Молот ведьм (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 16

— Мессир Гвидо тоже увлекался спиритизмом? — удивился Джустиниани.

На взгляд Винченцо, дядя едва ли мог заниматься подобной ерундой.

— Он был великим медиумом. Но мессир Рокальмуто тоже имеет способности…

Джустиниани с тоской взглянул на Джованну, его лицо исказила болезненная гримаса. Он не любил причинять боль и сейчас подлинно страдал.

— Мне жаль, синьорина, — он опустил глаза, — но привлечь Рафаэлло Рокальмуто вы не сможете. Никогда. Тут никакие способности медиума, даже если что-то подобное существует, вам не помогут. Нашего поэта просто не интересуют женщины. Не знаю, слышали ли вы об этом: есть особый сорт мужчин, которые влюбляются исключительно… в мужчин. Мессир Рокальмуто — из их числа, он педераст. Он красив, я не спорю, и стишки, говорят, талантливые пишет, хоть мне они кажутся претенциозными, — обронил Винченцо почти виновато и снова вздохнул, — но есть и ещё одно печальное обстоятельство. Приглядитесь к его ноздрям. Они утончены и в трещинах. Он кокаинист, причём безнадёжный. Поверьте, синьорина, чем быстрее вы выбросите его из головы, тем будет лучше.

Джованна окаменела. Винченцо было неловко и тоскливо. Он чуть заторопился, даже потянулся, чтобы обнять её, но она отпрянула. Лицо девушки превратилось в маску и застыло.

— Джованна, любовные трагедии только кажутся таковыми, уверяю вас, — безрадостно пробормотал Винченцо, — время лечит любые раны, и несчастная любовь даже полезна, она закаляет душу и учит отличать подлинники от подделок. Впредь вы уже не ошибётесь подобным образом. Теперь же, хоть вы и огорчены сегодня, завтра вы не станете посмешищем общества. Это тоже опыт, хоть и горький, я понимаю…

Джованна поднялась, покачнулась, но удержала равновесие, схватившись за спинку стула.

Джустиниани хотел поддержать её за локоть, но она снова отстранилась. Винченцо опустил руку и глаза. Чужая боль всегда вызывала у него сострадание, когда же причинить боль вынуждали его, он страдал вдвойне.

Чёрный кот, как назло, душераздирающе мяукнул.

Джованна считала ступени на лестнице — только бы не думать об услышанном. В висках её стучало, темнело в глазах. Она с трудом поднялась к себе в спальню. Мысли остановились, несколько минут она тупо смотрела в каминное пламя.

Вскоре прибежала вызванная Джустиниани Доната, принесла тёплого молока. Джованна безропотно выпила, не замечая снующую вокруг экономку, заставившую её сесть на кровать. Потом голова девушки бессильно опустилась на подушку: мессир Джустиниани приказал Донате добавить в молоко макового отвара.

Винченцо проснулся в восьмом часу утра и ещё на ложе предался неторопливым и совсем невесёлым размышлениям. Ему было искренне жаль бедняжку Джованну. Угораздило глупышку.

Впрочем, подумал он, ничего удивительного тут не было. Рафаэлло в обществе держался безупречно и вполне мог пленить приятным лицом и холодной галантностью неопытную девицу. О его склонностях знали многие, но едва ли Джованна, только что появившаяся в свете, могла слышать эти разговоры: Рафаэлло не давал основания болтать, проявляя свои кривые любовные порывы только за закрытыми дверями спальни.

Но, даст Бог, о нелепом увлечении девица скоро забудет — она, оказывается, не так уж неглупа.

Джустиниани на досуге даже попытался припомнить, сколько убивался когда-то сам после измены Глории.

Кажется, ножевая боль прошла быстро, за неделю-другую, а потом необходимость искать заработок и крышу над головой вытеснили и скорбь предательства, и горечь обиды. Стало как-то не до того. У Джованны же не было тех печальных воспоминаний изначальной взаимности, которые когда-то отравляли ему душу. Ей просто нечего вспоминать, а раз так, она должна быстро успокоиться.

