Когда охотник становится жертвой (СИ) - Грэм Анна - Страница 3

— И что потом? Ты узнаешь имя, и что потом?

— Всё то же.

Эйса резко оборачивается к Оливеру, видя, как тот невозмутимо облизывает жирные после цыпленка пальцы. Он приехал сюда убивать. Убивать того, кто посмел встать на пути Человека. Одним трупом Беккета и перспективой трупа Кинг дело не ограничится. Ривера не понаслышке знает, как далеко он готов зайти.

— А если он не один? Если он тебе не по зубам, что тогда?

Закон противодействия никто не отменял, особенно учитывая то, как крепко взялись за Холта федералы. Правительство США не рядовой мексиканский наркокартель, его не напугать парой заказных убийств. Эйсе до дрожи в руках хочется знать, что будет, если всё рухнет. Если эта пищевая цепочка с Человеком во главе перестанет существовать. И что будет делать Данэм, если это случится.

— Что ты хочешь?

Оливер оставляет коробку и смотрит на неё взглядом, не сулящим ничего хорошего. Но Эйса, как скоростной состав, летящий с горы с отказавшими тормозами, уже не может остановиться.

— Хочу знать, что у вас с ним? Что у вас с Человеком? — она со скрипом отодвигает стул и садится напротив. Найденный жетон не даёт ей покоя, и пусть Данэм от этих вопросов явно теряет аппетит. Она глядит на него в ответ нагло, с вызовом, как дворовая кошка, которую пригрели по зиме и которая теперь считает себя полноправной хозяйкой квартиры. Ей нечего терять, кроме гордости. Да и её уже почти нет.

— Переживаешь, кто будет спасать твой зад, если план не сработает? — Оливер чётко считывает её волнение, облекает в слова причины, по которым она вообще завела этот разговор и которые сама никак не могла обозначить. Славный у них тандем, ничего не сказать, вот только обстоятельства, при которых он сложился, дерьмовее некуда.

— Я не верю, что ты с ним, потому что он вытащил тебя из-под трибунала. Тебе всё это нахер не надо. Ты бы жрал, пил, курил, трахал шлюх, а после героически захлебнулся бы собственной блевотиной где-нибудь под мостом.

— Не будет его, не будет меня. Всё просто, — Данэм пожимает плечами, со стоическим спокойствием выдавая очередную отмазку. Но что-то ей подсказывает — дрогнувший мускул на лице или на мгновение помрачневший взгляд — что в ней есть доля правды.

— Слишком даже, — фыркает Ривера, подтаскивая к себе одну из коробок. Не прерывая с Данэмом зрительного контакта, она втыкает в вилку в салат, словно в сердце заклятому врагу.

— Милая, ты не сможешь продать эти сведения. Они ничего не стоят. Займи лучше свою голову чем-нибудь другим, — выдаёт Оливер, заставляя Риверу подавиться воздухом от возмущения.

— Не думай, что знаешь меня хорошо.

— Ты тоже.

Данэм встаёт из-за стола, отнимает у неё бутылку и делает несколько больших глотков. Вина остаётся меньше половины, Эйса смотрит в сторону второй, нераспечатанной, понимая, что одной сегодня ограничиться не выйдет. Их чудовищно сложные взаимоотношения напоминают сделку, в которой стороны никак не могут сойтись в цене, и Эйса впервые не может предложить свою ставку. Она утыкается в салат, решив, что проигранный раунд аппетиту не помеха.

Данэм берёт ключи и мобильник, явно намереваясь покинуть квартиру.

— Попытаешься уйти, сама знаешь, что с тобой будет, — предупреждает он, и Ривера разворачивается к нему всем корпусом, зло бросая вилку на стол.

— Тебе в кайф, что я от тебя завишу, да?!

— Мне забавно, как ты пытаешься всеми силами доказать, что это не так, — с едкой улыбкой он закрывает за собой дверь. Ривера насилует штопором бутылку до тех пор, пока пробка не превращается в крошево.

***

То, что происходит между ними, похоже на безумие.

Утро лениво наползает на город, солнце проникает сквозь задернутые шторы, погружая спальню в мягкий, рассеянный полумрак. Ветер приносит с океана запах соли, а с улиц — асфальтовую пыль и жар разгорающегося дня. Лень дотянуться до пульта и лень надавить на кнопку, чтобы включить кондиционер, несмотря на то, что по спине уже течёт пот. Кайлу не хочется возвращаться в реальность ради мелких бытовых вопросов, ему хочется провести в этом безумии как можно больше времени.

Кали жарко, но она словно расплавилась, растеклась по промокшей простыне и по подушке, не в силах пошевелиться. Она давно потеряла счёт времени. Уже забыла, каково это вообще, когда колени сомкнуты, а ноги сведены вместе. Как это ходить без опоры на чью-то руку и как это вообще ходить, а не лежать. Безумие давно выбило её из реальности, Рейес не представляет, как будет вытаскивать себя на улицу — она ощущает себя одичавшей, словно год прожила в лесу.

Не вынимая из неё пальцев, Кайл отвлекается, чтобы коснуться губами внутренней стороны её бедра. Кали там самая чувствительная — от одного невесомого поцелуя она ахает и вздрагивает, от следующего смеётся, пытаясь вырваться, потому что щекотно. Его горячий язык возвращается обратно, раздвигает налитые кровью складочки, начинает двигаться быстрее, настойчивее. Кали чувствует, что у неё шумит в голове и сохнет в горле, до разрядки остаётся пара ударов сердца. Тело рефлекторно вздрагивает, рот кривится в беззвучном крике — у неё, кажется, начинает пропадать голос. Колени сгибаются, поджимаются к груди, тело гнется дугой и мечется по постели, Кали едва сдерживает себя, чтобы не отпихнуть Кайла ногой — организм инстинктивно защищается от слишком сильных ощущений.

Его пальцы липкие, а губы сладковатые от её смазки — когда он возвращается к ней, Кали сцеловывает с них свой вкус.

— У меня такого не было никогда, чтобы пару минут… — и чтобы так часто и так бурно. На остаток фразы Кали не хватает дыхания, слова срываются на бессвязный шёпот. — Ты мне снишься, тебя не существует.

— Кали… — он словно забывает что хотел сказать. В голове абсолютная пустота, редкие вспышки сознания заполняются её дыханием, ощущение горячего, мокрого тела под его телом, её ладонями, ласкающими его лицо, её голосом, произносящим его имя так, что можно сойти с ума.

Расставив колени по обеим сторонам её головы, Кайл имеет её в рот так глубоко, как она позволяет. Её беззащитность вместе со взглядом грязной, пресытившейся девки сводят с ума, раззадоривают ещё сильнее, как и то, что Кали такая для него одного. Он кончает ей на шею, на лицо, на приоткрытые губы, стараясь не попадать на веки, иначе зальет глаза, они покраснеют, как после хорошего удара. Вряд ли Кали это понравится. Хотя какое там старается, соображалка ни черта не работает.

— Кали, ты нечто. Просто нечто.

Она смешно фыркает, стирая вязкие капли со своего лица прямо ладонью, улыбается, говоря, что эта штука вроде как омолаживает кожу. Кайл улыбается тоже, хватая забытое на столике кухонное полотенце, чтобы помочь ей.

— Когда тебе на работу? — Кали обнимает его, кладёт голову ему на плечо. В этом её движении ощущается необъяснимая грусть. Реальность неумолимо надвигается, обязательства напоминают о себе, мир вокруг никуда не девается, как бы ей того ни хотелось. Придётся расстаться, пусть даже на время его смены.

— Завтра. К шести утра.

Кали обнимает его крепче. Кайл, прикрыв глаза, выдыхает аромат её волос, гладит по спине. Опустошенность, умиротворение и лёгкая грусть от того, что безумие отступает — Кайлу хочется отмотать время назад, чтобы пережить его снова или наоборот, погнать вперёд, чтобы узнать, что будет дальше.

— Хорошо, — она чмокает его в губы, поднявшись на вытянутых руках. — Надо бы в прачечную бельё закинуть.

Это верно. Если простынь хорошенько просушить, её можно будет ставить, облокотив о стену, как кусок фанеры.

Кали встаёт с постели, лениво протягивается, вставая на носочки. Её тёмные волосы сильно кудрявятся от влаги. Когда она поднимает над головой руки, её округлая, упругая грудь становится ещё привлекательнее. Немыслимо красивая девчонка.

— Мне нужно в бар заглянуть, — заметив, как посерьёзнел его взгляд добавляет. — Я знаю, тебе это не очень нравится, но сам понимаешь, — она пожимает плечами, надеясь, что объяснять не придётся. Лезть в бутылку и доказывать свою независимость смысла не имеет никакого, Кали просто не хочет, чтобы он взваливал её проблемы на себя. — Что делать с ключами?