Дочь короля эльфов - Дансени Эдвард - Страница 26

• Предыдущая
• 26/52
• Следующая

Когда маленькая партия отправлялась дальше, фермеры, продавшие им плоды знакомых нам полей, с любопытством косились вслед ушедшим, словно не сомневались, что все, что услышали они от Нива, Зенда и Тила, рождено как чистой воды безумием, так и снами, навеянными полной луной.

Путники все время стремились вперед и искали новые и новые места, откуда открылась бы им граница Страны Эльфов, и с левой стороны доносились до них ароматы полей, которые мы знаем: сначала это были запахи фиалок из цветущих палисадников, затем — аромат белого шиповника, потом благоухание роз, и так продолжалось до тех пор, пока все другие запахи не перебил дух свежескошенного сена. Слева слышали они низкое мычание коров, далекие человеческие голоса, писк цыплят в траве — словом, все звуки, что слышны обычно вблизи благополучной, процветающей фермы; справа же неизменно расстилалась бесплодная, молчаливая равнина, полная камней, на которых не росли ни цветы, ни трава. И как бы далеко ни уходили путешественники от людских жилищ, Страна Эльфов продолжала упорно скрываться от них, и тогда на помощь им приходили песни Тила и неколебимая уверенность Нива.

Тем временем молва о походе Алверика распространилась по всем краям и весям, пока в конце концов не нагнала путешествующий отряд, и вскоре каждый человек, которого они встречали, знал их историю. Одни одобряли Алверика, как одобряют люди тех, кто посвятил все свои дни исполнению важного дела, а другие чествовали его как героя, но ни от тех, ни от других Алверик не требовал ничего, кроме провизии, и, получив ее, молча расплачивался и исчезал.

Так шел вперед его отряд. Подобно сказочным героям четверо путников вечно маячили на горизонте за глухими стенами домов и живыми изгородями ферм и серыми вечерами воздвигали среди унылых камней свою серую бесформенную палатку. Они подкрадывались бесшумно, как дождь, и исчезали, как плывущие над землей туманы. О них рассказывали шутки и песни, и последние пережили первые, так что в конце концов призрачный отряд Алверика сам стал легендой, которая навечно поселилась в тех краях, кочуя от фермы к ферме; и каждый раз, когда кто-то хотел подчеркнуть безнадежность предприятия, он вспоминал имя Алверика, которого люди то высмеивали, то поднимали на щит — в зависимости от того, какое в данный момент у них было настроение.

Все это время король эльфов был настороже, так как при помощи магии мог знать, когда меч Алверика окажется в опасной близости от Страны Эльфов. Однажды этот клинок уже потревожил покой его королевства, и король эльфов прекрасно умел распознавать плывущий в воздухе запах огнедышащего громового металла. Это от его магии он оттянул, спрятал подальше границы зачарованной земли, оставив лишь каменистые, безжизненные пространства там, где некогда блистала богатая чудесами прекрасная страна. Король понятия не имел, как далеко может зайти путешествующий человек, поэтому он сделал эти бесплодные пустыни такими широкими, что даже комета не смогла бы их пересечь. Покончив с этим делом, он вполне справедливо полагал себя в безопасности.

Но Алверик в своих странствиях забрался слишком далеко на север, и понемногу та сила, при помощи которой король эльфов заставил волшебную страну отступить, ослабла — точно так же луна, вызывая отлив, снова позволяет морю вернуться в привычные берега. И наконец настал такой момент, когда Страна Эльфов ринулась в свои прежние границы, словно вода, растекающаяся по выровненным прибрежным пескам. Окаймленная спереди узкой полосой сумерек, она накатывалась на каменистую пустошь, возвращаясь в свои вековечные пределы со всеми своими старинными песнями, забытыми сновидениями и древними голосами. Вскоре у самого края полей, которые мы знаем, снова появилась клубящаяся и мерцающая сумеречная граница, опоясавшая наш мир, словно бесконечный летний вечер, вернувшийся к нам из самого Золотого века.

