Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут - Дозуа Гарднер - Страница 16

— Я поверил в то значительное, что увидел в небе, — просто ответил Морган. — Хотя то, что я обнаружил, идет против слова и воли Несотворенных и против всего, чему нас учили шесть тысяч лет с тех пор, как Они впервые поместили людей в Восьми Садах и разбудили нас Своим словом.

— М-м-м. — Гоинс отступил от Моргана, прошелся туда-сюда, прежде чем снова повернуться к нему лицом. — Полагаю, нам не повезло и эту ошибку в небесах не преподнес вам восьмикрылый ангел с сияющими глазами? Или, может быть, голос самих Несотворенных прошептал вам ее в спящее ухо? Я прихожу к выводу, что ваша… ошибка… была порождена свидетельствами, представленными вам последними и лучшими изобретениями госпожи Прогресс, объективными и эмпирическими по сути.

Морган потрясенно уставился на Гоинса.

— Если бы то, что я узнал, мне сообщил ангел, вы бы могли назвать меня блаженным и безумцем. Практически все прятали бы улыбку и не обращали бы на это внимания.

— Именно.

— Это был не ангел, сэр. Совсем не чудо, если не считать чудом оптику, терпение и нанесенную на стекло эмульсию солей серебра, выставленную под ночное небо до того, как восход луны затопил мир своим бледным светом.

— М-м-м. — На этот раз Гоинс не стал расхаживать туда-сюда, он просто смотрел на Моргана. — И что, вы считаете, фотографическая истина обозначает? Я говорю с вами как с профессионалом, конечно же.

Сердце Моргана рухнуло еще глубже. Он был близок к слезам, измучен.

— Я н-не могу отрицать Несотворенное.

— Почему нет? Вы готовились сделать это перед лицом семисот человек в пленарном зале всего двумя часами ранее.

— Простите меня. Я… Я не понимал, что я собирался сделать. — Он хотел застонать, заплакать, завизжать. Его как будто рвали на части. — Это не истинная часть Их творения?

Гоинс склонился ближе.

— Что вы сделали, так это сняли несколько фотографий неба, изучили их и вывели умозаключения. Вы совершили это, потому что являетесь хорошим ученым, получившим образование в Университете Верхнего уровня и в Институте Нью-Гарадена. Одним из наших новых людей, более озабоченным доказательствами, которые предоставляет им мир, нежели свидетельствами традиций. Я не хочу знать, во что верит невинный мальчик, каждую ночь молящийся Несотворенным. Я хочу знать, что думает образованный человек, глядя в телескоп.

Слова полились из Моргана Абатти с силой исповеди:

— Есть нечто искусственное в точке либрации[3] Земли. Малое тело, похожее на один из астероидов. Я верю, что это — судно для путешествий в эфире. Я полагаю, что это истинный дом и источник происхождения людей. Но, во что бы я ни верил, это не важно, поскольку все будет открыто в должное время. Этот искусственный мир начал двигаться и скоро прибудет сюда, в наши небеса.

Ответ Гоинса потряс Моргана.

— Он начал двигаться? — спросил тот с благоговейным удивлением.

Сердце Моргана застыло. Слова председательствующего судьи подразумевали, что он знал об этом. Морган отступил к самому надежному убежищу своей профессии.

— Звезды не лгут, сэр. Мы можем недопонимать их свидетельства, но звезды не лгут.

Гоинс тяжело опустился на стул, лицо его кривилось, как будто он пытался сдержать слезы. Или ужас.

— В этом вы правы, сын мой. Но мы можем быть вынуждены лгать от их имени.

Гоночная яхта «Слепая Джастесс» была настолько новой, что Квинкс чувствовал запах герметика, которым обработали тиковую отделку носовой обзорной кабины. Обстановка являла собой странное сочетание роскоши и скудости. Как и внешние обводы воздушного судна, интерьер ручной работы выглядел скупо, что резко контрастировало с деревянными позолоченными монстрами Латеранского малого воздушного флота. Эти неповоротливые воздушные дворцы служили церковным транспортом и воздушными вратами для паломничества к далеким местам, где величественное поместье Хранителя врат могло быть не столь почитаемо.

