За тридевять земель (СИ) - Филиппова Екатерина - Страница 60

Народ начал расходиться — или исчезать. Прекрасная и Премудрая, выглядящая крайне представительно в строгом сарафане всего с десятком камешков и неожиданной офисной блузке, проходя мимо племянницы, снисходительное похлопала её по плечу и удостоила награды:

— Неплохо выглядишь, хотя и слишком тощая. Так и быть, можешь и дальше называться Василисой. Я дарую тебе титул Василисы-Младшей.

Сопровождающий правительницу Кощей попытался остановить её, но не успел. Он просительно посмотрел на Василису, но она жалостливому взгляду не поддалась:

— Я так благодарна вам, тётушка. И в знак признательности непременно доставлю вам из нашего мира диету Монтиньяка. Или лучше — Дюкана?

Василиса-старшая, против всех ожиданий, не обиделась и не возмутилась, а посмотрела на племянницу с некоторым уважением и даже с симпатией:

— Надо же, стерва! Кто бы мог подумать, что в вашем унылом роду такое появится! Ну, добро пожаловать на борт — муженёк мой бывший много чего начудить успел, так что и в четыре руки разгребать — не разгрести.

Василиса раскрутила косу, свитую в узел на затылке, перекинула её на грудь, облегчённо поводила шеей и, оглянувшись на приближающуюся Никифорову, сухо ответила:

— Чей муж чудил — тому и разгребать. А мне, похоже, делянку для вскапывания и окучивания уже выделили.

Василиса-старшая ревниво взглянула на косу племянницы и, обращаясь к главе Совета, возмутилась:

— Вы на неё посмотрите! Мало того, что оказанные милости не ценит, так ещё и работать отказывается.

Никифорова насмешливо оглядела соперниц, и запричитала:

— Ой, беда, беда! Начали молодицы косами меряться — полетят сейчас клочки по закоулочкам.

Она помахала рукой вынырнувшему из шатра Деяну Силычу, и повернулась к Василисе-старшей:

— Не нарывайся, видишь, девушка нервничает, а она у нас — натура трепетная и вся из себя внезапная, оглянуться не успеешь, как в какую-нибудь авантюру втравит. А с проблемами разбираться — вон у тебя какой помощник, — и она кивнула на Кощея, — да и мы в стороне останемся, если совсем уж справляться не будете. Думаю, и младшая не откажется, да, Василиса?

Никифорова оглянулась на застывшую в задумчивости девушку, вздохнула, и поводила рукой у неё перед глазами:

— Очнись!

Василиса вздрогнула, и пробормотала:

— Коша или Буся?

— Не поняла, ты кличку для кошки придумываешь? Самое подходящее время…

Покраснев, девушка созналась:

— Я просто пыталась сообразить, как от Кощея уменьшительное будет.

Никифорова одобрительно кивнула:

— Коша — это сильно. А Буся — это, что, от Бессмертного? Не подозревала о таких словотворческих талантах. А для Деяна Силыча что ваш филологический гений изобретёт?

Василиса поколебалась, оглянулась на Кощея, пытающегося сохранить невозмутимое выражение лица, которое несколько портил предательски подрагивающий уголок губ, и твёрдо ответила:

— Дюша. И никак иначе.

Мрачный ключник наконец-то добрался до смеющейся компании и недовольно осведомился:

— По какому поводу веселье?

Василиса непроизвольно вздрогнула: все, знакомые с Никифоровой дольше минуты, мгновенно осознавали, что разговаривать с ней любым тоном кроме почтительно-восторженного — не что иное, как изощрённая форма самоубийства. И Внучка свою репутацию в очередной раз подтвердила:

— Мы, дорогой, обсуждаем, какая диета для тебя будет полезнее. Василиса-младшая обещала несколько вариантов предоставить, правда, они все одинаково неприятные. Васильева, просветите нашего достопочтенного, что ему будет нельзя вкушать, буквально с завтрашнего дня.

Деян Силыч испугался и, похоже, не столько гнева Никифоровой, сколько непонятного наказания. Девушка его даже пожалела и, вместо того, чтобы перечислять запретные пироги-варенье-картошку, радостно объявила:

— Куриную грудку можно. Варёную. Без соли, — и инстинктивно поморщилась.