Лишь на далеком унылом севере, где странствовал Алверик, бесконечные обломки скал все еще загромождали пустынные и голые пространства, так как Страна Эльфов вернулась могучим и полноводным потоком только к тем полям, от которых его меч и его одержимый отряд были достаточно далеко. Вблизи скромного домика старого кожевника и его соседей — всего-то через три нешироких поля — снова залегла зачарованная земля, переполненная всеми возможными чудесами, бесконечно богатая романтическими сокровищами, которые с такой жадностью ищут наши поэты. Эльфийские горы вновь взирали через границу столь безмятежно, словно их бледно-голубые пики никуда не исчезали. Вдоль границы как и раньше паслись единороги, которые то кормились в стране, что по праву считается домом всех легендарных животных, щипля лилии на склонах Эльфийских гор, то порой — особенно вечерами, когда все наши поля затихают — неслышно пересекали сумеречную границу, чтобы ухватить пучок-другой сладкой земной травы. Именно благодаря стремлению полакомиться земной травой, время от времени одолевающему единорогов, человеку стало известно о существовании этих животных, которых часто называют сказочными из-за того, что они рождаются и живут в Стране Эльфов. Лисицы, рождающиеся в полях, которые мы знаем, в определенное время года тоже пересекают границу или скитаются в ее сумеречном свете. Именно там они приобретают тот загадочный вид, который потом удивляет нас в наших полях. Кроме того, лисица в Стране Эльфов считается тварью такой же легендарной и сказочной, какими считаются единороги у нас.

Жители окраинных ферм редко видят единорогов — пусть даже неясно, и издали — потому что их лица постоянно обращены в сторону, противоположную Стране Эльфов. Чудеса, красоты, очарование волшебства, сказки о Стране Эльфов — все это годится только для того, кто обладает досугом, который он может потратить на изучение всего перечисленного, фермеров же полностью, без остатка, поглощали то заботы об урожае, то обычные, не легендарные животные, то солома для крыши, то живые изгороди, то тысячи других важных дел. К концу каждого года фермеры едва-едва выигрывали схватку с предстоящей зимой и потому отлично знали, что стоит им позволить своим мыслям хоть ненадолго устремиться к красотам Страны Эльфов, она увлечет их своими чудесами, заполнит собой весь досуг, так что у них не будет времени ни чтобы починить подтекающую крышу, ни подправить плетень, ни вспахать поля, которые мы знаем. И только Орион, то ли внимая голосам рогов, что по вечерам доносились из Страны Эльфов, то ли поддаваясь какой-то особенности своего эльфийского слуха, способного уловить в этих серебряных звуках некую недоступную обычным людям магическую гармонию, часто в одиночестве выходил в ночные холмы. Однажды, взяв собак, он забрел в дальнее поле, через которое протянулась сумеречная граница, и там обнаружил стадо единорогов, мирно щипавших нашу земную траву. Тогда, прокравшись за живой изгородью вдоль края какого-то поля и ведя за собой всю свору, Орион неожиданно выскочил между границей и одним из сказочных животных, отрезав ему путь назад в зачарованную страну. Это был тот самый единорог, который, сверкая ослепительно-белой шеей и роняя клочья пены, казавшейся серебряной в звездном свете, с фырканьем и топотом промчался через долину Эрл. Он бежал, словно вдохновение, словно предзнаменование перемен, словно юный принц из восходящей к власти новой династии в задавленной традициями стране, словно благая весть о только что открытой счастливой земле, найденной где-то за морями неожиданно вернувшимися моряками.

Мало какое событие может произойти в деревне так, чтобы о нем потом не судачили и не рядили. Так вышло и с единорогом. Трое или четверо, видевшие его скачущим в звездном свете, рассказали об этом своим домочадцам, а те тут же побежали по соседям, чтобы поведать о добром предзнаменовании. В Эрле же все странные события считались добрыми — главным образом благодаря разговорам и пересудам, которые они вызывали; разговоры же считались совершенно необходимыми, чтобы коротать долгие вечера, когда вся работа закончена и делать больше нечего. О единороге же можно было говорить особенно долго.

• Предыдущая
• 26/52
• Следующая