Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут - Дозуа Гарднер - Страница 66

— Уоллес, бога ради, поверни камеру!

— Аппаратура ничего не фиксирует, док. Будто его тут нет.

— Может, так и есть. Нет, мистер Нельсон! Прошу, не приближайтесь!

Но я уже шагнул вперед, навстречу свету. Бинокль, висевший на боку на ремешке, ударился о ногу, когда я ступил под купол. Никаких физических ощущений я не испытал: никакого покалывания или тепла — не больше, чем от включенной в комнате лампы. Но в разуме моем что-то изменилось, кардинально изменилось. Стоя под этим светом, я чувствовал спокойствие и беззаботную радость, каких не знавал уже много лет, — как будто я вернулся в родные места, куда более родные, чем моя же ферма. Купол медленно двигался, и, оказавшись на краю, я неспешно пошагал следом, лишь бы купаться в этом сиянии так долго, как получится.

Остальные, за пределами светового круга, с точностью до наоборот — отшатнулись и отбежали к стене, но дальше отступать было некуда, и вскоре и их озарило. Всю ученую троицу, а также расставленные тут и там телескопы и прочее оборудование на раскладных столах и к злах. Я впервые смог рассмотреть людей, с которыми общался. Уоллес оказался кривоногим лохматым хиппи с лезущими в глаза волосами и клювовидным носом. Профессор был старше, чем я ожидал, но моложе меня, а еще с большим животом, который горцы назвали бы «многолетней инвестицией». Изабель порадовала длинными волосами, нуждающимися в помывке, широким задом и очками в черной оправе — такими толстыми, что подошли бы и сварщику, но она все равно была здесь самой милой.

Под куполом никто из нас не отбрасывал тени.

Я вскинул голову к ночному небу и звездам, но увидел их словно сквозь мыльную пленку или снежный покров. То, чего я не мог ни почувствовать, ни разглядеть, отделяло меня от неба. Так я и шел, пока не уперся в каменную стену высотой до бедра. А купол, конечно же, двинулся дальше, и, оказавшись на его границе — потому что ты либо идешь за светом, либо вылетаешь, — я едва не полез следом через стену. Вот только холм по ту сторону был слишком крут, а чаша дремуча и коварна. И я, дрожа, протянул еще несколько секунд, а потом свет покинул меня. Вновь очутившись в темноте, я обмяк на этой стене, будто утопленник, найденный в стоке после паводка. И только теперь ощутил легкий бриз с озера, так что световой купол, выходит, не пропускал воздух.

Он проплыл над командой ученых и сполз по стене и вниз по склону, всю дорогу оставаясь двадцати пяти футов в высоту. Затем вплыл на воду — но озеро осталось неподвижным, ни волны, ни легкой ряби — и начал гаснуть, сначала медленно, потом все быстрее, пока я не понял, что больше ничего не вижу. Купол исчез.

Профессор похлопал себя по щекам и шее, словно после бритья:

— Слава богу, ожогов нет. Вы как себе чувствуете?

Студенты повторили его жест.

— Нормально.

— И я, — сказала Изабель. — Счетчик Гейгера тоже не сработал.

Как чувствовал себя я? Хотел танцевать, прыгать, выделывать коленца и кричать во всю глотку. Глаза разбухли, словно я вот-вот разрыдаюсь. Я пялился на озеро, точно мог протереть в нем дыру и заставить купол вновь подняться.

Я прошептал:

— Спасибо.

И то была не молитва, не обращение к кому-то конкретному, просто благодарность минувшему — все равно что сорвать лист календаря или вспахать поле после сборки урожая.

Я повернулся к остальным, окрыленный возможностью наконец поговорить с кем-то, кто разделит все эти чувства, но, к моему удивлению, все они носились от прибора к прибору, одновременно тараторя о фосфоресценции, газовых выбросах и электромагнитных полях, Я и половины не понимал. Чем они заняты? Неужели все пропустили? Впервые за долгие годы я чувствовал: я должен рассказать об увиденном, поделиться ощущениями и знаниями, всей историей. Это им поможет. Подбодрит.

Я пошел к ним с протянутыми руками. Хотел их успокоить, привлечь внимание.

— О, спасибо, мистер Нельсон, — поблагодарил профессор, забирая у меня бинокль. — Давайте я возьму. Что ж. похоже, вы принесли нам удачу. Не так ли, Изабель, Уоллес? Довольно занимательно проявление, особенно второй объект. Как в Баия-де-Кино в Калифорнийском заливе, но в движении! Ионизация воздуха… вероятно. Но счетчик Гейгера молчит, м-м-м. Может, пониженное напряжение? — Он похлопал себя по карманам. — Нужно составить список покупок для следующей вахты. Наверное, портативный сцинтилляционный счетчик…

Я схватил Ратледжа за рукав:

— Я это видел.