Ключник жалобно посмотрел на Внучку, понял, что сочувствия не дождётся, и махнул рукой:

— А, где наша не пропадала. Трём смертям не бывать…

Откровенно веселящийся Кощей сделал страшное лицо и зловещим шепотом напомнил:

— Так одной-то не миновать. Ты уж береги себя, а то с голоду и концы отдать не долго.

Деян Силыч огладил массивные бока и степенно ответил:

— Ты за меня не переживай. Пока толстый сохнет, худой — сам знаешь, что…

Сделав шаг вперёд и картинно отставив ногу, чтобы продемонстрировать весьма достойную фигуру фигуру, Кощей начал снисходительно объяснять, сто в диетах он не нуждается, и к тому же — бессмертный, соответственно, подобная участь ему не грозит, но внезапно замолк и уставился на торчащий из кармана ключникова свиток, который начал наливаться красноватым сиянием. Выругавшись вполголоса, Деян Силыч вытащил документ и сунул его в руки Никифоровой:

— Вот, разбирайтесь.

— Что это?

— Только что доставили из божественной канцелярии. Адресовано тебе как главе Совета. Претензия на нарушение условий аренды Олимпа. Ты читай, читай…

Пробежав глазами первые строки, Никифорова поморщилась и протянула свиток Морене, прячущейся за спиной Василисы:

— Опять твой красавец отличился. Ладно бы, сам — так он и Урманова с собой потащил. Вы, девицы, хоть в курсе, зачем они в божественные чертоги полезли?

Девушки переглянулись и ответили в унисон:

— Они просто по горам гуляли.

— Хорошая прогулочка получилась. Потоптали, измяли, оборвали, да ещё кому-то из младших богов форму носа испортили. И как теперь разгребать это будем? Хотя я уже должна была бы привыкнуть…

Василиса выдернула у подруги кляузу, внимательно изучила не очень длинный текст, и успокаивающе прокомментировала:

— А ничего разгребать не придётся. Озаглавлено «Претензия», а начинается со слов «информируем вас». Ну, сказать спасибо за информацию, и всё — они ведь ничего не требуют. И подписано секретарём канцелярии. Не слишком ли нагло для какой-то неизвестной нимфы Фетиды посылать претензии главе Совета Хранителей?

— Это она вам, малограмотным, неизвестная. А вообще-то она — матушка Ахилесса, и фактически глава канцелярии, Гермес там даже не появляется. Ну, что ничего не требуют, это хорошо, хотя странно и настораживает. Там не написано, что они там потоптали и кому нос свернули?

Василиса отрицательно поводила головой, и опять развернула свиток — проверить, но её остановила Никифорова:

— А вот мы сейчас сами у голубчиков спросим, — и она развернулась к шатру, у входа в который стояли Макс и Гриша.

Макс, повисший на плече у Гриши, который и сам не очень уверенно стоял на ногах и держался за колонну у входа в шатёр, заметил обращённое на них неблагосклонное внимание, и локтем пихнул приятеля в бок. Григорий встрепенулся, попытался сделать шаг вперёд, и чуть не упал. После этого парни потоптались на месте и сосредоточенно двинулись вперёд.

Василиса, приоткрыв рот, следила за странным акробатическим номером: сладкая парочка, держась друг на друга, синхронно выдвигала вперёд правые ноги, но на свою наступал только Гриша. Макс сначала заваливался направо, потом наступал на левую ногу, и теперь уже Гриша заваливался налево, цепляясь за Макса. Тем не они, ритмично раскачиваясь, медленно продвигались к цели.

Тем временем количество зрителей увеличилось: в первый ряд протолкались две француженки, заинтересованно приглядывающиеся к потенциальной добыче; пожилая японка в сопровождении явной родственницы двухвостой Лали подошла к Никифоровой и, непрестанно кланяясь, начала что-то ей объяснять; над всеми нависла голова супруги Горыныча. Подошедшая последней Ласковая Анни охнула, сочувственно посмотрела на Василису, подняла ладони, и плотный поток воздуха рванулся к страдальцам, приподнял их и перенёс к девушкам.

Макс оказался рядом с Василисой, а Гриша — лицом к лицу с Мореной. Посмотрев удивлённых девушек, Анни хихикнула, пошевелила пальцами, и два крошечные вихря поменяли парней местами. Те ошеломлённо заозирались, потом поняли, что мучительный путь завершён, улыбнулись и, протягивая девушкам на раскрытых ладонях маленькие, сверкающие серебряными бликами цветочки, хором сказали: