Libertango на скрипке - Блик Терри - Страница 59

Дарья вскинулась, защищаясь:

– А с ней – пойдёшь?

Кира сделала невинное выражение лица и огляделась:

– С ней – это с кем? Я тут никого не вижу!

– Не придуривайся! С Шереметьевой!

Кира наклонилась ближе к уху Воронцовой:

– Даже не мечтай об этом. Если хочешь, можешь попробовать сама к ней подкатить.

Посмотришь, что из этого выйдет. Но – без меня, детка. И у тебя есть десять минут, чтобы

убить меня. Прости, но диктофоны никто не отменял, и всё это уйдёт немедленно на сервер к

моим редакторам. Да-да, дорогая, не в полицию. Не здесь. У тебя нет никаких шансов заставить

меня молчать. Ты ошиблась в самом начале. На меня нельзя давить. Я могу вырваться и сделать

очень больно. Полагаю, ты понимаешь, что натворила.

Кира развернулась и стремительно ушла, не оборачиваясь, давя гадливость, глотая душившую

ярость и доставая телефон, чтобы вызвать такси.

***

Дождавшись машину и откинувшись на прохладную спинку сиденья, Кира вытянула телефон: без четверти полночь, нужно звонить, потом будет некогда.

– Привет. Я в такси. Немного задержалась, но я разобралась в том, в чём обещала. Если

пятница в силе, я тебе расскажу в подробностях.

Выслушав тёплый ответ и попрощавшись, Кира убрала телефон и прикрыла глаза. Ей удалось

взять себя в руки, и сейчас она прикидывала дальнейший план действий.

Добравшись до дома, Кира попросила такси подождать двадцать минут, поднялась и быстро

переоделась: джинсы, футболка, пиджак, кеды, кепка; рюкзак с вещами для поездки был уже

собран. Телефон, диктофон – в рюкзак. Деньги, билеты, паспорт – по карманам, лэптоп –

отдельной сумкой. Пора в путь: через несколько часов – рейс в Москву, оттуда – в Лондон, и

уже потом – в Париж. Ей было необходимо встретиться с руководством, пройти

промежуточные тесты, обсудить некоторые детали редакционных заданий – дел на один день

было много, поэтому тратить время на бешенство было непозволительной роскошью. Кира

понимала, что Воронцова постарается что-нибудь предпринять (вряд ли она отступится так

легко), поэтому отъезд на несколько дней – это способ избежать провокаций, которые сейчас, на этих диких эмоциях, могут быть с тяжёлыми последствиями. И нужно обязательно

поговорить с Сашей о её безопасности. Поговорить с Сашей… Господи, это такое счастье, что

можно поговорить…

Погружённая в эти мысли, Кира добралась до аэропорта и вылетела в Москву.

Такт 18

Лондон встретил совершенно не июльским холодным дождём. Весь день был расписан по

минутам, и к вечеру Кира просто валилась с ног от усталости. Со следующей недели ей

предстояли курсы в Международном институте безопасности журналистов, значит, из Парижа

она летит в Брюссель и пробудет там некоторое время. Что ж, в этом есть свои плюсы. Законы

и правила войны… Снаряжение, прикрепление, разработка стратегии… За восемь лет многое

изменилось, новые технологии, другие подходы – всё нужно было вспомнить, отработать, найти контакт с будущими коллегами… Хуже всего было то, что телефонная связь Сирии с

Россией в её случае вряд ли будет доступна: видимо, только через спутник, а это значит, что все

личные разговоры придётся прекратить.

Кира вытянулась на простынях в гостиничном номере, ощущая, как возвращается иззубренное

сверло в висок. С удивлением поняла, что за последнюю неделю эта боль – впервые, и не такая

сильная, как раньше. Отмахнулась от мысли о болезни. Рейс завтра рано утром, потому что в

одиннадцать нужно быть уже на Трокадеро… Завтра. Всё – завтра… Впервые в жизни у неё

возник внутренний конфликт: что важнее? Эта невесомая сказка, которая только началась? Или

двадцатипятилетнее осознанное выживание в стране, не прощающей привязанностей? В затылке

и позвоночнике завертелись миллиарды мельчайших ледяных веретёнец: если бы можно было