— Да? Ну. мы все видели, мистер Нельсон. Действительно поразительный феномен… Если дальние огни и ближний свет связаны, то их совместное появление не может быть случайностью. Прежде чем вы уйдете, Изабель запишет ваши показания, а сейчас прошу меня извинить…

— Я говорю не про сегодня, не про блуждающие огни. Я видел настоящую, всамделишную летающую тарелку. В тысяча девятьсот пятьдесят шестом. На своей ферме за Маунтин-Вью. к западу отсюда. Вон там, — указал я. — Она выпустила луч света, и, окунувшись в него, я почувствовал себя лучше, боль и ломота уменьшились. И слушайте — я видел ее не раз, эту тарелку. Она все возвращалась и возвращалась.

Профессор отступил на шаг:

— Мистер Нельсон, право слово, я должен…

— И я познакомился с экипажем, — продолжил я. — Пилот вышел из тарелки пообщаться со мной. Верно, именно со мной. Внешне такой же человек, как мы с вами, только красивее. Он походил на того парнишку из «Боевого клича», Тэба Хантера. Но сказал, что его зовут…

— Мистер Нельсон. — Округу теперь заливало предрассветное серое свечение, и я прекрасно видел, что Ратледж хмурится. — Пожалуйста. Ночь выдалась длинная и напряженная. Вы устали и, простите за напоминание, уже немолоды. Вы несете бессмыслицу.

— Бессмыслицу?! — воскликнул я. — По-вашему, в сегодняшнем смысл есть?

— Признаю, у меня нет готовых ответов, но сегодня мы видели огни, мистер Нельсон, всего лишь огни. Никакого проявления разума, ни следа летательных аппаратов. И разумеется, никаких членов экипажа. Никаких зеленых человечков. Или серых. Или Тэба Хантера с Луны.

— Он жил на Марсе, — сказал я. — И его звали Боб Соломон.

Профессор уставился на меня. И парнишка Уоллес, таскавший за его спиной вещи в фургон, спотыкаясь о собственные ноги, тоже. Девчонка лишь покачала головой, отвернулась и ушла в лес.

— Я даже написал об этом небольшую книгу. Ну, я говорю, что написал. На самом деле просто наболтал и заплатил женщине в библиотеке, а она перепечатала текст. У меня есть копия в пикапе. Давайте принесу. Я быстро.

— Мистер Нельсон, — снова начал профессор, — мне жаль, правда жаль. Если вы напишете мне в университет и сообщите свой адрес, я пришлю вам копию нашей статьи в случае ее выхода. Мы рады, когда обывателей увлекает наше дело. Но сейчас, здесь, сегодня я вынужден попросить вас уйти.

— Уйти? Но девчонка сказала, что я могу помочь.

— До того как вы начали нести этот… бред, — припечатал Ратледж. — Прошу, осознайте же мою цель. Подобно Хайнеку, Валле и Маккаби, я пытаюсь утвердить эти исследования наравне с другими серьезными научными дисциплинами. Пытаюсь создать область, в которой Изабель и ее сверстники смогут работать и публиковаться, не опасаясь насмешек. А вы тут извергаете чушь о крутом пришельце по имени Боб! Сами-то слышите, как звучит? Вы превратите бедняжку в посмешище.

— Она не станет брать у меня интервью?

— Интервью? Господи, да вы себя слышите? Это же поставит крест на ее карьере! Пожалуйста, мистер Нельсон, пока солнце не взошло, поведите себя достойно — прыгайте в свой грузовик и уезжайте.

Я ощутил нарастающее безумие. Руки сами собой сжались в кулаки. Отвернувшись от профессора, я ткнул пальцем в мельтешащего парня и рявкнул:

— Ты!

Он застыл, будто я направил на него пистолет.

— Ты ведь снимал все? — спросил я.

— Кое-что да, сэр, — ответил Уоллес, и в то же время профессор велел:

— Не отвечай!

— Где фото? Хочу посмотреть.

За парнишкой стоял ломберный столик, заваленный тетрадками и бутылками «Маунтин Дью». Там же лежала камера «Полароид» и стопка квадратных снимков. Я подошел к столу, и профессор, ринувшись следом, присел на корточки и вытянул руки, как будто собрался со мной бороться: