Кольцо с изумрудом
(Фантастика. Ужасы. Мистика. Том III) - Ходжсон Уильям Хоуп - Страница 37

Погода снова стихла; барка вышла на обычную работу. Теперь не стоило искать Небби. Барку остановили опять на старом месте; Закки сошел под воду. И вот, в сером полусвете подводного царства, он прежде всего увидел морского коня, все еще крепко привязанного к толстому растению.

Это было ужасно для Закки. Игрушка так напоминала ему Небби, что старику бессознательно показалось, будто мальчик где-нибудь вблизи; вместе с тем, смешное и уродливое неодушевленное создание послужило для него наглядным воплощением невыразимого одиночества и печали, охвативших его старое сердце. Через толстое стекло своего шлема он со злобой посмотрел на игрушку и уже замахнулся над ней своим топором; но в нем совершилась внезапная перемена; он наклонился, привлек к себе молчаливую палочку-лошадку и стал, как безумный, баюкать ее, точно это была не деревяшка, а его мальчик…

Шли дни; старый Закки стал спокойнее и покорнее судьбе; но он не отвязывал морского коня, который покачивался там, в полусумраке воды, прикрепленный к морской траве. С каждым днем Закки все усерднее искал чего-то кругом игрушки, и эти поиски постепенно начали ему казаться менее неблагоразумным и бесцельным занятием.

Прошли недели; привычка искать чего-то вокруг морского коня так вкоренилась в старика, что он стал это делать машинально. Закки подолгу оставался под водой, и это причиняло ущерб его здоровью. Когда Нед и Бинни упрекали старика за неблагоразумие, уговаривали его не оставаться так долго на дне моря, говоря, что в противном случае он поплатится за такую неосторожность, как все безумцы, — он отвечал им тупым рассеянным взглядом.

Только раз старый Закки дал им короткое объяснение; вернее, оно невольно вырвалось у него под влиянием силы его глубокого чувства:

— Я точно ближе к нему там, внизу, — бессвязно пробормотал он. И оба его помощника поняли; они уже и раньше смутно предполагали именно это.

Каждое утро, опускаясь на дно, Закки останавливался подле морского коня и прежде всего внимательно осматривал его со всех сторон. Раз он открыл, что хвост чудовища отклеился, но с помощью бечевки он тотчас же поправил беду. Иногда водолаз поглаживал голову коня своей громадной рукой и, видя, что игрушка покачивается от его прикосновения, бессознательно приговаривал про себя: «Гей, гей, конек!» По временам, когда он в своем неуклюжем костюме проходил мимо бывшего любимца Небби, конь начинал странно двигаться, и старик замирал на месте, напрягая свой слух, стараясь уловить что-нибудь в вечно безмолвной глубине…

Так прошло месяца два; Закки смутно чувствовал, что его здоровье разрушается, но это не встревожило старика; в нем зашевелилась приятная, хотя и неопределенная мысль, что, может быть, он скоро увидит Небби. Эта мысль была расплывчата, не отливалась в форму слов, однако, действовала на настроение старого деда и успокаивала его сердце. Раз, работая под водой, он тихо и бессознательно замурлыкал старую балладу о морских конях, сам удивился этому и тотчас же замолчал.

В этот день Закки раза четыре поймал себя на том же и тотчас же умолкал. Сперва ему делалось больно при воспоминании, которое вызывала старая песня; наконец, позабыв обо всем, он начал внимательно прислушиваться. Странная вещь: старому Закки показалось, что до него донесся напев баллады откуда-то извне, из водного полусумрака. Он повернулся, дрожа, и стал смотреть в сторону морского коня. Но там все было по-прежнему.

Это повторялось еще раз, два.

Вечерело. Вот старик снова услышал пение, но отказался поверить своим ушам и продолжал мрачно работать. Однако, скоро всякие сомнения исчезли: где-то в сером сумраке позади него пел пронзительный, нежный голосок. Закки слышал песню, слышал с поразительной ясностью, несмотря на свой шлем и окружающую его воду. Сильно дрожа, он повернулся…

Старик смотрел в серый сумрак, смотрел, почти не моргая. Казалось, звуки шли из темноты, собравшейся за маленькой зарослью подводных растений.

Странно: кругом Закки все почернело, все утонуло в мрачной и страшной темноте. Это прошло, и водолаз снова стал видеть, но как-то «по-новому». Светлый детский голосок замолк, но теперь рядом с морском конем мелькала маленькая, быстрая фигурка, и от ее прикосновения деревянная лошадь качалась и прыгала. Еще секунда — и детская фигура очутилась на морском коне, а сам конь освободился. Две детские ножки били его в бока, направляя в сторону Закки.

Закки представилось, будто он поднялся и побежал навстречу Небби, но мальчик повернул своего бойкого коня и, гарцуя, принялся описывать круги около деда, а сам громко, радостно пел:

«В морской глубине мчатся дикие кони…»

Голосок звучал весело; Закки почувствовал себя совсем молодым и безумно счастливым.

На палубе барки Нед и Бинни беспокоились. К вечеру погода стала портиться; налетал страшный черный шквал.

Бинни несколько раз пытался дать Закки сигнал подняться со дна, но старик обвел веревку кругом выступа скалы, поднимавшейся на дне, и потому Бинни не мог ничего сделать; вдобавок, на палубе не было второго водолазного костюма. Оставалось только ждать, ждать в жестокой тревоге, работать насосом и бесполезно ожидать условного сигнала.

В это время старый Закки спокойно сидел, угнездившись во впадине скалы, выступ которой он окружил веревкой, чтобы Бинни не давал ему сигналов. Старик не двигался… Нед работал без пользы, и в серой глубине непрерывная серия пузырьков воздуха выходила из громадного медного шлема.

Налетел шквал с дымкой дождя и пены, и старое безобразное судно закачалось, натягивая якорный канат, который вдруг треснул с легким звуком, затерявшимся среди рева непогоды. Ветер понес старую барку, понес с изумительной быстротой, и сигнальная веревка, а также воздушная трубка быстро выпрямлялись, убегая с громадных деревянных катушек; через несколько минут катушки лопнули, и их треск ясно прозвучал среди мгновенного затишья бури.

Бинни прошел было вперед, стараясь бросить новый якорь, но теперь опять с криком побежал назад. Нед все еще машинально работал насосом; в его глазах стояло выражение тупого, каменного ужаса, а помпа выгоняла бесполезную струю из разорванной трубки. Барка уже была на четверть мили от водолазного участка, и Бинни с Недом осталось только поставить парус и попытаться снова благополучно провести ее через песчаную мель.

В глубине моря старый Закки изменил положение — это случилось от толчка воздушной трубки; но дед был очень доволен, не только в данную минуту, а как, бывало, говорил Небби, доволен на «веки вечные».

Над мертвым стариком мчались и метались волны с белыми гребнями, точно дикие, ожесточенные белогривые морские лошади, восхищенные торжественностью бури, и яростно подкидывали деревянную палочку-лошадку, за которой тянулась длинная разорванная бечевка…

У. Фриман. Заклятый дом. Пер. 3. Ж<уравской>. // Всемирная панорама. 1915. № 345/48, 27 ноября. Ориг. загл. «Duvernay’s Bargain».

К. Герульд. Тени будущего. Пер. А. Ф. // Иллюстрированная Россия (Париж). 1931. № 4 (297), 17 января.

[Б. п.]. Портрет. Пер. Самойловой // Всемирная панорама. 1912. № 172/31, 3 августа.

Д. Роппс. Странный случай д-ра Овернье //Для Вас (Рига). 1934. № 44, 27 октября.

П. Милль. Роковая бонбоньерка. Пер. Т. Ш. // Синий журнал. 1913. № 30, 29 июля.

П. Милль. Аромат. Пер. И. Мандельштама // Милль П. Мамонт: Рассказы. М.-Л., 1926.