Конец великой войны
(По страницам военной фантастики) - Мидос Д. - Страница 27

Я нетерпеливо кивнул головой. Я слушал жадно.

— С компасом в руках, внимательно следя за стрелкой, я обошел всю комнату. Все время стрелка указывала на юг, пока я не дошел до ниши в одном из углов, где она начала вертеться, как бешеная. Как бы я ни повернул компас, стрелка все время поворачивалась острием к небольшому количеству грязно-желтого порошка, лежавшего посредине бассейна с водой.

Вначале это забавляло меня, но вскоре живо заинтересовало. Я понял, что я на пути к важному открытию. Не стану докучать вам подробным рассказом о моих опытах и изысканиях, длившихся многие месяцы, о моих удачах и неудачах, которые я претерпел, прежде чем получил вот это. — Он постучал по трубочке. — Когда я осознал всю важность моего открытия, мне стало жутко. В моих руках была такая сила, что страшно было даже представить себе все заложенные в ней возможности. Не знаю, как и назвать ее, если не Концентрированная Сущность Магнитного Притяжения.

Он снова раскурил потухшую сигару.

— Так ли я вас понял? — немного недоверчиво переспросил я. — Вы хотите сказать, что в этой трубочке заключена сила, способная выбрасывать волны магнитного притяжения в степени, несравнимой с притяжением магнитной субстанции соответствующего объема? Да?

— Вот именно. Больше того. Хотя тут очень трудно высчитывать, я вычислил, что магнитное притяжение вот этой щепотки порошка в пятьсот миллионов раз больше притяжения наиболее сильного, известного науке, магнита равного объема.

Я смотрел на него в безмолвном изумлении. Если это правда, даже я, профан, мог предвидеть, какие это могло иметь последствия.

— Сейчас я докажу вам это. — Он осторожно вынул из пробирки немного потускневшую пробочку и влил туда две ложечки соляного раствора, тотчас же закупорил ее снова и тихонько встряхнул.

— В самом начале своих опытов я понял, что, производя опыты с такой силой, я должен прежде всего найти способ эту силу обуздывать — иными словами, субстанцию, которая могла удерживать ее в замкнутых пределах. И нашел. Эта трубочка не из стекла, хотя и кажется стеклянной — она из того же состава, но с большой примесью бария, почти не пропускающего эманаций магнитного притяжения. Притом же, пока соли сухи, они неопасны: опасность начинается с момента смачивания их соляным раствором.

Он вынул перочинный ножик из кармана, открыл его и положил на стол.

— Как вы сейчас увидите, эта трубочка, однако ж, не совсем непроницаема — и в том виде, как она есть, с пробкой и закупоренная, она является сильным магнитом. — Он слегка приблизил ее к ножику и лезвие тотчас подскочило и прилипло к ней, как стальная проволока. — Но вот, когда мы вынем пробку, — он усмехнулся, как проказливый школьник, — тогда начнется потеха. Воображаю, как публика переволнуется!..

Росситер вынул пробку, прикрыв отверстие ее мизинцем и, без предупреждения, повернул ее ко мне. И я мгновенно почувствовал, словно меня тянут за карман брюк и чем дальше, тем сильнее тянут. Сзади меня звякнули упавшие ножи, стальная цепочка из гибких звеньев, к которой было прикреплено мое маленькое портмоне для золотых монет, выскользнула у меня из кармана и стала горизонтально в воздухе. Затем цепочка опустилась и приняла нормальный вид.

— Я закрыл трубочку пробкой, — пояснил Росситер. — Ну, как вам нравится такая шутка?

— Боже мой! Это невероятно! — пробормотал я. — Меня точно кто-то изо всей силы тянул за цепочку, прикрепленную к моему карману. Послушайте, вы будьте осторожны.

— Сейчас я подойду к оркестру, — сказал Росситер, расшалившись, как школьник.

Первое, что произошло — это то, что все пюпитры с треском опрокинулись, и ноты разлетелись во все стороны; некоторые задержались, уткнувшись в стулья или в музыкантов, и некоторое время раскачивались, как пьяные, потом повалились и растянулись на полу.

Затем внимание наше привлек яростный крик одного из посетителей, накинувшегося на лакея, — зачем тот залез ему в карман: очевидно, с ним случилось то же, что и со мной. Полная дама за соседним столиком сердито уверяла, что кто-то пытается раздеть ее — очевидно, ее навело на эту мысль стремление крючков и петель, которыми застегивался футляр ее увесистых туров.

Все ножи потянулись через столы к силе, притягивавшей их, и попадали на пол; некоторые и по полу тянулись к нам, пока им не преграждало путь какое-нибудь препятствие. В то же время, свет ламп начал тускнеть. Какая-то женщина взвизгнула и, словно по сигналу, все вдруг прекратилось. Лампы по-прежнему горели ярко; ножи перестали вертеться; толстая дама успокоилась; музыканты подобрали свои ноты, а пюпитры уже не опрокидывались. Мервин Росситер снова закупорил трубочку.

— Ради Бога, Росситер, не повторяйте этого — не то вы вызовете панику, — взмолился я.

Вокруг нас были испуганные лица; ресторан имел такой вид, словно через него пронесся тайфун; всюду оживленно комментировали происшедшее…

— Расплачивайтесь и пойдем, — хрипло выговорил Росситер. — Вы видели потеху — идемте ко мне на квартиру, я вам расскажу нешуточные вещи.

Глаза у него были усталые…

Всю дорогу мы не сказали ни слова. Долговязый Росситер шагал с невероятной быстротой; занятый своими мыслями, я молча следовал за ним. Мне и теперь не верилось, что я сейчас услышу разгадку тайны, занимавшей всю Европу. И, однако же, странная сцена, разыгравшаяся на моих глазах, могла подготовить ко всему… Придя домой, Росситер зажег электричество и молча опустился в кресло… Не сразу он заговорил:

— Если не ошибаюсь, это было 20 февраля 1917 г. Я выехал из Англии на пароходе, идущем в Амстердам, — дрожащими пальцами он набил трубку. — Очень трудно было выбраться из Англии, но я все-таки ухитрился и день прошел без приключений. Проклятая война длилась уже два с половиной года и могла затянуться еще на два, и я решил попробовать остановить се… И для этой цели взял с собой десять фунтов редкостной вольфрамовой соли, заключающей в себе часть порошка, который вы только что видели. Другой ингредиент, я знал, можно было добыть на месте. Если б я сказал кому-нибудь, что еду разрушать заводы Круппа, меня посадили бы в сумасшедший дом. И я никому ничего не сказал.

Взял я с собой еще створчатую ширмочку из того же вещества, как и пробирка. После многих мелких приключений я, наконец, добрался до Арнгейма, города, находящегося в 10 милях от германской границы. Натурально, голландские жандармы следили за мной, но, так как я не делал ничего подозрительного, меня не трогали.

Повторяю, город, куда я прибыл, стоял на 10 миль от германской границы, ближайший в Голландии к Эссену. Крупповские заводы находилась на расстоянии пятидесяти миль.

26-го февраля в 9 часов утра я пошел к себе в спальню и, поставив трехстворчатую ширмочку так, чтобы открытой стороной она стояла к юго-востоку, полил свои ингредиенты соляным раствором. А затем сидел и ждал четыре дня, после чего сжег магнитные порошки и уехал обратно в Англию. Я не знал, что было бы достаточно и четырех часов, и даже четырех минут…

Он долго смотрел в огонь невидящими глазами, потом встал, подошел к письменному столу, отпер один из ящиков и достал оттуда какую-то бумагу.

— Здесь перевод отчета о том, что произошло. Он собран по кусочкам, из рассказов немногих очевидцев, которым удалось спастись. Прочтите.

Он подал мне бумагу, сам же снова опустился в кресло и уставился в огонь.

Документ был озаглавлен: «Катастрофа на заводах Круппа». Воспроизвожу его слово в слово: он лежит передо мной в то время, как я пишу.

«Нижеизложенные факты установлены показаниями очевидцев, присутствовавших при ужасающей катастрофе на заводах Круша 26-го февраля, в день посещения заводов его императорским величеством Вильгельмом II — катастрофы, несомненно, бывшей причиной полной капитуляции германской армии несколько недель спустя.

Около полудня Кайзер наблюдал один из процессов изготовления тяжелого полевого орудия. Подвешенная на цепях, снизу опираясь на лежни, гигантская пушка, раскаленная докрасна, недвижно висела в воздухе, и августейший посетитель с интересом следил за возившимися около нее пигмеями-людьми.