А. А. Прокоп (СИ) - Прокофьев Андрей Александрович - Страница 7

— Так-то лучше — сказал капитан Резников, заметив опьянение на лице Прохора.

— Давайте знакомиться Афанасьев Прохор Сергеевич. Как вы поняли, мы хорошо вас знаем — сказал Резников.

— Я вас тоже, только не пойму каким образом — спокойно и уверенно произнёс Прохор.

— Не удивлён, но всё же соблюдая правила приличия. Я — капитан окружной контрразведки Резников Семен Петрович. Рядом со мной поручик — Выдыш Валентин Вениаминович, представляющий тоже ведомство, капитан Чечек временно отсутствует, но вы ещё встретитесь с ним.

— Майор милиции в отставке, точнее на пенсии, Афанасьев Прохор Сергеевич — официально отрапортовал Прохор.

По лицу капитана Резникова было невозможно определить степень его опьянения. Прохор, размышляя про себя, попытался это сделать, но быстро оставил пришедшую внезапно мысль в покое. Капитан чувствовал себя в достаточной мере вальяжно, если точнее, то совершенно расслабленно. Он почти не делал лишних движений, его взгляд находился то в самой непосредственной близости, то отдалялся совсем ненадолго, погружаясь в какое-то только ему известное измерение. Потом Резников, как будто спохватившись быстро возвращался назад боясь упустить что-то важное для себя. Несколько раз за время короткого по сути молчания, он пристально старался заглянуть в самое нутро глаз Прохора. Резникову хотелось вывернуть Прохора наизнанку, как можно скорее, и Прохор мгновенно почувствовал именно этот странный и пугающий посыл. Через пару секунд взгляд Резникова менялся, Прохору застигнутому волной неожиданного страха начинало казаться, что и этот недружелюбный взгляд ему тоже показался.

Пауза в их общении длилась не больше двух минут, но в сознание Прохора она отложилась сумрачной, чужеродной вечностью. В районе середины паузы или может ближе к её концу Прохор начал чувствовать неприятную скованность, ему захотелось произнести что-то самому, лишь бы поскорее оборвать тикающую пьяным пульсом тишину, но ничего более менее подходящего не могло появиться в его голове, как он ни старался подобрать хоть что-то для продолжения внезапного и отдающего запахом психиатрической истерики — знакомства.

Затруднение, в которое попал Прохор, разрушил, не обратив особого внимания на оставленную позади паузу, капитан Резников.

— Ненужно особо нервничать господин Афанасьев. Мы вам не враги, а совсем напротив. Можно сказать, что мы в какой-то мере часть вас. Конечно, не стоит воспринимать это дословно. Мы не вы, и не ваше воображение, и тем более не психическое расстройство. Я хочу сказать, что мы единомышленники. Мы ваша возможность узнать, ощутить. Так что мы друзья Прохор. С нами ты можешь проверить себя, а там будет видно.

Прохор обдумывал, что ответить капитану на столь любезное определение их встречи. Немного смущала манера Резникова, то называть его на вы, а затем неожиданно приближать к себе с помощью обращения — ты.

— Я не совсем понимаю тов… Прохор хотел произнести привычное для себя обращение, но осекся на третьей букве — господин капитан — исправился Прохор. Резников терпеливо ждал когда Прохор закончит озвучивать свою мысль.

— Что я смогу проверить, ощутить, как вы говорите.

— Одно дело представлять, переживать, сочувствовать. Совсем иное стать частью того мира, который вы очень давно боготворите. Помните отца Кирилла, ваши вопросы его ответы.

— Если честно, то я больше помню его лицо, аккуратную бороду и то, что мы действительно когда-то разговаривали, но вот сами вопросы и его ответы.

— Собственно, суть всего этого осталась для вас неизменной, а чувство романтизма к белому делу и сейчас волнует вашу кровь. Не смотря на вполне объяснимый испуг. Конечно, понятие этого самого романтизма выглядит несколько иронично, но я признаюсь честно, бывает приятно осознавать подобную искренность от такого большого количества людей.

Ненормальная атмосфера пропитавшая собой каждое слово, каждый вздох и, как казалось проникнувшая в каждую ещё незаконченную мысль, подсказала Прохору смысл того о чём косвенно, очень аккуратно говорил капитан Резников. От этого Прохор почувствовал холодок по всему телу, волна озноба накрыла его сознание. Он понимал, что находится в одном шаге от чего-то крайне нереального, но абсолютно возможного в сложившемся положении вещей.

