Презренный кат (СИ) - Филиппов Алексей Николаевич - Страница 35

— Ты чего, дядя Ефрем? — хотел спросить Еремей, но тут же почувствовал, что нет у него во рту языка.

Совсем нет. Всё есть, а языка нет. Вот ведь тоска, какая! И захотелось от тоски той Чернышеву немножко поплакать, но тут правый бок его стали какие-то злые звери грызть. Грызут они, значит, и приговаривают:

— Пусти нас к предательскому сердцу скорее, пусти.

Еремей попробовал отмахнуться от злых грызунов, но те не испугались, а еще крепче стали своими вонючими мордами в бок тыкать.

Когда ката растолкал его напарник по подземному заточению, от пейзажа под забором осталась одна тьма да отблеск луны в очах лохматого сторожа, продолжавшего ворчать рядом с забором.

— Поднимайся Ерема, сейчас на выход пойдем, — прошептал Осип, увлекая Еремея с теплого налёжанного места, за собой. — Выбираться надо. Нечего нам больше здесь гостить. Пора и честь знать.

— Да как же мы выберемся? — всё ещё сладко зевая, передернул плечами кат. — Собаки в миг штаны спустят, а то и чего посерьезнее прихватят. Вон, как они бесятся, вон чего вытворяют. А вон тот рыжий сидит и будто нас с тобой ждет. Глаз с нашего лежбища не сводит.

— А ты не боись, — похлопал Еремея по плечу отчаянный мужик, — сейчас хозяева сами своих псов уберут. Их только попросить надо, как миленькие уберут. Вот посмотришь сейчас.

— А кто ж их попросит-то? — ухмыльнулся хвастовству Осипа Чернышев. — Где же такую добрую душу отыскать?

— Так мы сами и попросим. Вот только спать все улягутся, так мы с тобой сразу и попросим. И я так полагаю, что не откажут нам в просьбе нашей. Не смогут отказать.

— Попросил один такой прошлым летом да без штанов в тот же миг остался, — ехидно прошептал в сторону наивного мужика кат. — Как бы нам после просьбы участь его не повторить?

Осип на последнее, слегка ехидное замечание своего сотоварища, ничего не ответил, а тут же взобрался по лестнице к входной двери, присел там на корточки, быстро выбил кресалом обильную искру, поджег пук соломы и тут же выбросил его на улицу. Пук видимо сразу же попал на что-то сухое и скоро в щель двери стал явственно просматриваться приличный отсвет яркого костра.

— Ерема, — позвал ката поджигатель, — иди сюда. Вот смотри: пока ты спал, я нашу с тобой добычу в ведра сложил. Сейчас дворовые начнут пожар тушить, ворота откроют и к реке побегут. Им больше воды-то негде взять. Понимаешь? Вот и мы с тобой должны с ними тоже выбежать. Сразу за мной беги, только в сторону раньше времени ради бога не сворачивай. Как только за воротами будешь, так сразу в кусты. Только к забору не суйся, а в кусты сразу. Понял?

— Не побегу я, — буркнул в ответ на указание Чернышев.

— Как так не побегу?

— Нельзя мне убегать, мне Анюту найти надо. Я сейчас в дом пойду. Мне её поискать надо. Мне без неё отсюда дороги нет.

— Я тебе пойду, — быстро выхватил Осип из-за голенища кривой ножик. — Сейчас со мной побежишь, а в дом мы с тобой попозже вернемся. Ты меня держись, тогда и бабу твою найдем! С любого чердака стащим. А коли ещё кобениться будешь, так я тебе здесь же кишки пущу. Понял меня?

Еремей на этот раз понял его как-то сразу и потому опасливо промолчал. А на улице тем временем началась крикливая суета. Кто-то истошно завизжал, залаяли собаки, заголосил колокол, заскрипели ворота, и послышался топот многочисленных ног. Осип, припав глазом к щели в дверце, выждал немного, потом схватил два ведра, толкнул ногой дверь и ринулся прочь из подвала. Чернышев сделал то же самое.

На улице было светло и людно, как днем. Полыхала как раз та самая пристройка, в которой Еремея киселем поили и уже от неё занимались два соседних сарая. Люди пытались ведрами утихомирить огонь, но тот, насмехаясь над глупой людской суетой, разгорался всё яростней и яростней. На помощь графской дворне бежали уже люди из города. Толпа у пожара собралась изрядная. Большинство пожарных бросилось заливать водой стены главного дома усадьбы, а другие плескали воду в гудящее пламя. Вот тут, откуда не возьмись, налетел резкий порыв ветра и понес огромный сноп искр в сторону темного города. Там сразу же стало светлее, а ветер, не унимаясь, бросал вверх огненные подарки всё чаще и чаще.

