Тайны Васильков или мое нескучное лето (СИ) - Филимонова Лина - Страница 50

— А шторы были закрыты? — не отставал от ювелира Орлиный Глаз.

— Да не помню я! — воскликнул тот. — Я, как эту сережку увидел, вообще обо всем на свете забыл.

— Бабушка всегда закрывала шторы в гостиной, — снова вмешалась я. — Потому что она выходит на улицу. А на кухне могла и не закрыть, ведь там огород.

— Мне кажется, шторы были закрыты и там, и там, — сказал Павел Юрьевич. — Но поклясться я не могу. Еще будут вопросы?

— Пока хватит, — сказал Степан Пантелеевич.

Павел Юрьевич вздохнул с видимым облегчением.

За этими расспросами первый шок от невероятной новости немного притупился, но, когда Орлиный Глаз прекратил свой дотошный допрос, и на минуту воцарилось молчание, меня снова как будто током ударило. «Сокровище, — проносилось в моей голове, — настоящее сокровище. Старинная драгоценность. Огромный сапфир… Неужели это действительно происходит со мной?»

— Где же она может быть? — задал риторический вопрос мой брат Борис.

— Интересно, как она выглядит? — спросила я почти одновременно с ним.

В отличие от вопроса Бориса, мой вопрос не был риторическим.

— Если бы этот… старый следопыт, — сказал Павел Юрьевич, косясь на Степана Пантелеевича, — прямо сказал мне, зачем я ему понадобился, то я бы, наверняка смог найти фотографию.

— Фотографию? — воскликнули мы с Борисом одновременно.

— Фотографию той сережки, которой сейчас владеет банкир. Как я уже говорил, на взгляд неспециалиста они совершенно неотличимы. Но на самом деле камни немного разные, хотя и одинакового размера.

— Вот бы увидеть эту фотографию, — вырвалось у меня.

— В этом нет ничего невозможного, — сказал Павел Юрьевич. — Когда я ее найду, то отправлю вам по электронной почте.

— Большое спасибо, — поблагодарила его я.

— Эта сережка, — продолжал Павел Юрьевич, — представляет собой ювелирное изделие с одним большим сапфиром, окруженным более мелкими сапфирами и бриллиантами. Обрамление — золото и серебро. Время изготовления — конец восемнадцатого века, предположительно тысяча семьсот девяностый год.

Его мягкий, вкрадчивый голос звучал завораживающе. Мое воображение рисовало нечто сверкающее, синее и переливающееся. Ведь сапфиры синие, не так ли? Мне как-то неудобно было спрашивать. Но я все же спросила. Вернее, вопрос сам слетел с моего языка.

— Сапфиры бывают синими, голубыми, фиолетовыми, зелеными, оранжевыми, желтыми и коричневыми, — очень пространно ответил Павел Юрьевич. Видимо эта маленькая просветительская лекция доставляла ему удовольствие.

— А наш какой?

— Его цвет кажется мне наиболее близким к фиолетовому, — ответил ювелир.

— Ух ты! — воскликнула я. — Обожаю фиолетовый цвет.

— Из этой сережки может получиться замечательная подвеска, — заметил Павел Юрьевич.

— Осталось только ее найти, — сказал Борис.

Мне показалось, что он от нетерпения немного подпрыгнул на диване. Я прямо-таки видела, как у него руки чешутся по-настоящему начать искать тайник. С таким энтузиазмом он мне весь дом распотрошит. Надо его как-то утихомирить.

Степан Пантелеевич как будто прочитал мои мысли.

— Не торопитесь громить дом, — сказал он, с улыбкой глядя на Бориса. — Лучше сначала хорошенько подумайте, повспоминайте.

— А что мы можем вспомнить? — нетерпеливо воскликнул Борис. — Мы же ничего не знали.

— И, тем не менее, могли что-то заметить. Тогда вы не придали этому значения, но сейчас, взглянув на это в новом свете, вы, возможно, догадаетесь. Особенно сосредоточьтесь, как я уже говорил Катеньке, на переменах, произошедших в доме.

— Хорошо, — кивнула я. — Мы будем думать.

Мне, как и Борису, уже не терпелось уйти.

— Нельзя забывать и о втором аспекте нашего дела, — сказал Орлиный Глаз.

— Да, — согласился Борис. — Если кто-то еще знает об этой вещице, это может быть опасно.