— Разве подобное возможно? — с хрипом в голосе спросил Прохор.

Выдыш за всё это время не произнёс и слова. Он по большей части по-прежнему что-то разглядывал в темноте, за смотрящим, так же как и он, в ночную чернь — окном. Лишь изредка он поворачивал голову, реагируя на слова Резникова и вопросы Прохора. В какой-то момент Выдыш выдернул из деревянного пола заскучавшую, уже начинающую остывать шашку. Несколько раз демонстративно проделал движения рассекающие воздух перед собой. Затем бережно начал вытирать холодный клинок чем-то похожим на грубую портянку. Прохор же пару раз останавливал свой взгляд на Выдыше, и тот один раз улыбнулся ему в ответ.

Массивное, грубое лицо Выдыша озарилось чем-то детским, но недобрым, а напоминающим ухмылку неисправимого хулигана.

— Дело нехитрое и вполне возможное. Если мы сейчас здесь и спокойно с тобой разговариваем, то какие могут быть сомнения. Я думаю, что тебе Прохор должно понравиться наше общее дело. Разве может таить в себе разочарование, давно дышащая с тобой одним воздухом мечта. Прикоснуться к ней, должно быть счастьем. Ты просто не можешь совместить в самом себе то, что считаешь несовместимым. Расслабься и спокойно воспринимай свои новые возможности.

Выдыш удивил этим словами Прохора. Его грубая внешность с массивными чертами лица, неправильными пропорциями совсем не соответствовала его обстоятельным словам, которые странным образом подействовали на Прохора, успокоительно. Выдыш к тому же смотрел на Прохора несколько иначе, чем это делал Резников. От этого Прохор чувствовал что-то, вроде, примитивной простоты, либо, — это, — либо вовсе никак. Отступления быть не может. Давно и основательно сожжены все мосты, ведущие к дорогам дня вчерашнего. Выдыш своим видом интонацией голоса и неторопливыми жестами предлагал Прохору, не только общее дело, но и как бы это ни было странным, что-то похожее на простецкую дружбы. Отказаться было нельзя. Огорчаться уже не было смысла.

Светлые волосы Выдыша были коротко стрижены. Ресницы и вовсе чуть заметны. Высокий лоб плохо сочетался с небольшим ртом. Глаза скрывались в неясной пелене. Кажется, были они под стать волосам, такие же светлые, только Прохор не мог определить их цвет, от того, что темнота тусклого сумрака скрывала, что стол за которым сидели они, что всё остальное включая нескончаемый для Прохора вечер. Эта же темень, тревожа собою душу, бесновалась внутри неосознанно, но очень четко боясь стоявшего уже совсем недалеко отсюда утра, так как заставший Прохора врасплох, поздний вечер давно уступил место своей хозяйке по имени ночь.

— Назад уже не вернуться — произнёс капитан Резников.

— Не понял? — просто спросил Прохор.

— Теперь мы вместе навсегда. Чтобы выйти нужно умереть — жестко пояснил Резников.

— Но вы же… — не понимая или скорее боясь собственных слов, попытался начать Прохор.

Капитан громко рассмеялся. Выдыш добродушно улыбнулся.

— Мы уже мертвы. Потом узнаешь, что значит всё это. Хотя вспомни Прохор, напряги свою пьяную голову. Ну, попробуй — развеселился Резников.

Прохор теперь окончательно ничего не понимал. Он лишь переводил свои глаза с капитана Резникова на поручика Выдыша и ждал дальнейшего объяснения. Резников понимая, что Прохор не в состоянии вспомнить, то, что он хочет от него услышать, решил напомнить тому всего лишь один эпизод.

— Отец Кирилл водил тебя на берег дальнего озера. Что он тебе там сказал, о ком он тебе плакался, растирая свои старческие слезы.

По телу Прохора пробежали холодные мурашки, алкоголь отступил, впустив на своё место головную боль и гадкую сухость во рту.

— Можно водки — простонал Прохор, обращаясь к Резникову.

— Конечно, водка и создана, для того, чтобы её пить — рассмеялся Резников.