Одним своим присутствием Квинкс уже претендовал на переднее кресло обзорной кабины. Капитан, владелец судна «Слепая Джастесс», один из молодых щеголей по имени Ирион Вальду, был отпрыском массалианских аристократов и большим приверженцем традиций, когда дело касалось личного оружия и экипировки.

«И, без сомнения, женщин», — безжалостно подумал Квинкс.

Темнокожий Вальду ослепительно улыбался, о таком женихе любая хорошенькая девушка могла только мечтать. Он кивнул Квинксу на обитое сиденье, столь тугое, что даже лошадь могла бы восседать там. Застекленный люк располагался под ногами Квинкса. В момент посадки этот портал для любопытных открывал вид на рассвет над Аттик Мэйн, непрозрачный океан с последними ночными тенями, еще цеплявшимися за опавшие руины, которые тянулись вдоль береговой линии, у мачт Латеранского аэродрома. Хотя Квинкс прекрасно переносил высоту — он уже несколько десятилетий жил в башне, — открытое пространство под ним заставило его немного понервничать.

— Когда мы устраиваем гонки за очки по правилам Манджу, — объяснил Вальду, — здесь у меня сидит корректировщик, управляющий электрическим гарпуном.

Он прочистил горло.

— Открытый класс, без ограничений. Правосудие ненавидит это, очень.

— Полагаю, что и Латеранская церковь не вполне это одобряет, — ответил Квинкс.

Вальду, который прекрасно понимал, что слово Консистории было буквально церковным законом, а слово Квинкса — буквально словом Консистории, замолчал.

— Длинные объяснения выматывают душу, — продолжил Квинкс через некоторое время. — Я буду наблюдать за нашим продвижением отсюда.

Он одарил Вальду такой улыбкой, при взгляде на которую кто-то представил бы, как ломаются мелкие кости.

— Тем не менее я был бы рад осмотреть ваши гарпуны.

— З-здесь, над Аттик Мэйн, не действуют правила Манджу, сэр, — смог пробормотать Вальду. — Но потом я п-пошлю за н-ними мальчишку. Это все?

— Нет. — Квинкс спрятал улыбку. — Я хочу, чтобы вы побили рекорды скорости воздухоплавания при доставке меня на Верхний уровень. Латеранская церковь будет весьма… благодарна. Как и мое подразделение. Брат Куртс поможет вам при необходимости.

Вальду благоразумно удалился на мостик, который располагался палубой ниже обзорной кабины.

Квинкс рассмотрел «Слепую Джастесс» еще на ее пути к причальной башне дирижаблей. Необычная по форме оболочка скорее походила на лежачую букву V, чем на привычные толстые сосиски цеппелинов. Хотя он не был инженером, он смог оценить усилия, приложенные к обводке гоночного судна. Некоторые из самых быстрых водных яхт выглядели так же. А кроме них — и высокоскоростной локомотив, работавший на экспресс-маршрутах между Латераном и Фарополисом, расположенным очень далеко на востоке, самым большим городом на побережье Аттик Мэйн.

Гондола под оболочкой смотрелась так же необычно и больше всего напоминала гладкий деревянный нож. Она отличалась острым килем, рассекавшим воздух, большим рядом тонированных иллюминаторов и почти полным отсутствием технических выпуклостей, так часто встречающихся на обычных дирижаблях. Как раз перед посадкой Квинкс отметил обилие мелких люков и выходов вдоль внешнего корпуса: определенно, эта гондола хранила от пытливых глаз множество секретов.

Внутри наблюдалось странное сочетание достатка и утилитарности. Ковры казались густыми и прохладными, из лучшей шерсти, и выглядели совсем не поношенными. Латунные поручни и плевательницы отполировали так, что слепило глаза. Подвесную мебель жестко зафиксировали на случай резких маневров или, возможно, просто для экономии места. Наиболее характерной особенностью судна была узкая форма.

Квинкс невольно задался вопросом, для чего это нужно.

Однако, каким бы узким ни было судно, большие дизели, установленные вдоль нижнего изгиба газовой оболочки, коротко кашлянули, прежде чем зареветь во всю глотку. «Слепая Джастесс» отчалила от башни достаточно плавно, но уже через несколько минут она двигалась гораздо быстрее, чем любое судно, на котором приходилось летать Квинксу; почти как локомотив.