— А вы не хотите устроить… вечеринку? — неожиданно предложил Глаз, поглядывая на меня, на Бориса, и на Ваню, который скромно сидел в углу дивана и за последние полчаса не издал ни звука.

— Вечеринку? — хором переспросили мы с Борисом. И даже Ваня удивленно поднял брови.

— Например, по поводу приезда вашего брата, — продолжал Степан Пантелеевич.

— Ну, если надо, — растеряно произнесла я.

— И пригласите на нее всех своих друзей. А я появлюсь позже. Загляну по делу, а вы предложите мне присоединиться.

— Вы что-то задумали? — догадалась я.

— Там видно будет. Но, пожалуйста, постарайтесь, чтобы на вечеринке присутствовали все, кого мы обсуждали.

— Ага, — сказала я.

— Список не нужен?

— Нет.

— Было просто замечательно, если бы это событие произошло завтра, — закончил Орлиный Глаз.

— Завтра? Ну ладно…

— Все будет в лучшем виде, — сказал Борис. — Кто сам не захочет придти, тому мы поможем.

Он выразительно посмотрел на Ваню. Ваня кивнул.

— Я уверена, что мои друзья, — выпалила я. — Ни за что не стали бы причинять мне вред. Никто из них не стал бы меня душить. Я в этом абсолютно уверена. А вы что думаете об этом, Степан Пантелеевич?

— Я тоже так думаю, моя дорогая, — рассеянно произнес он. — Я тоже так думаю…

Мы приехали домой и начали думать. Сначала Борька думал, сидя на кресле-качалке, а я — лежа на диване. Потом Борька встал и начала ходить из угла в угол, размеренно и однообразно, как маятник. Я переместилась с дивана на кресло, продолжая изо всех сил напрягать извилины. Потом мы одновременно двинулись в сторону кухни и в четыре руки сварили кофе. Когда кофе был выпит, я не выдержала.

— Придумал что-нибудь? — спросила я.

— Пока нет, — ответил Борис.

— Будешь продолжать?

— Конечно.

— А я больше не могу.

Борис посмотрел на меня, как на предателя, но промолчал.

— Пойду лучше прогуляюсь. Как бы случайно забреду к Кольке, к Галке с Вовкой и ко всем остальным. Пора начинать подготовку к вечеринке. Надеюсь, никто не откажется от нашего с тобой приглашения.

— Пусть только попробуют, — сказал Борька и ушел в гостиную, где уселся на диван и забросил ноги на журнальный столик.

— Ты бы лучше повисел на турнике, — посоветовала я. — Вниз головой.

— Это еще зачем?

— Чтобы кровь в голову перетекла. Я слышала, это улучшает мыслительную деятельность.

Борька фыркнул и демонстративно отвернулся.

Сначала я, естественно, зашла к Белке.

— Орлиный Глаз решил устроить вечеринку, — сказала я. — Будут все.

— Ничего себе, — удивилась Белка. — Похоже, он заскучал у себя на хуторе…

— Вообще-то вечеринка будет у меня. Официальный повод — приезд моего любимого брата Борьки.

— А неофициальный?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Глаз что-то задумал, но не говорит, что.

— А что говорит?

— Говорит: там видно будет.

— Туманно, — заметила Белка.

— Полный мрак, — согласилась я.

— Очень интересно было бы увидеть этого вашего профессора, — сказала Белка, глядя в сторону, — но…

— Что — «но»? — я уставилась на Белку. — Ты что, отказываешься придти?!

— Я не отказываюсь. Но и не обещаю.

От удивления я потеряла дар речи.

— Почему? — наконец выговорила я.

— Мне нечего надеть, — сказала Белка и отвела глаза.

Я было рассмеялась, но, увидев угрюмое и упрямое выражение на лице Белки, замолчала. Сказать, что я была удивлена, это не сказать ничего. Я была растеряна и подавлена. Что происходит? Почему Белка ведет себя так, как будто она вовсе не Белка, а кто-то незнакомый и чужой?

— Ладно, я постараюсь, — промямлила Белка.

Я выходила из дома Белки совсем не в том настроении, в котором заходила пятнадцать минут назад. Опять все не так. Опять мое радостное лето становится серым и мутным. Вот и Ваня тоже стал держаться как-то отчужденно, с тех пор, как мы узнали о сапфировой серьге. Интересно, почему? Надеюсь, он не думает, что я зазнаюсь, когда у меня появится старинное украшение. Если вообще появится.