А. А. Прокоп (СИ) - Прокофьев Андрей Александрович - Страница 45

Степан хорошо знал это, но проследовать к реке сразу им не удалось. Спрятавшись за обычным деревянным штакетником, который на их счастье был дополнительно укрыт непролазной травой, не обращая внимания на обжигающую открытые места кожи крапиву, они лишь тяжело дышали и Степан, постоянно поворачиваясь, видел возбужденное от борьбы со смертью красивое лицо Софии. Она глубоко дышала носом. Привлекательной краской горели её щеки, а упругая, статная грудь поднималась при каждом вдохе.

Степан сильно сжал её руку. Пристально посмотрел ей в глаза. Она и на этот раз не отвела своих глаз.

— Табаком пахнет от вас господин офицер — прошептала она.

— Это — ничего Соня. Сейчас ещё чуть-чуть, и с божьей помощью будем у своих.

Солдаты красноармейцы приближались, громко разговаривая и что-то крича пленным. Мостовая поднимала пыль. Дома расположенные по одну сторону пропитывались голосами, сохраняли в себе уходящую от них в этот момент историю. Оставляли себе её частичку, а может и весь этот день полностью. Штукатурка, нанесенная на кирпич. Толстые бревна, фундаменты, крыши — все участвовали в этом процессе, а шествие двигалось обыденно. Крик сменялся смехом, кто-то слишком устало и напряженно дышал, кто-то еле волочил ноги, кто-то шёл спокойно и даже улыбался чему-то только ему известному. Среди пленных было четыре офицера, которые выглядели совсем уж обреченно и даже безразлично к происходящему вокруг них, и к тому, что происходит с ними самими.

— Это — же Казанцев — тихо почти прошипев, произнёс Степан, обращаясь к Софии.

— Кто это? — ещё тише спросила она.

— Один мой старый приятель — произнёс Степан, и по его лицу было видно, что он тяжело переживает увиденное.

Скулы Степана напряглись, глаза наполнились бессильной злобой. Вид пленного Казанцева заставлял Степана испытывать всю гамму неприятных эмоций. У Казанцева была разорвана форма. Один из двух погон болтался, держась на тонкой нитке. На правой щеке была размазана кровь смешанная с грязью. Левая нога заметно волочилась за правой, и Степан увидел, что выше колена на этой самой левой ноге имеется пропитанная кровью повязка. Рядом с Казанцевым шёл совсем молоденький прапорщик. Он в момент, когда пленные сравнялись со Степаном и Софией, начал тревожно всматриваться в их сторону, как будто хотел там увидеть, кого-то столь необходимого ему сейчас. Можно было бы подумать, что каким-то неведомым образом он чувствуют, ищет их, но это было не так. Прапорщик хотел увидеть свою мать, отца. Которые сумеют решить всё его проблемы и заберут его отсюда домой. Не увидит он больше ничего этого, не услышит смеха и голосов чужих людей, что сейчас конвоируют его вместе с бравым капитаном и другими несчастными сильно похожими на него самого.

* * *

— Им сейчас ничем не поможешь — прошептала София.

— Да Соня. Я понимаю — ответил Степан.

Через минуту или даже меньше улица освободилась, и только парочка грязных в оборванной одежде мальчуганов ещё находились в обозрение Степана и Софии. Затем и они, обдумав свои дальнейшие действия, бросились следом за колонной военнопленных, что скрылась за поворотом улицы.

Выстрелы окончательно стихли. Начал подниматься ветер, несущий в себе чувствительный холодок.

— Вот и всё — констатируя факт, произнёс Степан.

Они уже пробрались через кустарник. Перед ними лежала небольшая водная преграда, но перепрыгнуть её было невозможно, а брода, пока что видно не было. Тихая гладь могла таить в себе небольшую глубину, так же могла она иметь под собой и хорошенький омут. На дне, которого обязательно добавляет воду в реку холодный источник.

Степан и София, держась за руки, медленно двигались вдоль берега. Частенько обворачивались на любой посторонний звук. Пройдя сотню метров по течению, Степан увидел препятствие в виде заборов ограждающих огороды, которые подступали к самой воде, к тому же и берег начал принимать всё более отвесную форму.

— Чёрт побери — выругался Степан.

