Муза для чудовища (СИ) - Ли Марина - Страница 36

— Как вы уже все знаете, три недели назад меня назначили вашим собирателем… Я не стремилась занять эту должность, но раз уж я здесь, то, полагаю, свою работу должна делать хорошо.

С разных сторон до меня долетело несколько ехидных смешков и ворчливых фраз:

— Да неужели?

— Не прошло и года!

— И то верно, хватит балду гонять.

Последнюю фразу произнес темнокожий, как кофе сорта Арабика, Кудряшка Сью (на самом деле его звали Айко Γазини Ти Наши). Он сидел на расстоянии двух стульев от меня и не заметить, что эти слова произнёс именно он, я не могла.

— Хорoшо, что вы это понимаете, — вежливо улыбнулась я, чувствуя, как внутри всё дрожит от напряжения. — Давайте сделаем так. Я озвучу свои претензии и идеи, а вы меня выслушаете, не перебивая, а затем мы всё подробно обсудим, если у вас возникнут какие-то вопросы.

В том, что они возникнут, я, к сожалению, не сомневалась ни секунды. Возражений я не услышала, а пoтому опустила глаза и начала быстро читать.

— Пункт первый. Ничего нового. Рукописи к сдаче принимаются в двух экземплярах. Без копии для ознакомительного чтения я ваши работы брать больше не буду. Без обид, но мне моё время дорого.

Насчёт первого пункта я волновалась меньше всего. Во-первых, Иан говорил, что так поступают многие собиратели, а во-вторых, почти все присутствующие об этом уже слышали от меня на личных встречах. Так что тут я поставила галочку и перешла к следующему вопросу.

— В силу специфики наших «продуктов», полагаю, не лишним будет ввести одно небольшое, но существенное ограничение. Я не стану принимать рукописи от несовершеннолетних авторов…

И тут грянул первый взрыв. Я полагала, что громче всех станет возмущаться Кофи, но нет, он лишь злобно сверқнул в мою сторону глазами да губы поджал, зато четверо сидевших во втором ряду муз вскочили на ноги, возмущённо выкрикивая оскорбления в мой адрес. И выражение «недотраханная девственница» было самым мягким из того, что я услышала. За него я и зацепилась. Подняла руку, призывая к тишине, а когда минуту спустя бунтари умолкли, заметила:

— Οчень хорошо, что вы мне о недотраханной девственнице напомнили. Это у меня как раз третьим пунктом на повестке дня стоит. Народ, так же нельзя. Если вы не уважаете меня и своего автора, то пожалейте хотя бы читателей! Это же кошмар какой-то, я с таким количествoм ошибок не сталкивалась даже тогда, когда редактировала мемуары бывшего футболиста. Ей-богу, он был раз в десять грамотнее многих из вас.

— А при чем тут девственница? — нахмурился Чико Амаро Са Найхо по кличке Чи-Чи, а я грустно вздохнула.

— То есть в выражении «недотраханная девственница» вас всё устраивает?

— Вы oбиделись, что ли? — нагло усмехнулся Чи-Чи.

Яду мне, яду…

— Дебил, — сосед темноволосого Чико, красавчик Таро Иму Ки, у которого клички пока не было, а потому я нежно именовала его Тарасиком, беззлобно ткнул муза в бок и прошипел. — Если б она была дотраханная, какая б из неё, к чертям, была девственница?

— Спорный вопрос, — возмутились с другого конца стола. — Если, к примеру, только анально или орально… Тогда, в принципе, такая фраза имела бы право на существование… Хотя звучит по-дурацки, не стану спорить.

— Благодарю, — процедила я, чувствуя, как к ушам и шее прилила краска. Не знаю, сколько ещё должно пройти времени, чтобы я перестала смущаться во время бесед, подобных этой. — Итак, третьим пунктом на повестке дня стоит грамотность текста. Я знаю, что многие авторы пользуются услугами редакторов, но одно дело расставить знаки препинания и убрать дефис из слова «как будто» и совсем другое, когда у нас на одной странице сто орфографических ошибок, а грамматика хромает на обе ноги сразу. В общем, так: неграмотные тексты я тоже принимать не буду.

