Убийство на Неглинной - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 74

• Предыдущая
• 74/98
• Следующая

На Ново– Кунцевское кладбище Турецкий приехал немного пораньше начала ритуальных действий: хотел оглядеться и выбрать для себя удобную позицию. У толстой тетки, работающей под азербайджанским присмотром, выбрал десяток гвоздик -меньше показалось несолидным в его положении, и озадачился названной ценой. Но отступать было уже и вовсе несолидно.

Возле кладбищенской конторы уже стоял ритуальный автобус, кучковалось полтора десятка человек: все были одеты добротно, переговаривались негромко, как и положено в таком месте. Капитан милиции, затянутый в белую сбрую, выгонял заехавшие на площадку перед конторой иномарки. Видать, ожидали более важных посетителей, и сошке помельче находиться тут было не положено. Ну что ж, как везде: до той поры, пока в землю не зароют, существует ранжир. Сам Турецкий предусмотрительно припарковался далеко на выходе, перед поворотом на дорогу, ведущую к кладбищенским воротам, возле которых прохаживались милицейский полковник и парочка скучающих граждан в штатском. На вопросительный взгляд одного из них Турецкий без рассуждений достал и показал удостоверение, где на фотографии он был изображен в форменном мундире с погонами старшего советника юстиции. Тот профессиональным жестом взял удостоверение, глазами – на фото, на Турецкого, обратно, звучно закрыл, вернул хозяину и одним движением век разрешил проход. Небось из президентской охраны, решил Александр Борисович. Неужто сам решил приехать на последние проводы?… Да нет, вряд ли, тогда бы уже всю дорогу сюда оцепили, а тут посадили бы под каждый куст по топтуну.

Турецкий неторопливо дошел до автобуса, но присоединяться к важным мужчинам не стал. Правда, несколько человек показались ему знакомыми, но это, возможно, по фотографиям в газетах или по телевизионным новостям. Чуть особняком от остальных стояли трое: один высокий, плотный такой, и двое пониже – молодой и толстый, постарше, с холеной, а-ля рюс бородой. Вот она – истинная власть, усмехнулся про себя Турецкий. Дубровский, Потапов и Винокуров – три ведущих банкира, Центробанк, «Универсал» и Международный коммерческий. В кои-то веки без протокола! А их что привело сюда? Какие нити связывали с покойным? А может, ничего подобного и не было… Кто он для них – очередной приватизатор, распродающий государственную собственность, чтобы любыми возможными способами наполнить госбюджет? Или идейный соратник, павший жертвой межбанковской войны? Черт их всех разберет. Впрочем, возможен и такой вариант: здесь собрались те, которые хотят быть абсолютно уверенными, что слишком решительного вице-премьера действительно положат в землю и придавят сверху камнем, чтоб не выбрался наружу. Но это уже мистика. Хотя Меркулов намекал и на такую возможность. Неизвестно, конечно, как кто, но уж Потапов должен быть многим обязан Нечаеву, если судить по оценкам деятельности банка «Универсал» в прессе. Вероятно, у него имеется причина для глубокого сожаления.

Дальнейшие размышления на эту тему неожиданно прервала стройная женщина, вышедшая из автобуса. Она направилась к Александру Борисовичу, и он, лишь вглядевшись, с удивлением узнал Инессу Алексеевну, вдову Нечаева. Да и мудрено было узнать. Там, дома, он видел усталую, поникшую серенькую птичку, вызывающую желание погладить по гладким белесым волосам, пожалеть, сделать какое-нибудь доброе дело, согреть ей сухие ладошки. А сейчас перед ним стояла довольно эффектная дама в отлично сшитом пальто, сапожках на высоченной платформе, отчего она казалась гораздо выше ростом, и с узкой черной повязкой на голове. Увидев взгляд Турецкого, она едва заметно, сдержанно улыбнулась – видно, довольная произведенным впечатлением.

– Извините за несколько сомнительный комплимент, – сказал Турецкий, – но вы сегодня гораздо лучше выглядите. Я очень рад за вас. А постигшая вас беда – что ж делать… Есть вещи, вернуть которые невозможно, остается принять это как данность.

– Я уже смирилась, – легко вздохнула она. – Спасибо, что не забыли. Там, в автобусе, Мишины родители, я вас познакомлю. Они очень милые старики. Увидела сейчас вас из окошка и даже обрадовалась: ну вот, хоть один человек по-человечески, а не потому, что надо уровень соблюсти.

– Да… – только и смог ответить Турецкий. – А сейчас что же, ожидают высокое начальство? Я смотрю – банкиры собрались!

– А это все, как я поняла, такая своеобразная шутка нашего президента. Уже был ведь траурный митинг, знаете? Ах, вы не в курсе! Тогда я должна обязательно рассказать вам… Час с небольшим назад гроб доставили в Кунцевскую, ну, вы знаете, загородную «кремлевку». Туда же прибыли президент, Михеев, Басов, – словом, вся их команда. Наш с вами царь и бог с трудом произнес несколько фраз, но – искренне, с болью, это было заметно. Потом еще говорили другие. Все очень официально, торжественно… А после, когда закончили и надо было выносить венки и корзины с цветами, президент как-то непонятно сказал о том, что он отдал долг, ну а проводить до конца не сможет, есть народ помоложе: вот тот же Виталий Сергеевич, Альфред Николаевич, господа банкиры, прочие всякие, так что давайте, мол, двигайте. Было бы очень смешно, если бы не было так грустно, вот уж воистину… Мы уехали, а Михеев, возможно, задержался по каким-то своим делам. Теперь ждем, нельзя ж просто так взять да опустить гроб в могилу. Там, у могилы, уже и оркестр выстроился. А в автобусе, кроме нас, почетный караул, молодые люди из охраны и те, кто гроб понесут. Гаврила Афанасьевич, отец Миши, настоял на том, чтобы не кремировать. Вот такие дела, Александр Борисович. А что у вас слышно? По вашей линии?

– Работаем, – лаконично ответил Турецкий. – Надеемся, что расследование будет успешным. В том смысле, – поправился он, – что преступников сможем назвать.

– Просто назвать? – с легкой иронией спросила Инесса Алексеевна.

– Ну а как же? Ведь наказываем не мы, а суд.

– Да, да, конечно… А, ну вот, кажется, и приехали, – она обернулась к подъезжающему по длинной аллее огромному черному правительственному лимузину, за которым гуськом двигался еще с десяток больших машин. Неизвестно откуда вдруг появились одинаковые рослые мужчины – за могилами, что ли, прятались? Обычных кладбищенских посетителей не было видно, значит, на всякий случай очистили территорию.

– Я вас хочу попросить, если можно, не оставляйте меня, – быстро сказала Инесса. – Так, где-нибудь рядом, пожалуйста.

– Разумеется, – поклонился Турецкий. – Наверное, надо подойти к автобусу…

Появился некий распорядитель, и протокольная машина завертелась. Да, в этом деле все было уже давно отлажено. Выстроились пары, несущие портрет покойного в траурной рамке, венки и цветы, поднялся над плечами черно-красный гроб, ударил барабан, грянули трубы невесть каким образом возникшего словно из-под земли оркестра, и процессия двинулась к могиле. Идти пришлось неблизко. Филиал Новодевичьего, как его называли, быстро разрастался.

Последний траурный митинг состоялся уже возле свежевырытой могилы. Михеев с суровым и жестким лицом будто бросал тяжелые слова о чести и долге, которым Нечаев не изменял. От имени всех и от себя обещал довести дело до конца. Какое дело и до какого конца – каждый был волен понимать по-своему. Турецкий скользил глазами по сосредоточенно-постным физиономиям провожающих и вдруг на миг представил себе, что игра продолжается – большая, страшная, втянувшая всех присутствующих тут в свой круговорот, и никому из них нет из нее выхода, а следующим, вот так же выставленным в последний раз для всеобщего обозрения, будет тот, кто нарушит ее правила. Господи, зачем мне такая жизнь?! А чем ты можешь обезопасить себя? Только одним – не играй в чужие игры…

В этот момент, оторвав Турецкого от наблюдений, вдруг заверещал «сотовик» в кармане. Поймав на себе недовольные взгляды, Турецкий быстро ретировался. Оказывается, звонил Грязнов…

Стараясь говорить проникновенно, выступали другие ораторы, играл оркестр, возвышался в одиночестве засыпанный цветами гроб. Наконец и эта часть положенного ритуала закончилась, состоялось традиционное положенное прощание, во время которого дюжие ребятки вежливо и ловко отвели от гроба громко причитающую старушку мать, а официальные лица с мрачным видом наклонялись близко к покойному, словно принося ему клятвы верности. И, слава Богу, вопреки установившемуся обычаю, здесь не оказалось представителей духовенства, – как позже узнал Турецкий, родители Нечаева были нормальными атеистами и, в прошлом, партийными работниками. Как, впрочем, и большинство присутствующих здесь сегодня. Поэтому все действо завершилось чинно и просто – по-советски.

• Предыдущая
• 74/98
• Следующая