— Может, где есть какой мосток — жалобно произнесла София.

— Вряд ли — ответил ей Степан.

Но удача повернулась к ним лицом, не желая по какой-то причине расставаться с понравившейся ей парой — симпатичных дышащих молодостью и жизнью, мужчиной и женщиной. Речка делала небольшой изгиб, по центру которого был отчетливо виден доступный для перехода брод.

— Слава богу — произнесла София.

— Быстрее — сказал Степан, боясь, что неожиданный подарок судьбы куда-нибудь пропадет испариться, оставив их с Софией снова возле непереходимой реки.

Они спустились к воде, и Степан облегченно произнёс, смотря на Софию повеселевшими глазами, которые сливались с вымученной, но всё же улыбкой.

— Думал, что придется нам с тобой вплавь перебираться.

— Я не умею плавать.

— Разрешите — спросил Степан, малость смутившись.

София поняла, что он хочет взять её на руки и не стала ему в этом отказывать.

Степан аккуратно насколько мог, поднял Софию на руки, и через несколько секунд они оказались на середине быстрого переката. Ещё десять шагов проделал Степан, их встретил вожделенный противоположный берег, за которым теперь уж точно лежало счастливое спасение.

Двигались они средним шагом. Внимательно и достаточно осмотрительно. Прошли примерно километр пересекли одну грунтовую дорогу. Перед большим, заросшим полем между двумя густыми кустами и под кронами, уходящих в самое небо — пахнущих от летнего тепла смолой больших и чуть красноватых стволов сосен — они остановились. Молчали недолго. Степан нарушил отдых вопросом.

— Соня хотел спросить, но как-то неудобно.

— Спрашивайте Степан — ответила она.

— Этот священник батюшка Павел, что вас с ним связывало?

— Вы что ревнуете? — кокетливо улыбнулась Соня.

— Да, в какой-то мере. Вы очень красивая, но я ничего не знаю о вас.

— Я, впрочем, о вас тоже ничего не знаю — произнесла она, поддержав взаимный интерес.

— И всё же, вы мне не ответили о батюшке Павле.

— Вы хотите узнать, кто он мне?

— Да именно — это.

— Он мне никто. Мой отец служил у него управляющим. У батюшки Павла было очень большое хозяйство. Огромный дом. Много прислуги. И что самое интересное, он очень любил кошек. Их было огромное количество. Очень жаль несчастных кошечек, что с ними теперь будет.

— А что с вашим отцом? — спросил Степан, пожирая глазами свою спутницу.

Сейчас он сильно с затаенным трепетом понимал, что в его жизни произошло совершенное чудо, и он в течение нескольких часов влюбился. По-настоящему — бесповоротно. Глухие удары сердца подтверждали осознание волшебного. Сохли от волнения губы, и даже прозвучавшие с большой силой два взрыва, со стороны покинутого ими города не вызвали в Степане никаких эмоций.

— Что это? — встрепенулась Соня.

— Видимо, где-то была заложена взрывчатка — безразлично ответил Степан.

— Так что с вашим отцом?

— Не знаю, он добровольцем ушёл в армию ещё в самом начале лета. После этого я ничего не знаю о нём.

— А мама?

— Мама давно умерла.

— Извините Соня. Для вас отец был, вероятно, больше чем отец, если он воспитывал вас один.

— Нет, Степан скорее наоборот. Он совсем не уделял мне внимания. Бесконечно таскался по разным женщинам. Иногда, даже не понимаю, почему я любила его, и до сих пор думаю со страхом, что лежит он давным-давно закопанный в чужую землю, и единственная дочь понятия не имеет, где это место, и как погиб он.

— Вы очень набожны Соня.

— Наверное Степан. Просто не знаю, как определяется степень этой набожности. Только думаю, что всё происходящие есть наказание за наши грехи.

— Нет, Соня. Хоть я и очарован вами, говорю со спертым в груди воздухом — насколько вы мне нравитесь.

Степан замолчал после этого слова. Соня покраснела, повернула голову в сторону, стараясь что-то важное рассмотреть в обычной траве.

— Просто у тунеядцев нашлись хорошие учителя, а наши общие грехи не имеет к этому никакого отношения. Вы видели и слышали, как встретил батюшку Павла один из моих бывших подчинённых.