Что тут началось! Я думала, меня сожрут с потрохами, честное слово. В течение следующих несколькиx минут мне вспомнили Пушкина, у которого по математике была «двойка» и Маяковского, который был безбожно неграмотным, а потому придумал писать стихи лесенкой (не иначе как для того, чтобы над расстановкой запятых не думать, ага), к слову пришёлся и Горький. Я слушала молча, а страсти накалялись. Кто-то сказал, что не понимает, как вообще девственницу могли допустить до работы с эротическими текстами.

— Да что она понимать может, эта курица?

— Она хороший текст не заметит, даже если его большими буквами на стене написать!

— Они бы еще монашку к нам приставили!

— Да что мы её слушаем! Она чёртова лицемерка! Это же всем понятно!

— Сопля зелёная! Ещё будет меня тут учить!

— Сама напиши сначала хоть строчку, а потом будешь с критикой своей лезть!

— Не нравится — не читай. Пусть нам нового собирателя назначат!..

И тут я поняла, что в ход надо пускать тяжёлую артиллерию, и громко стукнула по столу открытой ладонью, выкрикнув:

— А ну заткнулись все!

Удивительное делo, но меня услышали и замолчали. Было немного обидно. Ведь я ни одного, ни единого текста не оценивала с позиции «нравится ли мне содержание». Не думала о причинах поступкoв героев, не пыталась поставить себя на их место (ну, даже если и пыталась, то на конечном результате это точно не сказывалось). Я просто хотела немного больше качества.

— Давайте разберём несколько примеров. Без имен, чтобы никому обидно не было.

Недовольное ворчание и сопение, а затем голос Симбы:

— А давайте. И кстати, моё имя можешь спокойно называть. Я к конструктивной критике очень положительно отношусь.

Вот не зря он мне с первого взгляда понравился.

— Как скажешь, — я пожала плечами. — Тогда с тебя и начнём. Давай для примера возьмём ту твою рукопись, которую я уже переработала, да?

Лео кивнул, а я тут же извлекла из вороха приготовленных бумаг нужную страницу.

— Я не могу обвинить тебя в безграмотности, но пара претензий у меня всё-таки есть, — выдохнула, стараясь прогнать смущение. — Мне немного неловко говорить на эту тему, я небольшой знаток… э-э-э… мужских половых органов…

Пар от меня валил, наверное, как от столетнего паровоза, но я упорно продолжила, игнорируя многозначительные смешки:

— Хотя что-то мне подсказывает, что в повседневной жизни ни ты, Симба, ни кто-либо из присутствующих здесь не использует выражения «мoё орудие налилось кровью» или «хорошо бы найти ножны для моего крепкого меча». Или вот ещё, — я опустила глаза и процитирoвала:

— «Обещаю тебе, ты увидишь звёзды, когда гладкая головка моего орудия коснется трепещущего кусочка твоей нежной плоти».

Реакция на мои слова была примерно такой, как я и ожидала. Захохотали все, а Симба, кстати, громче всех.

— Это кто у тебя такой талант? — Тарасик шутливо стукнул приятеля по плечу. — Машка, что ли?

— Не Машка, — Симба смущённо улыбнулся мне. — Твоя правда, как-то… неестественно звучит.

— Ну отчего же? — тут же встрял Кудряшка Сью. — Дамочки в возрасте такое любят.

Я тут же достала копию рукописи Кудряшки. Её я читала только вчера, а потому хорошо помнила что именно меня в ней задело.

— Дамочки в возрасте, гoворишь? — переспросила я. — Ты, полагаю, ориентируешься на аудиторию помоложе…

— А то! — Айка блеснул белоснежной полоской зубов и нахально мне подмигнул. — Успела заценить?

Я пропустила тот момент, когда мы все перешли на ты, но искренне порадовалась, что по крайней мере одна стена между нами рухнула. Наклонила голову к плечу и, улыбнувшись в ответ, произнесла:

— А кақ же?! Хотя, должна заметить, ксилофилия — не мой конёк.

— Ксило… что?

— Ксилофилия, — любезно повторила я. — Сексуальное влечение к дереву.

Разгневанный Кудряшка Сью вскочил на ноги, а я, дождавшись, пока утихнет грянувший за моими словами хохот, пояснила:

— Прости, мой дорогой, но на тех десяти страницах текста, что ты мне принёс в четверг вечером, я три раза встретила выражение «горячий ствол», дважды «твёрдый и горячий ствол», один раз «напряжённый и гладкий», один «большой и горячий». И — внимание! — я коротко глянула в сторону успевшего расслабиться Симбы, а затем прочла с листа: