Презренный кат (СИ) - Филиппов Алексей Николаевич - Страница 38

К хоромам Апраксиных подползли тихо. Хотя, по правде сказать, назвать хоромами жилище графа язык уже не поворачивался. Крепко всё вокруг обгорело, кругом только грязь да угли с обломками валяются, и лишь черный дом сурово возвышался над последствиями недавнего пожара.

Укрывшись в кустах, разбойники ждали условленного сигнала. На этот раз сигналом было жалобное мяуканье котенка. Вот его-то и слушали все, затаив дыхание. И как только этот писк послышался из-под обломков забора, ватага снялась с места, да молча побежала к дому. Первым бежал Осип, он-то и вывел своих товарищей к заросшему крапивой входу в подземелье. Одна часть разбойников притаилась у крыльца, а другие быстро ныряли в покосившуюся дверь подвала. Туда же хотел вбежать и Еремей, но у самого порога, его ухватил за рукав Степка, курносый юнец с лиловым синяком под глазом.

— Ты что ли Ерема будешь? — моргая здоровым веком, уточнил малец.

— Я, — подтвердил догадку того кат.

— Тогда пошли, — кивнул Степка, передавая Чернышеву неизвестно откуда взявшийся смолевый факел. — Пошли по дому шарить. Помогать мне тебе велено. Вместе сегодня будем.

Они подбежали к крыльцу как раз в тот момент, когда распахнулась входная дверь, и за порог выскочили два графских холопа в белых исподних рубахах. Холопы, не успев еще, как следует проснуться, не успев понять, что же случилось во дворе, тут же скатились по ступенькам с проломленными головами. Одного порешил Степка, а второго кто-то другой.

Проворный юнец, сделав свое подлое дело, перескочил через порог и вбежал в широкие сени. Сзади него, с факелом в одной руке, а с саблей в другой бежал Еремей. В сенях поднялась суматоха: кто-то визжал, кто-то орал благим матом, кто-то пытался воспротивиться. Однако был каждый супротивник быстро образумлен проворным кистенем Степки. Кто-то образумился навеки, а кто-то жалобно скуля, крепко ученый, искал спасения в темном уголке. Степкин кистень неистово вертелся, жужжал и сбивал с пути всех непокорных и непонятливых. Подивившись ратному искусству своего юного проводника, Чернышев тоже захотел пустить в ход своё оружие, но Степка такой возможности ему не предоставил. Так и пришлось бежать за ним в большую залу дома, без сладкого чувства ратной победы. В большой зале парень обернулся, и задорно сверкая здоровым глазом, заорал на ката:

— А ты чего за мной прячешься?! Ищи кого тебе надо! За лестницей, наверное, она. Ищи, а я сзади тебя посторожу!

— А как искать-то? — застыл от неожиданной команды Еремей. — Куда мне теперь бежать-то? Как её здесь найдешь?

— А вот так и найдешь! — задорно ответил ему юнец и ударом ноги выбил ближайшую дверь. — Вот так надо!

За дверью кто-то испуганно завизжал, а Степка, освещая коптящим факелом, бледные, искаженные от ужаса лица, с каким-то вызывающим хладнокровием, интересовался у Чернышева.

— Не эта?

Анюты за первой дверью не было. Не было её и за другой. Дальше кат искал сам, но также безрезультатно. Он метался по комнатам с саблей наголо и громко ревел диким зверем от бурлящей в его душе обиды. Анюты нигде не было. Как сквозь землю она провалилась. Вообще девок было много, и довольно приятные на наружность они были, но были эти девки совсем не те. И вот обыскав всё, что можно, Еремей выскочил на середину залы да зарычал от окончательно вскипевшей обиды. Дико зарычал. И вот тут он увидел его. Узнал его Чернышев сразу. Он хорошо запомнил его: тот же прямой нос, те же узкие губы, тот же гордый поворот головы, крупные глаза, только вот глаза те сейчас весьма тревожными были. Граф держал в руке длинную шпагу, намереваясь дать жестокий отпор, вломившемуся в его дом противнику. Кат, не раздумывая долго, замахнулся на Апраксина саблей. Граф ловко увернулся от смертоносного клинка и сразу же попытался нанести, отработанный долгими упражнениями ответный удар в грудь Еремея. Только Чернышев тоже был не лыком шит, заметив движение графской руки вперед, он не растерялся, не замешкался и сам упреждающе саблей крутанул. И ловко так у него это получилось, что любой мастер рукопашного боя позавидовал бы. Сабельный удар, пришедшийся на эфес шпаги, выбил её из графских рук. Обезоружив Апраксина, Еремей для чего-то тоже бросил свою саблю и, ухватив графа за грудки, резко прижал его к стене.

— Где Анюта? — прошипел Чернышев, и для придания своему вопросу большей убедительности, двинул противника по ребрам. — Отвечай сволочь! Отвечай, а то голыми руками голову тебе оторву!

— Пусти тать! — заорал вместо ответа Апраксин. — Ты знаешь, с кем связался?! Да я тебя в порошок сотру! Ты знаешь, кто мой отец! Ты же у меня в каземате сгниешь! Тебе же ноздри каленым железом вырвут! Пусти!

Еремею такой ответ пришелся не по душе, и он побеспокоил ребра графа с другой стороны. Крепко побеспокоил. На этот раз Апраксин охнул, но про Анюту опять ничего дельного не сказал. Кат размахнулся для следующего удара, и тут во дворе грохнул мушкетный выстрел. За ним второй. К Чернышеву откуда-то из тьмы подбежал Степка.

— Уходим! Бросай его! — закричал он, хватая Чернышева за рукав. — Отойди, я ему промеж глаз кистенем звездану! Отойди!

— Нет! — заупрямился Еремей, ловко повалив графа на пол лицом вниз, сорвал с себя пояс, быстро завязал руки пленнику и, взвалив его на плечо, побежал прочь из дома. — Он мне еще живой нужен! Я еще у него не всё выведал!

На улице уже что-то горело, в пляшущем отсвете пожара бегали люди, и если бы не было Степки рядом, то Чернышев наверняка бы растерялся. Наверняка бы замешкался или не в ту сторону побежал бы. Только парнишка опять кату в суматохе той помог. Он провел Еремея к кустам, где уже готовилась к отходу в лес ватага.

— Брось его! — заорал на Чернышева одноглазый атаман, когда кат оказался в месте сбора. — Лучше корзину с монетой возьми.

— Уйди! — зло рявкнул в ответ на крик главаря шайки взбешенный Еремей и ожег его таким суровым взглядом, что атаман впервые за многие годы своего неправедного промысла не стал упрямо настаивать на своем.

Отступился атаман от Еремея Матвеевича. Он махнул на непокорного мужика рукой и возглавил отход ватаги с добычей в лес. Граф на плече Еремея сначала бился, чего-то видно хотел очень, но скоро был успокоен несколько раз крепким ударом кулака и большую часть пути провисел на плече смирно. По лесу опять плутали долго и к нужному месту вышли не скоро.

Место это было на берегу небольшой речушки, среди зарослей ольхи и орешника. Здесь было устроено кострище, вокруг которого были вырыты несколько землянок. Все разбойники, завидев стан, облегченно вздохнули и сразу же сели отдыхать. Только Чернышев, презрев усталость да все предложения присесть отдохнуть, без промедления принялся за свое дело. Он бросил, громко бранящуюся ношу на траву, отыскал подходящее дерево и умело орудуя топором, превратил то дерево в почти настоящую дыбу. Быстро превратил. На загляденье глаз получилась сегодня у ката дыба на речном берегу. Вот только оценить его искусство некому было. Не понимал никто из окружающих в этом деле.

Скоро граф был повешен по всем правилам застеночной науки на новенькую дыбу. Громко взвыл на дыбе страдалец да только вот не пожалел его никто, а даже наоборот, многие засмеялись довольным смехом от графских мучений. Радостно засмеялись. Только Еремею не до смеха было. Он выхватил из рук одного из разбойников острый ножик, нарезал им крепких ивовых прутьев и засучил рукава. Чуть отдохнувшая ватага, заинтересовалась любопытными приготовлениями, и даже позабыв про еду, уселась полукругом вокруг самодельной дыбы.

— Ну, ни дать, ни взять, как в Преображенском приказе приготовления, — хохотнул мужичок с порванными ноздрями и остатками позорного клейма на лбу. — Вот помню, и меня так же подвесили. А уж как больно висеть, доложу я вам братцы, так больно, что спасу никакого нет. Так плечи крутит, что и не хочешь, а чуть тронь тебя, так сразу взвоешь до визга поросячьего. Этот-то еще молодец — не визжит. Воет только. Крепкий зараза! А я вот помню…