А. А. Прокоп (СИ) - Прокофьев Андрей Александрович - Страница 57

Степан говорил неуверенно, от чего-то заметно стеснялся своих слов, искал глазами её глаза, а когда находил, то темнота всё одно мешала ему увидеть в её глазах такое необходимое расположение Сони к нему.

Один миг — за ним один час, дальше половина дня, и всё больше нет ничего прежнего. Пусть оно останется позади — пусть мелькает в памяти и старается напомнить о себе, при любом удобном случае, только власть вчерашних переживаний уже не имеет своей силы. От этого неописуемо легко дышится, — не чувствуют усталости ноги.

Степан подумал о том, что действительно не переживает о событиях минувшего дня. Безразличным выглядит разгром полка, ненужным, и мелким кажется потерянный городишко. Совсем ему нет до этого дела и если бы нетвердое понимание, что нужно найти своих, для того, чтобы просто выжить, то безразличными для него сейчас стали бы и эти свои. Тем более найдя их, он неминуемо и пусть на какое-то время потеряет Соню. Может лучше придумать другой вариант. Множество дорог, всё одно предоставит далекое, пока что утро. Тогда сказать ей об этом. Найти иную одежду, а после попытаться встретить совсем другую жизнь. Конечно, будет непросто, но появится шанс остаться с ней.

Перелесок утонул во мраке. Соня продрогла от холода.

— Придется разжечь костер — сказал Степан.

— Степан, а это не может быть опасным? — спросила его Соня.

— Конечно, опасно, но у нас с тобой нет другого выбора. Слишком уже холодные ночи.

На счастье обоих сушняка было в изобилии, и через полчаса перед ними горел небольшой костерок. Грел он неважно и, конечно, не сгодился бы для более холодного времени, но сейчас он действовал на них успокоительным блаженством. Степан несколько раз оглядывал на всё четыре стороны окружающую их местность. Он при всём желании не мог чего-то разглядеть, и очень хорошо понимал, что рассмотреть могут именно их, только понимание не очень сильно волновало его. Куда больше беспокоило желание обнять Соню за плечи. Обыденное дело в другой ситуации не давалось Степану, — и он садился возле неё, — затем снова вставал. Это повторилось несколько раз и, когда Степан в очередной раз уселся на поваленное дерево, — он произнёс.

— Соня попробуй поспать. Прямо возле костра — поспи немного.

Она ответила ему неожиданно.

— Степан обними меня.

Степан не поверил своим ушам — не хотел представить, что Соня может читать его мысли, а просто согласился. Его рука сначала легла робко, но через несколько минут ему казалось, что он обнимает Соню не первый раз, и они много раз сидели возле костра. Много раз их окружала прохладная ночь, чем-то чужая, чем-то по родному своя, но такая важная, что нельзя представить чего-то более драгоценного, ни сейчас, ни завтра, и даже через десять лет не должны измениться эти ощущения от того, что вряд ли судьба подарит столь волнующий, трепетный момент счастья, когда будут они один на один с целым миром, без крыши над головой, и вполне возможно на территории смертельного врага. Только будет им совершенно, всё равно на всё обстоятельства, куда ближе важнее будет треск сухих веточек объятых оранжевым пламенем. Ещё уютнее, от тихих еле слышных слов, которые появляются вместе с теплом их дыхания. И вот они сделали паузу — взгляды пересеклись, ни он, ни она не отвели глаз, а лица оказались на пару сантиметров ближе, — ещё ближе. Губы робко соприкоснулись. Ничто не помешало, ничто не спугнуло волшебного мгновения.

— Мы ведь неслучайно встретились — томным голосом произнесла Соня, когда они оставили позади минуту первого поцелуя.

— Мне кажется, что сам господь бог привёл нас навстречу друг другу. Только он мог создать чудо нашей встречи.

Степан снова коснулся её горячих губ.

— Я точно знаю Степа, что это сам господь бог — прошептала Соня.

— Спасибо, ещё батюшке Павлу. Пусть земля ему будет пухом.

— Он здесь ни при чем.

— Как ни при чем? Но если ты хочешь, то пусть он будет ни при чем. Мне всё равно. Куда важнее, что я здесь, и ты рядом со мной. И теперь я тебя никуда не отпущу от себя — страстно повысив голос, произнёс Степан.

