Немой крик (СИ) - Стар Дана - Страница 21

А ещё говорят, что в его жилах течёт не кровь, а желчь. Он никогда не улыбается. Всегда хладнокровен, скрытен, высокомерен. Девушки армией падают перед ним на колени, разрывая на себе платья до обнаженной груди, предлагая себя в качестве красивых кукол в красивых упаковках, лишь за одну минуту его бесценного внимания. А некоторые даже вены режут, чокаясь от его безупречной внешности. Но хладнокровный Орёл бережёт своё сердце лишь для одной… И это, к смеху, не я. А живая кукла Барби Елизавета Вербицкая с жопой как у стриптизёрши Кардашьян, а сисками, как у королевы «Плейбоя» Памелы Андерсен. Она дочь нефтяного магната и лучшего друга отца Дмитрия. Кажется, их отцы погибли вместе во время авиакатастрофы.

***

Спустя две недели, я, наконец, увидела Дмитрия. В саду. Когда вешала простыни после стирки, а он просто прогуливался по территории поместья вместе со своим верным псом, породы «Аляскинский маламут».

Сегодня была относительно спокойная погода, а до этого на город обрушился сезон холодных дождей. Я выскочила во двор в одном лишь платье, поверх которого набросила шерстяной свитер. Евгения снабжала меня одеждой по своему вкусу. И эти тряпки были намного лучше детдомовских.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Обычно развешивание белья у меня занимало не больше пяти минут. Но в этот день я настолько устала, что даже не заметила, как обмякла на стуле там же, среди колышущихся белоснежных простыней. Спряталась в надежде, что никто не увидит. На пару минут просто закрыла глаза и не заметила, как уснула.

Другие работники в наглую пользовались моей молчаливостью. Поэтому частично перекладывал свои обязанности на мои хилые плечи. А чё? Я ведь всё равно возмущаться не буду, да и многие уже знают, что я пашу тут в качестве должницы, а не для карьерного роста.

Именно поэтому я настолько устала, что у меня даже волосы болели.

А сейчас… сейчас я задремала на стуле, спрятавшись внутри развивающихся на ветру белоснежных простыней, и даже не заметила, как мне в руки ткнулось нечто влажное и холодное. Когда я распахнула глаза — беззвучно закричала. Закричала и со стула упала, разбивая коленку в кровь! Потому что увидела огромную мордаху, как у медведя, которая с любопытством глазела на меня своими лазурными глазами. Я уже потом поняла, что это был пёс, а не медведь, когда на асфальт упала и отрезвела от боли в коленях. Я ведь не люблю, когда ко мне подкрадываются. И животных я, кстати, тоже боюсь.

— Сервер! Ко мне!

Пёс мигом поджал уши и послушно юркнул между покрывалами. А меня будто мечом проткнули, и вдоль разрезали, когда я услышала этот голос, с ноткой льда и власти.

Я хотела бросится наутёк, со всех ног, чтобы ни на миг не встретиться с его опасно-прекрасными глазами, которые за секунду засосали бы меня в свою беспросветную бездну! Но ушибленное колено дало сбой.

Через секунду я всё же утонула в его дивных глазах, цвета авантюрина, когда мужчина торопливой походкой, будто профессиональный разведчик, выскочил из укрытия, и, сделав два широких шага, навис надо мной огромной скалой, прищурившись, глядя сквозь пушистые, бархатные ресницы.

Я уже подставила ему свою левую щёку для пощёчины в наказание за ледачество, но он… он с невероятной лёгкостью подхватил меня за талию, будто соломенную марионетку, и снова усадил на стул, внимательно осматривая содранную коленку.

Сердце в груди пропустило несколько ударов, а внизу живота проснулись надоедливые бабочки.

Лучше бы он ударил!

Я просто не хочу страдать от безответной любви. И лучше бы он никогда больше не появлялся в моей жизни. Иначе мне становится очень больно. Осознавать то, что я для него всего лишь колорадский жук, который существует лишь просто потому, что так Барин желает, просто потому, что ему жалко его давить.

— Болит? — затаив дыхание, я почувствовала, как его нежные пальцы едва-едва прикоснулись к дрожащей коленке.

Отрицательно качнула головой.

