Молот ведьм (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 25

Вот этого у дядюшки было в избытке.

Но почему все эти философы-сатанисты, демонопоклонники и прочие чертослужители нуждаются в нём? Почему бы им не продать душу дьяволу и не получить искомые дары напрямую? Впрочем, Нардолини, кажется, уронил, что не у всех это получается. Интересно, почему?

Тут мысли Винченцо прервали. На пороге появился Луиджи и доложил хозяину о визите банкира Карло Тентуччи. Джустиниани встал, приветствуя гостя, одновременно впервые пристально вгляделся в лицо пришедшего. Он уже научился вычленять порочность самых аристократичных лиц, а встречи нынешним утром и вовсе исказили его восприятие.

Карло Тентуччи было около тридцати пяти. Лицо его, несмотря на проступающую еврейскую кровь, носило печать чего-то восточного, арабского. В жгуче-чёрных волосах на висках серебрились едва заметные седые нити, тёмные умные глаза всегда были чуть прищурены. Надень белый тюрбан — и его не отличить от бедуина. Джустиниани знал, что Тентуччи женат и имеет двоих детей, как-то он видел его гуляющим в парке с женой, невысокой толстушкой с миловидным личиком.

Банкир тем временем скупо поведал ему о текущем счёте, рассказал о перечислении денег Марко Альдобрандини, передал забавную сплетню о герцогине Черни. Бедняжка, помешанная на своей родословной, выяснила, что её предком был римский вольноотпущенник. Она упала было в обморок, но ей объяснили, что если сегодня кто-нибудь может доказать, что является потомком последнего раба Нероновой эпохи, он будет не плебеем, но — за древностью рода — украшением римской аристократии.

Потом банкир осведомился о здравии синьорины Каэтани. Джустиниани вздохнул.

— Вы не знаете приличного молодого человека в обществе?

— Жениха для синьорины Джованны?

Винченцо кивнул. Тентуччи задумался.

— Есть несколько довольно приличных юнцов, но им просто рано жениться, а те, кто провели последние пять-семь лет в обществе, становятся откровенными мерзавцами. Самый приличный — племянничек ди Чиньоло Элизео, бывший любовник Ипполиты Массерано, и ваш приятель Оттавиано Берризи.

— Прелестно, — усмехнулся Джустиниани.

— Я к тому, что остальные ещё хуже, — пояснил, сдерживая улыбку, Тентуччи, — о Рокальмуто и говорить нечего, сами знаете, Энрико Бьянко… Ходят упорные слухи, что он совратил свою же сестрицу. Джузеппе Личчио, он сейчас в Милане, имеет явную склонность к детишкам, за что неоднократно бывал даже бит. Убальдини — распутник, картёжник, подлец. Есть Гаэтано Перголези и Беато Габриели, два одинаково лощёных, почти не отличимых друг от друга юнца, я, во всяком случае, их постоянно путаю. Там говорят просто о блудных похождениях. Я же говорил вам, ваш дядя, если желал крестнице блага, мог подлинно хотеть её брака с вами, он хорошо знал людей из общества. Там порядочные люди редки.

— Да уж, если Берризи — один из лучших, то выбор и впрямь ограничен. Он, как я понял, ухаживает за пятьюдесятью тысячами синьорины Одескальки?

Банкир был лаконичен.

— Его финансовые дела расстроены. Смерть отца оставила ему только долги. Все, что у него есть, перезаложено уже дважды. Брак с синьориной решает его проблемы, при этом, — Тентуччи почесал нос, — пятьдесят тысяч есть и у Розамунды Чиньоло, и у Джулианы Бьянко, и у Марии Убальдини. Чего бы проще, особенно с дочкой маркиза-то? Мессир Марио готов отдать дочурку хоть за чёрта. Но мессир Берризи, похоже, выбрал синьорину Одескальки. Правда, взаимности там нет.

Джустиниани улыбнулся и задумчиво спросил:

— Скажите, Карло, вы живёте в мире, где всё покупается и продаётся…

— Не всё, — перебил его, покачав головой Тентуччи, — только ликвидные вещи. Но попробуйте продать кому-то груз своих ошибок и неудач, дурные воспоминания, страхи и зловещие сны — никто не купит, уверяю вас.

— Разумеется, но если бы вам подвернулась возможность продать душу дьяволу, что бы вы взяли взамен?

Тентуччи резко поднялся. Лицо его напряглось и потемнело.

— Странно. Этот вопрос мне уже задавали.

— Кто?