— Пути господни неисповедимы и не всегда, то, что кажется, нам священным является таковым — загадочно произнесла Соня.

— Всё равно, какая разница от этого. Мне главное, что ты рядом — продолжил твердить своё Степан.

Он говорил ровно то, о чём думал. Через какое-то время Соня уснула, прислонив голову к плечу Степана. Он сидел, подбрасывал веточки в их небольшой костерок. Пламя на какое-то время увеличивалось. Под ним догорая, отдавали тепло красные угольки. Соня действительно крепко заснула. Степан прекратил лишний раз двигаться. Она дышала ровно и чисто. Степан смотрел на её лицо освещенное отблесками язычков пламени. Он не заметил, как отключился сам…

* * *

Очнувшись Степан увидел неприятную обстановку собственной кухни, где над головой горела тусклая лампочка под абажуром из стеклянных лепестков. Было прохладно. Затекла правая рука, — и сейчас переменив позу, он чувствовал, как кровь возвращается в омертвевшую конечность. Левой рукой Степан потянулся за сигаретой, когда последняя оказалась у него во рту, он взял зажигалку. Один раз, чиркнув ей, он не добился от зажигалки огня, но тут же перед ним загорелся огонек, подожжённый от спички.

Степан прикурил, не поворачивая головы. Произнёс свой вопрос, сделав первую затяжку.

— Где она?

— Я тоже хотел бы это знать, но куда больше, я хотел бы знать кто она?

По голосу Резникова Степан понял, что тот находится далеко не в самом благодушном расположении духа. Сделав вторую, затем третью затяжку Степан наконец-то повернулся. В мгновение пробуждения он не почувствовал присутствия кого-либо рядом с собой, но сейчас удивлен был, только тем, что гостей было даже не двое, а трое.

— А господин следователь — протянул Степан с интонацией подтверждающей ожидаемое.

Калинин стоял возле печки с наслаждением затягивался папиросой. Рядом со Степаном сидел одетый в военную форму Выдыш, от него нестерпимо несло одеколоном, который перемешивался со свежим водочным выхлопом. Напротив находился Резников. У него был глубоко расстегнут ворот. Глаза блестели от выпитого. Щеки отливали синевой тщательного бритья, а в зубах торчала, в точь такая же папироса, как и у Калинина.

— Так кто она Степа? — спросил Резников.

— Она — не знаю — промычал Степан, не от того, что боялся сказать Резникову что-то личное, а от того, что и взаправду не мог сделать для себя точное определение, «кто она».

— Это плохо Степа. Впрочем, поручик у нас есть водка? — Резников повернул голову в сторону Выдыша.

— Водка у нас есть всегда, господин капитан — засмеялся Выдыш и тут же извлек из-под стола большую бутылку с прозрачной жидкостью, по-хозяйски поднялся с места достал из шкафчика четыре кружки и молча наполнил их содержимым.

Резников сидел, наблюдая, как Выдыш производит нехитрые действия. Калинин по-прежнему стоял у печки. Выдыш следующим делом открыл холодильник, извлёк оттуда колбасу, холодные котлеты.

— Огурцы солёные есть? — неожиданно спросил у Степана Резников.

— Нет — ответил Степан.

— Жаль очень люблю солёные огурцы. Мой давно покойный папенька, тоже очень любил именно эту закуску. Благословенные денечки, скажу я вам, были тогда. Настоящий мир — сейчас этого нет. Слишком много наносного, неестественного. И всё же Степа, кто она?

— Я же сказал, не знаю.

На этот раз вопрос не показался простым любопытством, а сильно резанул по самолюбию Степана.

— Так я тебе скажу, кто она. Только не делай передо мной округленных глаз, не крути, как идиот головой, а слушай и запоминай. Ты Степа даже не представляешь насколько — это серьёзно.

Резников заглотил водку одним махом. Остальные проделали тоже самое. Калинин при этом с удовольствием крякнул, взял в руку большой кусок колбасы, которую Выдыш порезал ровно на четыре куска. Степан же испытывая серьезное напряжение, ждал продолжения от Резникова.