знать, что победит – дышащая стужей суровость или настоянная на тысяче трав солнечная

рябь волшебства?.. Не угадать…

***

Париж был залит щедрым солнцем, полными горстями разбрасывающим жар и томление, туристы толпились на площади, фотографируясь, смеясь, носились и визжали дети. Кира

присела к подножию памятника маршалу Фоше. До назначенного времени было ещё более

получаса, и можно было попробовать успокоить дыхание и подумать. В наушниках негромко

играла музыка, летнее марево окутывала голые плечи, и это ожидание было лёгким и терпким, подобным выдержанному белому вину.

Александра остановилась метрах в двадцати, вглядываясь в очертания лица, частично

спрятанного под козырьком кепки и солнцезащитными очками. Кира казалось такой

расслабленной и спокойной, что Шереметьева почувствовала укол беспокойства: неужели

только она волнуется перед встречей, как школьница? Но вспомнив, что Кира отличалась

особенным умением держать свои чувства под контролем, улыбнулась своим страхам и

подошла ближе так, что тень от её фигуры упала Кире на ноги.

Шалль медленно подняла голову и стянула очки, и Александре показалось, что сияние и жар

летнего солнца стали практически незаметными в свете того взгляда, которым обдала её Кира.

Ноги немедленно стали ватными и Шереметьева, борясь с желанием кинуться в объятия, просто опустилась рядом на ступеньку.

Кира усмехнулась своей фирменной дразнящей улыбкой – уголком рта - опять надела очки, скрывая свой шальной от любви взгляд, и будто набежали облака.

Александра кашлянула, пытаясь протолкнуть в горле ставший слишком колким воздух, и

прошептала:

- Привет.

Кира сцепила свои длинные пальцы на колене и слегка повернула голову:

- Привет. Какие планы?

Шереметьева помолчала, собираясь с мыслями, а потом будто ринулась головой в омут:

- Давай убежим? Прямо сейчас?

Они обе выглядели примерно одинаково: майки, хлопковые брюки, кепки и очки, скрывающие

половину лица, только Кира была в кроссовках, а Александра – в летних плетёных туфлях на

плоской подошве. И Шалль просто кивнула, встала и машинально подала руку. Когда горячая

ладонь обхватила её, земля под ногами всколыхнулась, превращаясь в зыбкий туман, и

нестерпимо хотелось только одного – оказаться где-нибудь наедине, где не смогут помешать

любопытные взгляды.

И, не сговариваясь, стремительным шагом они рванули через площадь, сквозь семьи и парочки

гуляющих туристов, мимо замершего в картинном изумлении старого актёра, заключённого в

позолоту и драпировки, украшенные цветами, держащего в руках чаши с миндалём и корицей, распугивая стаи тучных голубей, не замечая ни шпилей, ни ступеней, скрываясь и растворяясь

друг в друге.

***

Квартира-студия, в которую они пришли, была светлая, с огромными окнами и открытым

балконом. Ломаные потолки, серо-белые стены с графическим рисунком, бордовый ковёр, ореховые паркетные полы, громадная низкая тахта, покрытая шёлком грифельного цвета, отделённая от рабочей зоны книжными полками. Шереметьева подтолкнула Киру в комнату, а

сама ушла куда-то вбок – видимо, на кухню, потому что оттуда через пару минут потянуло

ароматом кофе. Кира огляделась, приткнула свой рюкзак и вышла на балкон. Тёплые ладони

сплелись у неё на животе, мягкие губы пробежались по линии волос, и Кира, улыбнувшись, повернулась, прижав к себе Александру. Вдохнув родной запах волос, погладив губами

прикрытые глаза и брови, нежно и медленно поцеловала, наслаждаясь близостью.

Понимая, что ещё несколько мгновений – и остановиться будет уже невозможно, перехватила

нетерпеливые горячие руки, забравшиеся под майку, завела за спину и выдохнула в

полуоткрытые мягкие губы:

- Подожди немного, Саш…

Александра вздохнула, услышав напряжённость в голосе, открыла глаза и вопросительно

всмотрелась в дорогое лицо:

- Что-то не так? Ты… ты не хочешь?…