Пришли в себя, — она бросила взгляд на обходной лист, вероятно, заполненный врачом немногим ранее. Тот был закреплён в ячейке на спинке кровати, — мистер Накахара? Постарайтесь как можно меньше двигаться. Вам предписано строгое соблюдение постельного режима и диета. Чуть позже я принесу вам обед.

— Мне нужно позвонить, — произнёс Чуя, голос его прозвучал хрипло и до отвращения слабо.

— Вы меня слушали, мистер Накахара? Вам нельзя вставать, — строго заметила она. — Тем более, покидать палату.

— Вы могли бы принести мне мой мобильный телефон? — поинтересовался он.

— Все ваши вещи находятся в камере хранения и будут выданы вам по завершении лечения. Боюсь, я не могу вам помочь с этим.

— А перчатки? — негромко спросил Чуя.

— Перчатки? — удивлённо переспросила та.

— Если мне нельзя надеть свои, — Чуя царапнул ногтями зудящую ладонь всё ещё пристёгнутой руки, — можно мне какие-нибудь хирургические. У меня мизофобия, мне неспокойно без них, — пояснил он, поймав на себе ещё один удивлённый взгляд.