Осип с Еремеем пользуясь всеобщей сутолокой, выбежали со двора ни кем не остановленные, и через кусты, по еле приметной тропинке бросились прочь от пожара. Осип шустро перебирал ногами впереди, а кат, тяжело отдуваясь, семенил с увесистыми ведрами сзади. Бежали они долго, два раза в пути останавливались и, наконец, примчали к скоплению убогих хижин. Попетляв здесь некоторое время, поджигатель вывел своего напарника к низенькому крылечку и уже на скрипучих ступенях утер рукавом лоб.

— Вроде ушли, — всё ещё шепотом сообщил Осип и осторожно постучал в кривую ставню. — Ну и славу богу, а то я уж переживать сегодня по утру надумал. Думал, что зря всё затеял, а теперь вот выходит, что и не зря, вроде. Вот ведь как жизнь часто разными сторонами к нам поворачивается. То было всё плохо, а теперь вон как хорошо! Пойдем, передохнем да попразднуем малость, друг мой Ерема. Заслужили мы сегодня с тобой праздничка! Ей-богу ведь заслужили!

Похлопав Еремея Матвеевича по спине, еще раз постучал в окно. И стучал он на этот раз уже не осторожно и даже можно сказать настойчиво. Дверь после этого стука тут же отворилась, безмолвно впуская ночных гостей. Еремей обернулся на самом пороге и увидел сзади себя красное небо. Над Москвой зловеще трепетало зарево большого пожара. Чернышев хотел рассмотреть это зарево получше, но кто-то крепко дернул его за рукав.

— Глянь-ка, — перекрестилась баба в цветастом платке, припадая к окну, — горит чего-то. Это ведь, вроде, как белый город горит? Неужто опять на Москве пожар? Чем же мы бога так прогневили? Который уж раз за это лето горим. Как бы до нас бы не дошло. Спаси и помилуй нас Господи!

— Не дойдет! — рявкнул на испуганную женщину Осип. — Ты бы лучше вместо того, чтобы в окно без дела пялиться, на стол бы собрала. Не видишь с дела мы. Живее давай. Чего встала?

Баба ещё раз перекрестилась, сокрушенно покачала головой, потом снова перекрестилась и убежала куда-то на двор.

— Эх, Ерема! — дружески хлопнул Чернышева по плечу радостный мужик. — Удачливые мы с тобой люди. Гляди, сколько принесли. Я, конечно, знал, что пустым не приду, но чтобы столько? Вот хочешь, верь мне, хочешь, не верь, а я про такой куш не загадывал даже. Удача у нас сегодня с тобой! Настоящая удача, друг ты мой разлюбезный! Настоящая!

Осип сел на пол возле ведер, стал горстями брать оттуда серебряные монеты, выкладывать их на грязный пол, а потом обратно сыпать свою добычу в ведра. Звон серебра будто завораживал его, делая безучастным ко всему окружающему. Он так сидел на полу до тех пор, пока не вернулась хозяйка.

— Затопила я баню-то, Осип Федотыч, — покорным голосом сообщила она и вновь приникла к окну. — Идите, попарьтесь, а я пока поесть чего-нибудь соберу. Только бы пожар до нас не добрался, а то вот помню, горели мы, когда я еще совсем маленькой была, а потом, когда в девках ходила. Всё ведь дотла в те разы сгорело. Всё.

— Смотри у меня, — грубо прервал воспоминания хозяйки Осип Федотыч, подтверждая серьезность своих претензий жилистым кулаком. — Чего раскудахталась?

После бани добытчики сели к столу и Осип сразу же поднял полный ковш за успех лихого дела да удавшегося побега. Чернышев от ковша тоже не отказался и выпил его в три крупных глотка.

— Молодцом Ерема! — поддержал добрую выпивку ката Федотыч. — Вот это по-нашему, а то я грешным делом подумал, что ты опять кобениться станешь. Давай еще по одной.

Выпив еще по ковшу, сотоварищи захрустели солеными грибами, и тут дверь неслышно приоткрылась, пропуская кого-то в избу. Как только этот кто-то вышел на свет мерцающей свечи, челюсть Осипа Федотовича перестала жевать.

— Евсей Савелич, — еле-еле промямлил он. — Вот так гостюшка дорогой! Проходи к столу. Проходи, не побрезгуй угощением нашим. Вот уж не ожидал тебя сегодня увидеть здесь, Евсей Савельевич. Вот уж не ожидал. Да как же ты дорогу-то ко мне разыскал? Как же ты мною не побрезговал-то? Вот ведь радость-то какая.