— Ваш дядя. Шесть лет назад. В этой самой комнате.

Джустиниани тоже встал.

— И что вы ответили?

— Он был моим клиентом. У банкиров не принято посылать клиентов к чёрту, но я постарался как можно яснее объяснить ему, что я всего только банкир. То же самое мне хотелось бы донести и до вас, Винченцо.

На лице Джустиниани проступила тень интереса. Он вспомнил, что в ларце вольта Тентуччи, кажется, не было.

— Вы же… выкрест, да? Католик? — Джустиниани давно заметил у Тентуччи запонки со странными арамейскими символами — платиной на золоте, кроме того, стороной слышал, что банкир происходил из старого рода раввинов и талмудистов.

Тентуччи явно не хотел отвечать, но всё же проговорил:

— Нет, крестился ещё дед.

Джустиниани виновато улыбнулся:

— Я вижу, вам претят мои вопросы, Карло, но мой интерес не праздный, уверяю вас. Есть нечто, что заставляет меня задавать их и искать ответы. Вы были знакомы с дядей довольно близко, не так ли?

Банкир смерил его подозрительным взглядом. Потом нехотя пояснил:

— Гвидо Джустиниани считался основателем небольшого кружка избранных под скромным названием «Occulta Philosophia», — Джустиниани при этих словах напрягся и закусил губу, ибо совпадение действительно было странным. — Из того, что я слышал в обществе, мне показалось, что влияние его было значительным. Я же старался держаться от него подальше: вокруг него ходили дурные слухи, а я не люблю неприятности. Их, конечно, и так не избежать, но я стараюсь не усугублять житейские случайности ещё и собственными опрометчивыми поступками.

Джустиниани неожиданно подался вперёд и впился глазами в лицо Тентуччи.

— Выходит, общение с дьяволом вы считаете глупостью? Почему? Потому что это, по-вашему, невозможно или… опасно?

Банкир не смутился.

— Не знаю. Грань между возможным и неосуществимым обычно ясна. Я могу дать ссуду, но взмахнуть руками и взлететь не могу. Есть вещи менее определённые, они заложены в нас, но неизвестны нам самим. Я недавно узнал, что у меня бельканто. А ведь до этого прожил тридцать пять лет — и не помышлял об этом. Но я все равно не певец, а финансист, и привык просчитывать степень прибыльности ссуды и оценивать риск любой сделки. Но сделка с дьяволом? Здесь я ничего оценить не могу. Я не знаю, бессмертна ли моя душа. Если нет — сделка выгодна. Если да, — Тентуччи покачал головой, — убыточность очевидна. Ну, а так как залога бессмертия нет, однако дьявол, предлагающий такую сделку, существо в некотором роде всё-таки потустороннее, и расчёт будет произведён там — в бессмертии, то я отказываюсь от сделки, полагая её излишне рискованной, — тон Тентуччи был твёрже металла.

Джустиниани чуть приподнял бровь.

— Мне казалось, — пробормотал он, — что только истинная вера в Господа и ощущение Его в сердце может быть подлинной защитой от козней дьявола. Так, по крайней мере, утверждают святые отцы. — Винченцо усмехнулся, — но отказ от сделки по соображениям излишне высокой степени риска, — такое мне и в голову не приходило.

Тентуччи смотрел на Джустиниани взглядом напряжённым и внимательным.

— У каждого свои резоны. Так, а вы… что вы-то хотели бы от дьявола?

Джустиниани тяжело вздохнул. На лбу его, возле переносицы, проступила резкая морщина.

— Ничего. Но у меня странное впечатление, что ему что-то надо от меня. Во всяком случае, полученные от вас деньги были не единственным моим наследством, Карло, — и Джустиниани коротко рассказал Тентуччи о последних минутах жизни дяди, о вопросах Массерано на кладбище, о спиритическом сеансе у Поланти, о видении и беседе с Нардолини и Марио ди Чиньоло. — Все они уверены, что я унаследовал дьявольские дарования дяди Гвидо.

Тентуччи выслушал внимательно, ни разу не перебив и ни о чём не переспросив. Наконец, после короткого молчания, заметил:

— Расскажи мне кто другой такую историю, — просто не поверил бы, но вы не из шутников, к тому же я знаком с мессиром Нардолини и донной Поланти. Да и дядюшку вашего знал не понаслышке, — он задумчиво покачал головой, потом спохватился, — но как же это? Ведь, насколько я знаю, при любой сделке необходимо согласие обеих сторон, иначе сделка недействительна.