Потом Винченцо снова задумался о вчерашнем видении: оно не давало покоя. Он надеялся, что к утру минувший день привычно потускнеет в памяти, но этого не произошло: увиденное проступало вновь и вновь, стоило ему напрячь память, повторяясь во всем своём бесовском угаре и пугающей чёткости.

— Что за чертовщина творится, а, Трубочист? — задал Винченцо вопрос коту, изящно задравшему заднюю лапку кверху и занимавшемуся утренним туалетом, но, понятное дело, ответа не получил.

Джованна ещё спала, Джустиниани распорядился не будить её и велел подавать завтрак.

Привычно уже похвалил стряпню кухарки Руфины: старуха готовила божественно, даже простую поленту делая царским блюдом. Джустиниани, в последние годы перебивавшийся едой, состряпанной на скорую руку в придорожных харчевнях, не мог не оценить её дараи прибавил ей жалование, но, взяв в рот кусочек ароматной крольчатины, подумал, что всё равно платит мало.

Теперь оставалось совсем немного времени до визита Альбино Нардолини, если он, разумеется, соизволит прийти. Джустиниани, впрочем, не сомневался в его приходе, а пока задумался, где может навести справки о нём? За минувшие годы у него накопилось немало знакомств в самых разных местах — от портовых грузчиков до кладбищенских сторожей, от ипподромных жокеев до полицейских. Но, чтобы понять, у кого спросить, надо понять самого человека.

Тут за окнами раздался шум подъехавшего экипажа. Винченцо выглянул в окно и улыбнулся. Хороший день виден с утра. Пожаловал ожидаемый гость.

Мессир Нардолини был учтив и лучился симпатией, Джустиниани тоже казался радушным и обходительным, он повёл гостя свою библиотеку, после чего продемонстрировал и купленный на аукционе экземпляр Агриппы.

Дружелюбную атмосферу встречи подпортил только кот Спазакамино, смотревший на гостя с настороженной неприязнью, а потом — с откровенной брезгливостью. Стоило мессиру Нардолини приблизиться к столу, Трубочист начинал шипеть, швыряя из стороны в сторону пушистый хвост и норовя вцепиться гостю в щиколотку, не подпуская того к книге.

Джустиниани отогнал его, потом любезно оставил гостя наедине с Агриппой, сам же вышел из книгохранилища и отдал распоряжение Луиджи принести вина и фруктов.

Вернувшись, заметил на лице гостя лёгкую испарину и румянец. На тыльной стороне левой руки мессира Нардолини алели три царапины, Трубочист же сидел на столе и злобно смотрел на гостя как на дерзкую мышь, осмелившуюся пробежать по ковру под самым его носом. Тем не менее, мессир Альбино не придал «шалости котика» никакого значения, с удовольствием выпил предложенное прекрасное вино долин Пьемонта и со знанием дела похвалил букет.

Потом осторожно осведомился:

— А сами вы, мессир Винченцо, как я понимаю, хоть читаете Агриппу, но магией не интересуетесь? Или сведущи?

— Сведущим себя не назову, но кое-что знаю, — осторожно обронил в ответ Джустиниани. Его удивило, что гость заговорил об этом. — Магия загадочна и бездонна, она неисчерпаема, как… — он слегка подмигнул, — человеческая глупость, и практична, как самый здравый ум. Она всегда знает, что хочет: возможности отомстить, богатства и наслаждения, бесовского знания и могущества. Дьявольские искусы, они испокон веков одни и те же. При этом, вспомните, Вейер ведь отрицал, что Агриппе принадлежит магический текст, известный как «Четвертая Книга Оккультной Философии», содержание которой, как иным казалось, подтверждало его причастность к чёрной магии.

Мессир Нардолини приятно улыбнулся, но не оспорил собеседника, а заговорил совсем о другом:

— Агриппа пишет, что есть четыре пути, по которым приходят магические силы. А именно: по наследству, через договор с дьяволом, через магическую практику и, наконец, через восприятие способностей от умирающего колдуна. Он прав. Зачастую в одной семье силы медиума прослеживаются в трёх-четырёх поколениях. В этом нет ничего диковинного. И я сам наблюдал подобные случаи.

Джустиниани пожал плечами и ничего не ответил, но внимательно и с улыбкой слушал собеседника.