— Какая же ты растяпа! — ухмыльнулся. Поднял голову, и я вдруг осознала, что мы находимся друг к другу слишком близко. Настолько, что его горячее дыхание вплетается в мои взлохмаченные волосы и колышет их словно ветер.

Я как обычно чувствую себя беспомощной рыбой. На языке жестов ему бесполезно что-либо говорить — не поймёт. Но всё же по привычке я покрутила перед его красивым лицом руками, а он вдруг… он их своими накрыл, большими такими, сильными… и крепко сжал.

Всё.

Это конец.

Я сейчас лопну от переизбытка эмоций!

— Совсем как лёд! Ты почему спишь на холоде?? Соплей твоих мне тут ещё не хватало и эпидемии среди персонала! Ну-ка марш в дом! Живо! И чтобы одевалась нормально, когда на улицу выходишь!

Как же мне стало жарко! А какие у него горячие руки… Они отправили меня в беспощадную пустыню! Там, на нежной коже, где его ладони накрыли мои, у меня будто образовались ожоги с волдырями.

И я снова чуть было на асфальт не свалилась. Потому что крикнул Дмитрий так гласно, что у меня уши заложило. А когда я вскочила со стула, вырываясь из его цепкой хватки, он меня снова за талию обхватил, к себе припечатал и рыкнул:

— Я помогу. Обопрись об меня. Ходячая заноза в мягком месте…

Покрываясь острой дрожью, я поковыляла обратно в кухню, а Дмитрий меня за талию придерживал, не позволяя упасть. И снова кожа до костей плавилась, там, где я чувствовала эти властные ладони.

Когда Евгения увидела нас на кухне, она побледнела до состояния побелки на обшарпанных стенах подъезда, а в рыбьих глазёнках вспыхнул ураган ненависти.

— Господин! Зачем же вы сами эту грязнушку тащили? Мне так неудобно, простите! — демонстративно подскочила к Хозяину и полотенцем начала отряхивать его пиджак, — Запачкала же вас. Ходячая напасть! Столько проблем мне создаёт!

— Евгения, хватит! Ты утрируешь. У меня важное совещание, буду поздно. Предупреди Лизу.

Когда он ушёл, приказав Евгении обработать рану, я ещё долго не могла оправиться от шока. А управляющая в этот момент выливала на меня словесные помои и шипучую перекись. Но я даже не дернулась от жгучих ощущений. Потому что меня накрыло. Как лавиной. Когда он снова мне в глаза посмотрел. И особенно тогда, когда прикоснулся.

Закончив с обработкой раны, ведьма огрела меня щедрым подзатыльником. Схватила за локоть, с силой сдавила, ещё и в придачу в упор расстреляла невидимыми пулями из своих лупатых глаз:

— Послушай меня, мартышка! Больше не смей к Хозяину ближе чем на километр подходить! Поняла? Не смей к нему прикасаться своими грязными руками! Я что не вижу, что ты его клеишь? У него невеста есть, и он в ней души не чает. Уяснила? Теперь пошла работать! В конюшню. Будешь сегодня навоз подчищать. Там тебе самое место, в своей стихии! Грязь сродни грязи.

***

Через пару дней я поняла, что превращаюсь в одержимую психопатку. В голове только ОН, в сердце ОН, и в душе, кажется тоже ОН. Каждый час я искала любой встречи с Дмитрием. Даже самой мимолётной. Высматривала его в окнах, когда выходила на улицу с поручениями, в псарне и в конюшне. А когда видела высокого темноволосого мужчину — у меня сердце от радости автоматом в груди трещало. Но тут же расстраивалась, если это был просто похожий человек.

Вот таким вот образом проявлялась моя сумасшедшая зависимость, которую я ни в какую не могла контролировать. Я видела его везде. Во снах и в других людях. Иногда я грезила им настолько, что забывала то, что приказывала мне Евгения. Она из-за этого до остервенения злилась и нагружала меня за невнимательность дополнительной работой.

Сначала, когда Дмитрий вышвырнул меня из машины как ненужную дребедень, я его возненавидела до застоя желчи, но потом, спустя несколько недель, ненависть подавилась иными чувствами. Странными такими… Он глубоко во мне засел. В самом центре сердца. Впился острой пулей, которую теперь ни один хирург не достанет. И мне приходится жить с этой пулей… А она все кровоточит и кровоточит. Так сильно, что сердце захлёбывается в крови.